забываем про нашу сущность, то есть отличимость, и обрекаем себя на свойства Плеромы, а они суть парные противоположения. Мы силимся, дабы достичь Добра и Красоты, но наряду с тем обретаем Зло и Уродство, потому как в Плероме они едины с Добром и Красотой.

Когда же мы остаёмся верны своей сущности, именно — отличимости, то отличаем себя от Добра и от Красоты, а тем самым — от Зла и Уродства. Мы тогда не низвергаемся в Плерому, то есть в ничто и в растворённость.

Вы станете прекословить: Ты говорил, будто Различимое и Тожественное равно свойства Плеромы. Как быть тогда, когда мы свои устремления направим к различению? Разве тогда не будем мы верны своей сущности? Не придётся ли нам, устремляясь к различению, обречь себя на тожественность?

Не должно вам забывать, что Плерома не имеет свойств. Мы их созидаем помышлением. Стало быть, когда вы устремляетесь к различению, к тожественности или к иным свойствам, то устремляетесь к помыслам. Что проистекают навстречу вам из Плеромы, именно к помыслам о несуществующих свойствах Плеромы. В погоне за теми помыслами вы погружаетесь снова в Плерому и достигнете различения и тожественности разом. Не ваше помышление, но ваша сущность — отличимость. Посему не должно вам устремляться к различению, как вы о том помышляете, но к вашей сущности. Есть, по сути, одно лишь устремление, именно устремление к собственной сущности. Если есть у вас таковое устремление, то вовсе нет нужды вам знать о Плероме и её свойствах, и придёте вы к правой цели силою вашей сущности. Ну а когда помышление отдалено от сущности, то и приходится мне наставлять вас в знании, дабы сумели вы удержать в узде ваше помышление.

SERMO II

Мёртвые стояли в ночи вдоль стен и восклицали: Желаем знать о Боге. Где Бог? Бог мёртв?

Бог не мёртв, он жив так же, как и исстари. Бог, он — Творение, нечто определённое, а посему отличен от Плеромы. Бог — свойство Плеромы, ибо всё, что сказал я о Плероме, действительно и для Него.

Он отличается, однако, от Творения через то, что многократно темней и неопределимей, чем Творение. Он менее отличим, чем Творение, ибо в основании Его сущности пребывает сущая Полнота, и в той лишь мере определим и отличим, в коей Он Творение, но и в той же мере Он — проявление сущей Полноты Плеромы.

Всё, что не отличено нами, низвергается в Плерому и упраздняется купно со своим противоположением. Оттого-то, когда не отличаем мы Бога, упраздняется для нас сущая Полнота.

Бог, однако, и сама Плерома, подобно тому как малейшая крапина в сотворённом и несотворённом та же Плерома.

Истинная Пустота есть сущность Дьявола. Бог и Дьявол суть первые проявления Ничто, каковое именуем Плеромою. Равно Плерома то или нет, ибо она упраздняет себя во всём сама. Не таково Творение. В том отношении, в коем Бог и Дьявол суть Творения, они не упраздняют себя, но противостоят друг другу как сущие противоположения. Нет нужды нам в доказательстве их бытия, довольно того, что приходится нам снова и снова вести речь о них. А когда б обоих не было, то Творение оказалось бы вне своей отличимой сущности, оно всё сызнова отличалось бы из Плеромы вовне.

Всё, что отличенность изымает из Плеромы, являет собой парные противоположения, посему Богу всегда причастен Дьявол.

Сопричастность эта, что вам даже по жизни своей довелось познать, столь сокровенна, столь неизбывна, как Плерома сама. А проистекает она из того, что оба весьма близко отстоят от Плеромы, в коей все противоположения упразднены и слиты воедино.

Бог и Дьявол отличимы через полноту и пустоту, созидание и разрушение. Общее для обоих сущее. Сущее их связывает. Потому сущее возвышается над обоими, и оно есть Бог над Богом, ибо оно соединяет Полноту и Пустоту в их сущем.

Вот Бог, о коем вам неизвестно, ибо люди его позабыли. Мы именуем его присущим ему именем АБРАКСАС. Он ещё более неопределим, чем Бог и Дьявол.

Дабы отличить от него Бога, мы именуем Бога ГЕЛИОС либо Солнце. Абраксас — сущее, ничто ему не противостоит, кроме того, в чём нет сути, потому сущая его природа распространяется свободно. Того, в чём нет сути, — не существует и не противостоит. Абраксас возвышен над Солнцем и возвышен над Дьяволом. Он есть невероятное вероятное, несущее сущее. Когда б у Плеромы была сущность, Абраксас был бы её проявлением.

Хоть он и есть само сущее, но, однако, ничего определённо сущего, но лишь сущее вообще.

Он несуще сущ, поскольку не имеет определённого сущего. Он и Творение, ибо он отличим от Плеромы.

Солнце определённо сущее, как и Дьявол, оттого они нам представляются более сущим, чем неопределимый Абраксас.

Он есть Сила, Длительность, Переменчивость.

И произошло тут у мёртвых смущение, ибо были они христиане.

SERMO III

Мёртвые подступали подобно туману с болот и восклицали: Говори нам далее о Верховном Боге.

Абраксас есть Бог, коего мудрено распознать. Он имеет наибольшую часть, ибо она незрима для человека. От Солнца зрит человек summum bоnum, то есть высшее благо,

от Дьявола infinum malum, то есть беспредельное зло, от Абраксаса же непреодолимую ни в коей мере жизнь, каковая есть мать доброго и дурного.

Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чем summum bonum, посему даже в мыслях трудно представить, что Абраксас во власти превосходит Солнце, кое само есть сиятельный источник всякой жизненной силы.

Абраксас есть Солнце и наравне заглатывающее вековечное жерло Пустоты, всё умаляющей и расчленяющей, жерло Дьявола.

Власть Абраксаса двукратна. Но вы не зрите её, ибо в ваших глазах уравнивается противуположная направленность той власти.

Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь, что говорит Дьявол, есть Смерть.

Абраксас же говорит слово досточтенное и проклятое, что есть равно жизнь и смерть.

Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксас грозен.

Он великолепен подобно льву во мгновение, когда тот повергает ниц свою жертву. Он прекрасен, как день весны.

Да он сам великий Пан, что значит Всё, и он же малость. Он и Приап.

Он есть монстр преисподней, полип (Polypus (греч.) — многоногий. — Прим. пер .) тысячерукий, воскрылённый, змий извивистый, неистовство само.

Он же Гермафродит низшего начала.

Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и на сушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хором.

Он есть Наполненное, что воссоединяется с Пустым. Он есть святое совокупление.

Он есть любовь и ее умерщвление. Он есть святой и предающий святого.

Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночь безумства. Его зреть — слепота.

Его познать — недуг. Ему молиться — смерть.

Его страшиться — мудрость.