не поглотил его (ст. 152f).

130 Надпись над рисунком: «хираньягарбха». В Ригведе хираньягарбха был первичным зерном, из которого родился Брахма. В Юнговской копии 32-го тома Священных Книг Востока (Ведические Гимны) вырезан только один параграф, гимн «Незнакомому Богу». Он начинается словами «В начале появился Золотой Ребенок (Хираньягарбха); и коль скоро родился, он был единственным властителем всего. Он создал эту землю и это небо: — Кто этот Бог, которому мы должны справлять жертвоприношения?» (ст.1). В Юнговской копии Упанишад в Священных Книгах Востока, на странице 311 вложен листик из Мантраяна – Брахмана – Упанишад, отрывок, описывающий Эго, начинающийся словами: «И само Эго тоже зовется …. Хираньягарбха» (том 15.2).

131 Лик чудовища сходен с HI 29.

Глава 11 Открытие Яйца[83 — В «Черновике» стоит: «Третий День» (стр. 329).]

[84 — 10 января 1914 г. В «Черной Книге-3» Юнг писал: «Похоже, что нечто было достигнуто с этим запоминающимся событием. Но невозможно понять, к чему это все может привести. Я едва ли осмелюсь назвать судьбу Издубара гротескной и трагической, ибо такова и есть наша драгоценная жизнь. Первым возвести эту истину в систему попытался Фр. Т. Вишер (A[uch]. E[iner]). Он по праву заслуживает место среди бессмертных. Истина же находится посередине. У нее много обличий; одно определенно комичное, другое грустное, третье – злое, четвертое – трагическое, пятое – веселое, шестое – гримаса и т.д. Если один из этих ликов становится особенно навязчивым, мы понимаем, что отвратились от некой истины и приближаемся к крайности, которая определенно окажется тупиком, последуй мы этим маршрутом. Это убийственная задача – написать мудрость о реальной жизни, особенно если ты посвятил много лет серьезным научным исследованиям. Что поистине трудно, так это уловить игривость жизни (ребячество, так сказать). Каждая из многочисленных сторон жизни, величественная прекрасная, серьезная, черная, дьявольская, добрая, глупая, гротескная – это области применения, каждая из которых стремится полностью поглотить наблюдающего или описывающего. Наше время требует нечто, могущее управлять разумом. Точно также, как материальный мир расширился от ограниченности древнего мировоззрения до неизмеримого многообразия нашего современного мировоззрения, так и мир интеллектуальных возможностей развился до невероятного многообразия. Бесконечно долгие пути, вымощенные тысячами толстых томов, ведут от одной специализации до другой. Скоро никто не сможет пройти по ним. И тогда останутся одни специалисты. Мы как никогда нуждаемся в живой истине жизни разума, в чем-то, способном указать нам устойчивое направление» (стр. 74-77). Работой Вишера была «Auch Einer: Eine Reisebekanntschaft» (Stuttgart, 1884). В 1921 г. Юнг писал: «Роман Вишера, «Auch Einer», представляет собой глубокое проникновение на эту сторону интровертного состояния души, а также в лежащий в ее основе символизм коллективного бессознательного» («Психологические типы», §627). В 1932 г. комментирует Вишера в работе «Психология кундалини-йоги», стр. 54. Об «Auch Einer» см. Ruth Heller, «Auch Einer: the epitome of F. Th. Vischer’s Philosophy of Life», «German Life and Letters 8» (1954) pp. 9-18.]

Вечером третьего дня я преклоняю колени на ковер и осторожно открываю яйцо. Нечто, напоминающее дым, поднимается из него, и неожиданно Издубар стоит передо мной, громадный, преображенный и цельный. Его конечности целы, и я не могу найти и следа повреждений на них. Он будто проснулся после долго сна. Он говорит:

«Где я? Как тесно здесь, как темно, как холодно – я в могиле? Где я был? Мне кажется, что я был вне вселенной – надо мной и подо мной было темное, мерцающее звездами небо – и я был охвачен невыразимым стремлением.

Потоки огня разбивались о мое сияющее тело –

я вздымался над ослепительным пламенем –

я плыл в море, объявшем меня живыми огнями –

Полный света, полный томления, полный вечности –

я был древним и вечно обновляющим себя –

Падающим с высот в глубины,

и проносился, пылающий, с высот в глубины –

вращаясь среди пылающих облаков –

как поток угольев накатывался, как пена прибоя, засасывая

себя в душном жаре –

Объемля и отвергая себя в безграничной игре –

Где был я? Я был исполнен солнца» [85 — Рошер (Roscher) отмечает, что «Как Бог, Издубар соотносится с Богом-Солнцем» («Auifuhrliches Lexikon der Griechischen und Romischen Mythologie», vol. 2, p. 774). Эта инкубация и возрождение Издубара соответствует классическому образцу солнечных мифов. В «Das Zeitalter des Sonnengottes» Лео Фробениус указывает на широко распространенный мотив женщины, которая беременеет через непорочное зачатие и дает рождение солнечному Богу, который развивается удивительно быстро. В некоторых формах он скрывается в яйце. Фробениус соотносил это с заходом и восходом солнца в море ([Berlin, G. Reimer, 1904], pp. 223-63). Юнг цитировал эту работу в разных местах «Метаморфоз и символов либидо» (1912).]

Я: «О Издубар! Божественный! Как прекрасно! Ты исцелен!»

«Исцелен? А был ли я болен? Кто говорит о болезни? Я был солнечным, исполненным солнца. Я – солнце»

Невыразимый свет изливается из его тела, свет, который мои глаза не могут выдержать. Я прикрываю лицо и обращаю взор на землю.

Я: «Ты солнце, вечный свет – могущественнейший, прости за то, что разгневал тебя»

Все пребывает в тишине и темноте. Я смотрю вокруг: пустая скорлупа лежит на ковре. Я ощущаю себя, пол, стены: все как обычно, чрезвычайно просто и чрезвычайно реально. Хотел бы я сказать, что все вокруг обратилось в золото. Но это не так – все вокруг, как было всегда. Здесь правил вечный свет, безмерный и неодолимый.[86 — В «Психологических типах» (1921) Юнг комментирует мотив обновленного Бога: «Обновленный Бог означает обновленный подход, обновленную возможность интенсивной жизни, восстановление жизни, поскольку психологически Бог всегда означает высочайшую ценность, и потому наибольшее количество либидо, наибольшую интенсивность жизни, оптимум активности психологической жизни» (§301).]

Случилось так, что я открыл яйцо и Бог покинул его. Он был исцелен, и фигура его сияла, преображенная, и я встал на колени, как ребенок, не в силах постичь это чудо. Он, втиснутый в самое сердце начала, восстал, и на нем не было ни следа болезни. И пока я думал, что поймал могущественнейшего и держал его в своих ладонях, он был самим солнцем.

Я брел к Востоку, где встает солнце. Если бы я был солнцем, я бы тоже, наверное, взошел. Я хотел объять солнце и взойти с ним на заре. Но оно подошло ко мне и встало на моем пути. Оно сказало мне, что у меня нет никаких шансов достигнуть начала. Но я искалечил того, кто хотел обрушить все, чтобы зайти вместе с солнцем в лоно ночи; он лишился всякой надежды достигнуть благословенных Западных земель.

Но вот! Я ухватил солнце, не осознавая этого, и нес в своих руках. Тот, кто хотел опуститься с солнцем, обнаружил меня в своем нисхождении. Я стал его ночной матерью, высидевшей яйцо начала. И он восстал, обновленный, возродился в еще большем сиянии.

Однако с его восхождением я опускаюсь вниз. Когда я завоевал Бога, его сила устремилась в меня. Но когда Бог отдыхал в яйце и ждал своего начала, моя сила перешла к нему. И когда он, лучащийся, вознесся, я пал на мое лицо. Он забрал мою жизнь с собой. Вся моя сила теперь была в нем. Моя душа плавала как рыба в его море огня. Но я лег в пугающую прохладу теней земли и погружался глубже и глубже, до самой нижней тьмы. Весь свет покинул меня. Бог поднялся в Восточных землях, и я пал в ужас подземного мира. Я лежу здесь, как роженица, сокрушенная и изливающая свою жизнь в ребенка, объединяющая жизнь и смерть в угасающем сиянии, мать дня и добыча ночи. Мой Бог разодрал меня, он выпил сок моей жизни, он выпил мои высшие силы, и стал изумительным и сильным, как солнце, безупречный Бог, ни изъяна, ни пятнышка. Он отнял мои крылья, украл вздымающуюся силу моих мускулов, и сила моей воли исчезла вместе с ним. Он оставил меня бессильным и стенающим.

Я не знал, что происходило со мной, поскольку попросту все могучее, прекрасное, блаженное и сверхчеловеческое утекло из моего материнского лона, не осталось никакого сверкающего золота. Жестоко и немыслимо солнечная птица раскрыла свои крылья и улетела в бесконечное пространство. Я остался с расколотой скорлупой и злосчастными оболочками его начала; пустота глубин раскрылась подо мной.

Горе матери, родившей Бога! Если она родит израненного, мучимого болью Бога, меч пронзит ее душу. Но если она родит безупречного Бога, Ад раскроется для нее, и из него, содрогаясь, поднимутся отвратительные змеи, чтобы отравить мать ядовитыми испарениями. Роды трудны, но в тысячу раз труднее адский послед.[87 — В следующей главе Юнг оказывается в Аду.] За божественным сыном следуют все драконы и отвратительные змеи вечной пустоты.

Что остается человеческой природе, когда Бог становится взрослым и захватывает всю власть? Все неспособное, все бессильное, все вечно грубое, все вредное и злосчастное, все вынужденное, убывающее, истребляемое, все абсурдное, все, что таит в себе бесконечная ночь материи, таков послед Бога и его дьявольский и ужасающе искаженный брат.

Бог страдает, когда человек не принимает его тьмы. Следовательно, людям нужен страдающий Бог, пока они страдают от зла. Страдать от зла означает, что ты все еще любишь зло и тем не менее не любишь его больше. Ты все еще надеешься что-то получить, но не хочешь всматриваться, потому что можешь обнаружить, что все еще любишь зло. Бог страдает, потому что ты продолжаешь страдать оттого, что любишь зло. Ты страдаешь от зла не потому что осознаешь его, а потому что оно дает тебе тайное удовольствие и потому что ты считаешь, что оно обещает удовольствие неведомой возможности.

Пока твой Бог страдает, у тебя взаимопонимание с ним и с самим собой. Так ты хранишь свой Ад и продлеваешь его страдания. Если ты хочешь, чтобы он поправился, не вступая в тайную общность с тобой, зло вставляет палки в колеса – зло, чей облик ты осознаешь, но о чьей адской силе в себе ты не знаешь. Твое незнание происходит от прошлой безвредности твоей жизни, из мирного времяпрепровождения и отсутствия Бога. Но если Бог оказывается рядом, твоя сущность восстает, и черная грязь вздымается с глубин.

Человек стоит между пустотой и полнотой. Если его сила соединяется с полнотой, она становится формирующей. Всегда есть что-то хорошее в этом формировании. Если его сила соединяется с пустотой, она оказывает растворяющее и разрушающее действие, коль скоро пустота не может быть оформлена, а лишь удовлетворяет себя за счет полноты. Соединившись так, человеческая сила превращает пустоту в зло. Если твоя сила созидает полноту, это из-за того, что