фактами физики, достаточными для создания паровой машины, но все свелось к игрушке Герона
Александрийского [84 — Герон Александрийский (ок. I в.) — математик и инженер, изобретатель
технических устройств, приводимых в движение нагретым или сжатым воздухом или паром. Эти
механизмы употреблялись в основном в конструкциях механических игрушек.
].
Причина в том, что у римлян не было принудительной необходимости двигаться дальше. Нужда
появилась только с колоссальным разделением труда и ростом специализации в девятнадцатом веке.
Точно так же духовная нужда привела в наше время к «открытию» психологии. Психические факты
существовали, конечно, и раньше, но они не привлекали к себе внимания — никто их не замечал,
люди вполне обходились без них. Но сегодня нам уже не обойтись без науки о душе. Медики были
первыми, кто осознал эту истину. Для священника душа представляет собой лишь нечто
соответствующее или не соответствующее признанной форме или системе верований. Он должен
обеспечить нормальное функционирование последней. Пока эта система истинно выражает жизнь,
психология может быть только техническим помощником здоровой жизни, душа не рассматривается как
фактор жизни. Пока человек живет как стадное животное, у него вообще нет собственной души — она
ему и не нужна, исключая обычное верование в ее бессмертие. Но стоит человеку выйти за рамки
любой локальной формы религии, в которой он был рожден, — как только религия перестает
охватывать его жизнь во всей полноте, — душа становится фактором по своему собственному
праву, с нею уже не обойтись привычными мерами. По этой причине мы имеем сегодня психологию,
основанную на опыте, а не на догматах веры и не на постулатах какой-нибудь философской системы.
Сам факт существования такой психологии является для меня симптомом глубинных конвульсий,
происходящих в коллективной душе. Ибо изменения в коллективной душе происходят по тому же
образцу, что и изменения в индивидуальной. Пока все идет хорошо, и наша психическая энергия
находит адекватные и отрегулированные пути для выхода, нас ничто не тревожит изнутри. Нас не
осаждают сомнения и неуверенность, мы не знаем внутренней раздвоенности. Но стоит заблокировать
один—два канала психической активности, как появляются закупорки, поток энергии устремляется
вспять, против течения, внутренний человек желает иного, чем внешний, мы в войне с самими собой.
Только тогда, в этой нужде, мы обнаруживаем психику как нечто препятствующее нашей воле, нечто
странное и даже враждебное нам, несовместимое с нашим сознательным видением.
На этот процесс самым ясным образом указывают разработки Фрейда. Первое, что он обнаружил,
было существование сексуально извращенных и преступных фантазий, совершенно несовместимых с
сознательным миросозерцанием цивилизованного человека. Того, кто действовал в согласии с этими
фантазиями, считали бунтовщиком, преступником или сумасшедшим. Мы не можем считать, что эта
сторона бессознательного или глубинных регионов человеческой психики появилась лишь в недавнее
время. Вероятно, эти фантазии всегда присутствовали в любой культуре. Хотя у каждой культуры
имелся свой разрушительный противник, Герострат, сжигавший ее храмы, ни одна культура до нашей
не была столь неумолимо принуждена считаться с этими подводными течениями психики. Душа в них
была лишь частью какой-нибудь метафизической системы. Но человек, осознавший свою современность,
отныне не может удерживаться от признания могущества психики, с каким бы усердием и
настойчивостью он ни защищался от этого. Наше время тем самым отличается от всех остальных
времен. Мы не в состоянии более отрицать, что темные движения бессознательного являются
активными силами, что есть силы души, которые, по крайней мере, на данный момент, не
соответствуют нашему рациональному миропорядку. Мы даже вознесли их до уровня науки — еще одно
доказательство того, насколько серьезно мы их принимаем. Предшествовавшие века могли, не
замечая, отбрасывать их в сторону; для нас они сделались плащом Несса, который мы не можем
оторвать от кожи.
Революция, привнесенная в наше сознание катастрофическими результатами мировой войны,
проявляется в нашей внутренней жизни как потрясение веры в себя и в нашу собственную значимость.
Мы привыкли смотреть на иностранцев как на закосневших в политических и моральных грехах, но
современный человек вынужден признать, что политически и морально он ничуть не лучше других.
Если раньше я считал, что моим долгом было призывать других к порядку, то ныне я понимаю, что
мне нужно призвать к порядку самого себя, что для начала мне необходимо привести в порядок свой
собственный дом. Я уже давно готов признать это, так как слишком хорошо сознаю, насколько
поблекла моя вера в рациональную организацию мира — древний сон о тысячелетнем царствии мира
и гармонии. Скептицизм современного человека охладил энтузиазм к политике и мировым реформам;
более того, скептицизм представляет собой наихудшее основание для беспрепятственного перетекания
психической энергии во внешний мир — также как сомнение в моральности друга причиняет ущерб
нашим взаимоотношениям и затрудняет их развитие.
Скептицизм отбрасывает современного человека к самому себе — энергия течет к своему истоку,
столкновения и водовороты выносят к поверхности те психические содержания, которые имелись во
все времена, но лежали, прикрытые илом, на дне, пока ничто не препятствовало течению. Насколько
иным представлялся мир средневековому человеку! Земля была для него от века неподвижной,
покоящейся в центре Вселенной; вокруг нее вращалось Солнце, заботливо наделяя ее теплом. Люди
были детьми Божьими, на них распространялась любящая забота Всевышнего, приготовлявшего их к
вечному блаженству; все точно знали, что они должны делать, как им вести себя, чтобы подняться
из тленного мира к нетленному, полному радости бытию. Жизнь такого рода уже не кажется нам
реальной, даже в наших сновидениях. Наука давно изодрала в клочья эту прекрасную завесу. Тот
век еще более далек от нас, чем наше детство, когда наш собственный отец казался самым
прекрасным и самым сильным существом на земле.
Современный человек утратил метафизическую уверенность своего средневекового собрата, на
ее место он поставил идеалы материального благоденствия, безопасности, гуманизма. Но любому
желающему ныне сохранить в нетронутости эти идеалы необходима инъекция основательной дозы
оптимизма. Даже безопасность осталась за бортом, ибо современный человек увидел, что каждый
шаг в направлении материального «прогресса» постепенно увеличивает угрозу все более страшной
катастрофы. Воображение в ужасе отшатывается от такой картины. Но что мы должны думать, глядя,
как огромные города совершенствуют сегодня свою оборону от газовых атак и даже устраивают
костюмированные репетиции? Это означает лишь, что такого рода атаки уже запланированы и
предусмотрены, как всегда, по принципу: «во время мира готовься к войне». Стоит человеку
накопить достаточное число разрушительных машин, и дьявол, что сидит внутри него, скоро
начнет искушать его пустить их в ход. Хорошо известно, что ружья начинают сами стрелять — стоит
лишь накопить достаточное их число.
Свидетельства действия ужасного закона, управляющего всем миром, названного Гераклитом
«взаимосбегание противоположностей», прокрадываются в сознание современного человека обходными
путями, нагоняя на него страх и парализуя его веру в эффективность социальных и политических
мер перед лицом этих титанических сил. Заглянув в тайники собственной психики, он обнаружит
ужасающее зрелище слепого мира, где чаша весов склоняется то к строительству, то к разрушению,
хаос и тьму. Наука разрушила даже это последнее убежище: то, что раньше было тихой гаванью,
оказывается теперь сточной ямой.
И все же мы чувствуем чуть ли не облегчение, когда находим столько зла в глубинах
собственной души. Наконец-то, полагаем мы, найден корень всех зол человечества. Хотя поначалу
мы шокированы и разочарованы, мы по-прежнему считаем, что если уж это элементы нашей психики,
то мы более или менее справляемся с ними, можем подправить их или, в крайнем случае, эффективно
подавить. Мы охотно предполагаем, что, преуспевая в подавлении, мы выкорчевываем из мира
какую-то порцию зла. Принимая во внимание широкую распространенность науки о бессознательном,
каждому