бессмертия?»

Он делает своим топором могучий лязгающий удар по камню.

Из.: «Исчезни, жалкое оружие. От тебя мало толку. Как можешь ты быть использовано против бесконечности, против вечного ничто и против ненаполняемого? Ничего не осталось для тебя ,чтобы покорить. Раздави себя, это того стоит!»

(На Западе солнце садится окутанное пылающими облаками в  ярком кровавом цвете.)

«Итак уходи солнце, трижды проклятый Бог и заверни себя в свое бессмертие!»

(Он хватает отколотый кусок топора с земли и швыряет его по направлению к солнцу.)

«Вот тебе твое жертвоприношение, твое последнее жертвоприношение!»

Он в отчаянии, всхлипывает, как ребенок. Я стою, трясясь, едва осмеливаясь  пошевелиться.

Из.: «Несчастный червь, где ты всосал этот яд?»

Я: «O, Издубар, самый могущественный, то, что ты называешь ядом это наука. В нашей стране мы воспитаны на ней с самого детства, и это может быть причина, почему мы не расцвели полностью и остаемся недоразвитыми. Однако когда я вижу тебя, мне кажется, что мы все как-то отравлены.»100

Из.: «Никакое существо никогда не одерживало верх надо мной, никакое чудовище не устояло перед моей силой. Но твой яд, червь, который ты оставил на моем пути искалечил меня до мозга костей. Твой магический яд сильнее, чем армия Тиамат.»101 (Он лежит как парализованный, распростершись на земле.) «Вы Боги, помогите, здесь лежит ваш сын, скошенный укусом невидимой змеи в пяту. O, если я бы только мог раскрошить тебя когда увидел и никогда не слышать твоих слов.»

Я: «O Издубар, великий, презренный если бы я знал что мое знание так скосит тебя я бы придержал свой язык. Но я хотел сказать правду.»

Из.: «Ты называешь яд правдой? Яд это правда? Или правда это яд? Не говорят ли наши астрологи и священники тоже правду? И в тоже время это не действует как яд.»

Я: «O Издубар, опускается ночь, здесь будет холодно. Должен ли я позвать на помощь людей?»

Из.: «Будь как есть, вместо этого ответь мне.»

Я: «Но мы не можем философствовать здесь. Твое плохое состояние требует помощи.»

Из.: «Я говорю тебе, пусть будет как есть. Если я должен погибнуть этой ночью, пусть так и будет. Только ответь мне.»

Я: «Я боюсь, мои слова слабы, если вообще могут вылечить.»

Из.: «Они не могут принести еще что-нибудь более смертельного. Беда уже случилась. Итак, скажи мне что знаешь. Возможно, у тебя даже есть магические слова, которые нейтрализуют яд.»

Я: «Мои слова, о самый могущественный, жалки и не имеют магической силы.»

Из.: «Не имеет значения, говори!»

Я: «Я не сомневаюсь, что твои священники говорят правду. Это определенно правда, только она противоположна нашей.»

Из.: «Разве есть два типа правды?»

Я: «Мне кажется, да. Наша правда происходит от знания внешних вещей. Правда твоих священников идет от знания внутренних вещей.»

Из. (полусидя): «Это целительное слово.»

Я: «Я счастлив, что мои слабые слова помогли тебе. O, если бы я только знал много больше слов которые помогли бы тебе. Стало холодно и темно. Я сделаю огонь, чтобы согреть нас.»

Из.: «Делай, это может помочь.» (Я собрал дров и зажег большой огонь.) «Священный огонь согревает меня. Теперь скажи мне, как ты сделал огонь так быстро и таинственно?»

Я: «Все, что мне нужно это спички. Посмотри это такие маленькие деревянные палочки со специальным веществом на кончике. Если потрешь их о коробок, то появится огонь.»

Из.: «Это удивительно, где ты научился этому искусству?»

Я:»У любого есть спички откуда я. Но это самое малое. Мы также можем летать с помощью полезных машин.»

Из.: «Вы можете летать как птицы? Если бы в твоих словах не было бы такой магической силы, Я бы сказал что ты лжешь.»

Я: «Я точно не лгу. Посмотри у меня также есть часы, например, которые показывают точное время дня.»

Из.: «Это удивительно. Ясно что ты из странной и изумительной земли. Ты точно из священных Западных земель. Ты бессмертен?»

Я: «Я—бессмертен? Нет ничего более смертного, чем мы.»

Из.: «Что? Ты не бессмертен и в тоже время понимаешь такие искусства?»

Я: «К сожалению, наша наука еще не преуспела в том, чтобы найти средство против смерти.»

Из.: «Кто тогда обучил тебя таким искусствам?»

Я: «В течении столетий люди сделали много открытий, через точное наблюдение и науки о внешних вещах.»

Из.: «Но эта наука – такая ужасная магия, которая сразила меня. Как так может быть, что ты еще жив, даже если пьешь этот яд каждый день?»

Я: «Мы выросли привыкшими к этому со временем, потому что человек привыкает ко всему. Но мы все  несколько увечны. С другой стороны, эта наука имеет великие преимущества, как ты видел. То, что мы потеряли в терминах силы, мы заново открыли много раз через овладение силами природы.»

Из.: «Не жалко ли это быть таким раненым? Насчет меня я вытягиваю свою силу через силу природы. Я оставляю тайную силу трусливым волшебникам и женоподобным магам. Если я размозжу чей-то череп, это остановит его ужасную магию.»

Я: «Но не понял ли ты,  как сильно прикосновение нашей магии подействовало на тебя? Ужасно, я думаю.»

Из.: «К сожалению, ты прав.»

Я: «Теперь ты возможно видишь, что у нас нет выбора. Мы обязаны проглатывать яд науки. В другом случае мы повторили бы твою судьбу: мы были бы полностью искалечены, если бы мы встретили это неподготовленными и ничего не подозревающими. Этот яд так неодолимо силен, что каждый, даже самый сильный, и даже вечные Боги, гибнет из-за него. Если наша жизнь дорога нам, мы  скорее предпочитаем пожертвовать частью жизни, чем предать себя неминуемой смерти.»

Из: «Все же я больше не думаю что ты из священных Западных земель. Твоя страна наверняка заброшена, полна паралича и отречения. Я томлюсь по Востоку, где  течет чистый источник нашей жизни, дающий мудрость.»

Мы сидим молча у мерцающего огня. Ночь холодна. Издубар стонет и смотрит вверх на звездное небо.

Из.: «Самый ужасный день моей жизни—нескончаемый—такой длинный. Презренное магическое искусство—наши священники ничего не знают, иначе они защитили бы меня от этого—даже Боги умирают, он говорит. У вас больше нет Богов?»

Я: «Нет, слова – вот все, что мы имеем.»

Из.: «Но сильны ли эти слова?»

Я: «Говорят что так, но никто не замечает этого.»

Из.: «Мы также не видим Богов и все же мы верим, что они существуют. Мы узнаем их проявления в событиях в природе.»

Я: «Наука забрала у нас способность верить.»102

Из.: «Что? Вы это тоже потеряли? Как же вы после этого живете?» Я: «Мы живем так, одной ногой в холоде и другой в жаре, а что до остального, будь что будет!»

Из.: «Ты темнишь.»

Я: «Так это тоже с нами, эта темнота.»

Из.: «Можешь ли ты выносить все это?»

Я: «Не совсем хорошо. Лично мне нелегко с этим. По этой причине я отправился на Восток, на землю восходящего солнца, чтобы искать свет , которого нам не хватает. Где же тогда солнце встает?»

Из.: «Земля, как ты сказал, полностью круглая. Таким образом, солнце нигде не встает.»

Я: «Я имею в виду, есть ли у вас свет, какого нам не хватает?»           

Из.: «Посмотри на меня: я расцвел в свете Западного мира. Из этого ты можешь заключить, насколько он плодотворен. Но если ты из настолько темной земли, тогда остерегайся такого всепоглощающего света. Ты можешь ослепнуть также как мы все некоторым образом слепы.»

Я: «Если твой свет также фантастичен, как и ты, тогда я буду осторожен.»

Из.: «Хорошо.»

Я: «Я жажду твоей правды.»

Из.: «Так как я стремлюсь к Западным землям. Я предупреждаю тебя.»

Опускается тишина. Уже поздняя ночь. Мы засыпаем у огня.

Я странствовал к Югу и нашел непереносимый жар одиночества. Я странствовал к Северу и нашел холодную смерть, от которой весь мир умирает. Я вернулся к моей Западной земле, где люди богаты знаниями и делами и начал страдать от пустой темноты солнца. И я откинул все от себя и странствовал к Востоку, где свет встает каждый день. Я пошел к Востоку как ребенок. Я не спрашивал, Я просто ждал.

Радостные цветущие луга и красивые весенние леса окаймляли мой путь. Но в третью ночь пришла тяжесть. Она стояла передо мной как цепь откосов полных скорбного опустошения, и все старалось удержать меня от следования моему жизненному пути. Но я нашел вход и узкий путь. Мука была велика, так как она была за то, что я оттолкнул два рассеянных и распущенных от себя. Не подозревая, я впитываю, то что отталкиваю. То, что я принимаю, входит в часть моей души, которой я не знаю; Я принимаю то, что я делаю с собой, но я отвергаю то, что сделано со мной.

Итак, путь моей жизни привел меня к отвергнутым противоположностям, объединенным в, чрезвычайно болезненных сторонах пути, который лежал передо мной. Я пошел по ним, но они обожгли и заморозили мои ступни. И таким образом я достиг другой стороны. Но яд змеи, чью голову ты раздавил, входит через рану в твоей пятке; и таким образом змея становится более опасной, чем она была прежде. Это находится в моей душе, несмотря на то, что я это отрицаю. Я думал, что в душе этого нет, и таким образом я полагал, что я могу уничтожить это. Но это находится во мне и только приняло мимолетную внешнюю форму и шагнуло ко мне. Я разрушил эту форму и верил, что я покорил это. Но я все еще не поборол себя.

Внешняя противоположность это образ внутренней противоположности. Как только я понял это, я остаюсь молчаливым и думаю о пропасти антагонизма в моей душе. Внешние противоположности легко преодолеть. Они в самом деле существуют, но тем не менее ты можешь быть объединенным с самим собой. Они в самом деле обжигают и замораживают твои ступни, но только твои ступни. Это больно, но ты продолжаешь и смотришь вперед к далеким целям.

Пока я поднимался к высшей точке и надеялся на Восток, случилось чудо: пока я двигался на Восток, некто с Востока поспешил навстречу мне и устремился навстречу погружающемуся свету. Я хотел света, он хотел ночи. Я хотел подняться, он хотел погрузиться. Я был мал как ребенок, в  то время как он был огромен как природный мощный герой. Знание искалечило