Тут как раз Карл заметил вдалеке группу гостей, что поднимались из винного погребка, где только что закончилось представление гостиничного варьете. Он поспешил занять свой пост, не решаясь даже оглянуться на Робинсона из страха увидеть нечто совсем уж неподобающее. Его мало успокаивало, что оттуда не доносится ни звука, ни даже вздоха. Он, правда, продолжал обслуживать пассажиров, развозя их по этажам, но не мог вполне скрыть свою несобранность, и при всякой ездке вниз сердце его тоскливо сжималось от дурных предчувствий.
Наконец снова выдалась свободная минута, чтобы взглянуть на Робинсона: тот по-прежнему сидел в своем углу, скорчившись комочком и уткнув лицо в колени. Его новенькая, с твердыми полями шляпа сползла на самый затылок.
– Так, а теперь уходите, – сказал Карл тихо, но твердо. – Вот деньги. Если вы поторопитесь, я еще успею показать вам кратчайший путь.
– Не могу я никуда уйти, – промямлил Робинсон, отирая лоб крохотным носовым платочком, – я умру тут. Вы себе представить не можете, до чего мне худо. Деламарш вечно таскает меня с собой по шикарным кабакам, поит дорогими винами, а я этой дряни не переношу, я ему каждый день объясняю.
– Но здесь вам никак нельзя оставаться, – настаивал Карл. – Вспомните, где вы находитесь. Если вас тут найдут, вас оштрафуют, а я лишусь места. Вы этого хотите?
– Не могу я уйти, – твердил Робинсон, – лучше уж мне туда спрыгнуть. – И он ткнул пальцем между прутьями решетки в глубину шахты. – Когда так сижу, еще терпимо, а встать не могу, я уже пробовал, пока вас не было.
– Тогда я сейчас вызову машину, и вас отвезут в больницу, – сказал Карл и слегка потряс Робинсона за коленку, ибо тот уже снова норовил впасть в пьяное забытье.
Однако, едва заслышав слово «больница», по-видимому, внушавшее ему неподдельный ужас, Робинсон зарыдал в голос, простирая к Карлу руки в мольбе о пощаде.
– Тише! – прикрикнул на него Карл и даже шлепнул по рукам, чтобы тот успокоился, потом сбегал к лифтеру, которого заменял ночью, попросил ненадолго оказать ему ответную услугу, спешно вернулся к Робинсону, подхватил его, все еще всхлипывающего, под мышки и изо всех сил приподнял, шепча ему на ухо: – Робинсон, если хотите, чтобы я вам помог, потрудитесь держаться на ногах и пройти хоть самую малость. Я уложу вас в свою кровать, а там лежите, пока вам не полегчает. Но сейчас ведите себя прилично, в коридорах полно людей, да и койка моя тоже в общем спальном зале. Если хоть кто-то обратит на вас внимание, я уже ничем не смогу вас выручить. И глаза держите открытыми, чтобы не подумали, что я тут таскаю припадочных.
– Да я бы рад сделать все, что вы велите, – пробормотал Робинсон, – только один вы меня не доведете. Лучше позовите Реннела.
– Да нет же его!
– Ах да, – вспомнил Робинсон, – Реннел же с Деламаршем. Ведь это они оба меня за вами и послали. Что-то у меня уже все путается.
Пользуясь этим и подобными же невразумительными рассуждениями Робинсона, Карл тем временем тащил его чуть ли не на себе, и они благополучно добрались до поворота, за которым начинался уже не столь ярко освещенный коридор, ведший в спальный зал лифтеров. Оттуда как раз выскочил мальчишка-лифтер и, едва не налетев на них, промчался мимо. Впрочем, никаких опасных встреч у них пока что вроде бы не было; в этот час, между четырьмя и пятью, в отеле самое затишье, и Карл прекрасно знал, что если уж не избавиться от Робинсона теперь, то позже, на рассвете, а тем более в начинающейся утренней суете об этом и вовсе думать нечего.
В спальном зале на дальней от них половине был как раз самый разгар драки или какого-то иного увеселения, оттуда доносилось ритмичное хлопанье в ладоши, возбужденное притопывание и азартные выкрики. Здесь же, возле входа, расположились на кроватях только несколько безучастных ко всему охотников поспать, большинство из которых, впрочем, просто глазели в потолок, лежа на спине, и лишь изредка то один, то другой в чем есть, одетый или нагишом, вскакивал с койки посмотреть, что творится в другом конце зала. Так что Карл почти незаметно довел Робинсона, который уже мало-помалу начинал передвигаться самостоятельно, до койки Реннела, поскольку та была совсем рядом с дверью и, по счастью, не занята, тогда как в собственной кровати он еще издали разглядел совсем незнакомого парня, который преспокойно там дрыхнул. Едва Робинсон ощутил под собой кровать, как он мгновенно – левая нога, свесившись, еще болталась – заснул. Карл хорошенько натянул ему на голову одеяло и решил, что по крайней мере на ближайшее время он от этой заботы избавлен – раньше шести Робинсон точно не проснется, а там уж и он вернется, и, быть может, вместе с Реннелом они придумают способ, как его отсюда убрать. Проверки же зала всевозможным вышестоящим начальством можно было ждать лишь при чрезвычайном происшествии, отмены подобных проверок, которые прежде устраивались сплошь и рядом, лифтеры добились уже много лет назад, так что и с этой стороны опасаться было вроде бы нечего.
Когда Карл вернулся к своему лифту, он обнаружил, что и его собственный, и соседний лифты только что отъехали наверх. В беспокойстве он стал ждать, как эта странность разъяснится. Его лифт спустился первым, и оттуда вышел тот самый мальчишка, который совсем недавно промчался мимо них по коридору.
– Где ты пропадаешь, Росман? – спросил он. – Почему ты ушел с поста? Почему не сообщил об отлучке?
– Так я же ему сказал, чтобы подменил меня ненадолго, – ответил Карл, указывая на парня с соседнего лифта, который как раз подъехал. – Я же целых два часа его замещал, когда было полно народу.
– Это все замечательно, – отозвался тот, – только этого недостаточно. Разве ты не знаешь, что даже о короткой отлучке во время службы надо предварительно сообщить в кабинет старшего распорядителя? Для того у тебя и телефон. Я-то с удовольствием бы тебя подменил, но ты же сам знаешь, не так-то это просто. Только ты ушел – у обоих лифтов тьма народу с четырехчасового экспресса. Что же мне – к твоему лифту бежать, а своих пассажиров бросить? Конечно, я на своем поехал.
– Ну? – нетерпеливо спросил Карл, поскольку оба парня молчали.
– Ну, – ответил парень с соседнего лифта, – а тут как раз распорядитель идет, видит – возле твоего лифта люди, а тебя нет, приходит в ярость, накидывается на меня, потому что я сразу к твоему лифту помчался, спрашивает, куда ты запропастился, а я понятия не имею, ты же мне даже не сказал, куда идешь, ну, а он сразу же звонить в спальный зал, чтобы немедленно прислали другого лифтера.
– Я же еще встретил тебя в коридоре, – сказал мальчишка, которого вызвали Карлу на смену.
Карл кивнул.
– Я, конечно, первым делом сказал, – заверил другой лифтер, – что ты попросил тебя подменить, да только разве он слушает такие оправдания? Ты, наверно, его еще не знаешь. Приказал только передать тебе, чтобы ты немедленно явился к нему в кабинет. Так что лучше не задерживайся и беги туда. Может, он тебя еще простит. Тебя ведь и правда всего две минуты не было. Можешь спокойно говорить, что просил меня о подмене, я подтвержу. А вот о том, что ты меня подменял, мой тебе совет, лучше помолчи, мне-то ничего не будет, у меня разрешение, просто у нас о таких вещах говорить не принято, особенно в связи с совсем другим делом, к которому они отношения не имеют.
– В первый раз я покинул свой пост, и вот, – проронил Карл.
– Так оно всегда и бывает, только никто этому не верит, – изрек в ответ парень и опрометью кинулся к своему лифту, завидя приближающихся гостей.
Сменивший Карла лифтер, мальчишка лет четырнадцати, с явным сочувствием в голосе сказал:
– Было уже много случаев, когда такие вещи сходили с рук. Обычно просто переводят на другую работу. Уволили за это, сколько мне известно, только однажды. Но тебе надо придумать хорошее оправдание. Ни в коем случае не говори, что тебе вдруг стало плохо, он тебя просто засмеет. Вот если ты скажешь, что кто-то из постояльцев поручил тебе срочно что-то передать другому постояльцу, которого ты не нашел, а кто передал, не помнишь, это уже лучше.
– Да ладно, – сказал Карл, – обойдется как-нибудь. – Хотя после всего, что он сейчас услышал, надежды на благоприятный исход не было. Впрочем, даже если ему простят это служебное упущение, наверху, в спальном зале, живой уликой куда большей его вины лежит Робинсон, а зная въедливую натуру старшего распорядителя, нетрудно предположить, что уж он-то поверхностным расследованием не удовлетворится и рано или поздно до Робинсона докопается. Правда, формально не было запрета приводить в спальный зал посторонних лиц, но не было его лишь потому, что глупо запрещать вещи заведомо недопустимые.
Когда Карл вошел в кабинет распорядителя, хозяин как раз сидел за утренним кофе и только что глотнул из чашки, после чего снова углубился в просмотр какой-то описи, очевидно, принесенной ему присутствующим здесь же главным швейцаром на утверждение. Швейцар был мужчина крупный, а пышная, богато украшенная форма – по плечам и даже по рукавам змеились золотые галуны и цепочки – делала его и без того статную фигуру еще внушительней. Лоснистые черные усы на венгерский манер воинственно топорщились в стороны, и острые их концы не подрагивали даже при стремительных поворотах головы. Под тяжестью формы он мог двигаться лишь с трудом, а стоял не иначе как расставив ноги на ширину плеч, дабы распределить свой вес равномерно.
Карл вошел легкой и спешной походкой, которую уже