ключ, и палка, или таран, — и это обстоятельство само по себе также значимо.
Всякий раз задача заключается в том, чтобы понять, почему ключ был предпочтен палке или
тарану. И иногда в результате оказывается, что содержание сна означает вовсе не сексуальный
акт, а имеет другую психологическую интерпретацию.
Рассуждая таким образом, я пришел к выводу, что в интерпретации сна должен принимать
участие лишь тот материал, который составляет ясную и видимую его часть. Сон имеет свои
собственные границы. Его специфическая форма говорит нам, что относится ко сну, а что
уводит от него. В то время как «свободная ассоциация» уводит от материала по некой
зигзагообразной линии, метод, разработанный мной, больше похож на кружение, центром которого
является картина сна. Я все время вращаюсь вокруг картины сна и отвергаю любую попытку
видевшего сон уйти от него. Снова и снова в своей профессиональной работе я вынужден
повторять: «Вернемся к вашему сну. Что этот сон говорит?».
Например, моему пациенту приснилась пьяная, растрепанная вульгарная женщина. Ему
казалось, что эта женщина — его жена, хотя на самом деле его жена была совсем иной. Внешне
сон представляется абсолютной бессмыслицей, и пациент отвергает его, считая полной ерундой.
Если бы я, как врач, позволил ему начать процесс ассоциаций, он неизбежно попытался бы уйти
как можно дальше от неприятного намека своего сна. В этом случае он закончил бы одним из
своих ведущих комплексов — комплексом, который, возможно, не имел ничего общего с женой, и
тогда мы ничего бы не узнали о значении этого сна.
Что же тогда пыталось передать его бессознательное с помощью своего с очевидностью
ложного заявления? Ясно, что оно как-то выражало идею дегенерировавшей женщины, тесно
связанной с жизнью пациента, но так как проекция этого образа на его жену была неоправданной
и фактически неверной, я должен был поискать в другом месте, дабы обнаружить, что же собой
представлял этот отталкивающий образ.
Еще в средние века, задолго до того, как физиологи выяснили, что в каждом человеке
наличествуют мужские и женские гормональные элементы, говорилось, что «каждый мужчина
несет в себе женщину». Этот женский элемент в каждом мужчине я назвал «Анима». Женский
аспект представляет определенный подчиненный уровень связи с окружающим миром и, в
частности, с женщинами, уровень, который тщательно скрывается от других и от себя. Другими
словами, хотя видимая личность человека может казаться совершенно нормальной, он может
скрывать от других — и даже от самого себя — плачевное положение «женщины внутри».
Именно так и обстояло дело с моим конкретным пациентом: его женская сторона пребывала не
в лучшей форме. Его сон фактически сообщал ему: «Ты в известном смысле ведешь себя, как
падшая женщина», и тем самым давал ему необходимый шок. (Этот пример, конечно, не должен
быть понят как доказательство того, что бессознательное озабочено «моральными» нарушениями.
Сон не говорил пациенту: «Веди себя лучше», — а просто пытался уравновесить перекошенную
природу его сознательного разума, который поддерживал фикцию, что пациент — совершенный
Легко понять, почему сновидцы склонны игнорировать и даже отрицать послания своих снов.
Сознание естественно сопротивляется всему бессознательному и неизвестному. Я уже указывал
на существование среди первобытных племен того, что антропологи называют «мизонеизм», —
глубокого и суеверного страха нового.
Примитивные люди проявляют совершенно животные реакции на непредвиденные события. Но и
«цивилизованный человек» реагирует на новые идеи зачастую так же: воздвигая психологические
барьеры, дабы защитить себя от шока встречи с новым. Это легко наблюдать в любой
индивидуальной реакции на собственный сон, когда оказывается необходимым допустить некую
неожиданную мысль. Многие пионеры в философии, науке и даже в литературе были жертвами
врожденного консерватизма своих современников. Психология — весьма молодая наука, и,
поскольку она пытается иметь дело с бессознательным, она неизбежно встречает мизонеизм
в его крайнем проявлении.
Прошлое и будущее в бессознательном
Итак, я обрисовал некоторые из принципов, на которых зарождается мое отношение к проблеме
снов, и поскольку мы хотим исследовать способность человека к продуцированию символов, сны
оказываются самым главным и доступным материалом для этой цели. Два основных положения,
которые необходимо учитывать при работе со снами, суть следующие: первое — сон следует
рассматривать как факт, относительно которого нельзя делать никаких предварительных
утверждений, кроме того, что сон имеет некоторый смысл; и второе — сон есть специфическое
выражение бессознательного.
Вряд ли можно сформулировать данные положения более скромно. Неважно, сколь незначительным,
по чьему-либо мнению, может быть бессознательное, в любом случае следует признать, что оно
достойно исследования, сродни вши, которая, при всем к ней отвращении, все же вызывает живой
интерес энтомолога. Если кто-нибудь с малым опытом и знанием снов полагает, что сон — это
хаотическое, бессмысленное событие, то он, конечно, волен полагать и так. Но если допустить,
что сны являются нормальными событиями (каковыми они и являются на самом деле), то необходимо
признать, что сны имеют рациональное основание для своего возникновения, или же
целенаправленны, или же и то и другое вместе.
Посмотрим теперь более внимательно на те пути, которыми связаны в мозгу сознательное и
бессознательное. Возьмем общеизвестный пример. Внезапно вы обнаруживаете, что не можете
вспомнить нечто, что только что хотели сказать, хотя перед тем ваша мысль была совершенно
ясна и определенна. Или, скажем, вы хотите представить своего друга, а его имя выпало из
головы в момент, когда вы собирались его произнести. Вы объясняете это тем, что не можете
вспомнить, фактически же мысль стала бессознательной или даже отделилась от сознания. Мы
обнаруживаем подобные явления и в связи с нашими органами чувств. Достаточно слушать
непрерывную ноту на границе слышимости — и звук то возобновляется, то периодически
прекращается. Эти колебания обусловлены периодическими уменьшениями и повышениями нашего
внимания, а отнюдь не изменениями звука. Но, когда нечто ускользает из сознания, то перестает
существовать не в большой степени, чем автомобиль, свернувший за угол. Последний просто
выпал из поля зрения, и так же как мы можем увидеть его позже вновь, так вспоминается и
временно забытая мысль.
Таким образом, часть бессознательного состоит из множества временно затемненных мыслей,
впечатлений, образов, которые, невзирая на утрату, продолжают влиять на наше сознание.
Отвлеченный чем-либо, с «отсутствующим сознанием», человек может за чем-либо отправиться по
комнате. Внезапно он останавливается озадаченный, — он забыл, что ему нужно. Его руки шарят
по столу как во сне: человек забыл свое первоначальное намерение, хотя бессознательно
руководим, управляем им. И вот он вспоминает, чего, собственно, хотел. Бессознательное вновь
вернуло ему утраченную цель поиска.
Если вы наблюдаете поведение невротика, то можете видеть его совершающим некоторые
поступки по видимости сознательно и целенаправленно. Однако если вы спросите его о них,
то обнаружите, что он или не осознает их, или имеет в виду нечто совсем другое. Он слушает
и не слышит, он смотрит и не видит, он знает, однако не осознает. Подобные примеры столь
часты, что специалист понимает, что бессознательное содержание разума ведет себя так, как
если
