Вы, наверное, тоже могли уже многое услышать от доктора Пьета об этих теневых адвокатах; по всей вероятности, в его изображении они выглядели весьма презренными, и они действительно такие. Правда, в его рассказы о них, когда он сравнивает их с собой и своими коллегами, всегда вкрадывается одна маленькая ошибка, на которую я — просто к слову — хочу все же обратить ваше внимание.
Он в таких случаях всегда называет адвокатов своего круга, в отличие от прочих, «крупными адвокатами». Это неправда; то есть, конечно, каждый может назвать себя «крупным», если ему так хочется, но в данном случае решает все-таки только судебное словоупотребление, а согласно этому употреблению, помимо теневых адвокатов, имеются еще мелкие и крупные. Но этот адвокат и его коллеги — всего лишь мелкие адвокаты, а крупные, которых я никогда не видел и о которых только слышал, по своему рангу несравненно больше возвышаются над мелкими, чем эти мелкие над презираемыми ими теневыми.
— Крупные адвокаты? — переспросил К. — Кто это такие? Как к ним попасть?
— Так вы никогда еще о них не слышали, — сказал коммерсант. — Нет такого обвиняемого, который бы, узнав о них, какое-то время о них не мечтал. Но вы лучше не обольщайтесь. Кто эти крупные адвокаты, я не знаю, а попасть к ним, по-видимому, вообще нельзя. Я не знаю ни одного дела, о котором можно было бы с уверенностью сказать, что они в нем участвовали. Они многих защищают, но вашего желания тут недостаточно, они защищают только тех, кого хотят защищать.
Правда, дела, которые они берут, должны, видимо, уже выйти за рамки суда нижней инстанции. Вообще же, лучше о них совсем не думать, потому что иначе консультации с другими адвокатами, их советы и их защитительные усилия начнут вызывать такое отвращение и покажутся такими бесполезными, — я сам это пережил, — что захочется все бросить, улечься дома в кровать и накрыться с головой. Но, естественно, это было бы уже глупее всего, да и в кровати покой тоже был бы недолгим.
— Значит, вы тогда не думали о крупных адвокатах? — спросил К.
— Какое-то время думал, — сказал коммерсант и опять усмехнулся, — совсем о них не думать, к сожалению, невозможно, и в особенности ночь словно создана для таких мыслей. Но я ведь тогда хотел немедленного результата, поэтому я пошел к теневым адвокатам.
— Как вы тут сидите друг с дружкой! — воскликнула Лени, которая уже вернулась и остановилась с подносом в дверях.
Они действительно сидели так близко друг к другу, что при малейшей попытке повернуться должны были стукнуться головами; коммерсант, кроме того что был маленький, еще и сидел, согнув спину, и К., чтобы все услышать, тоже был вынужден низко сгибаться.
— Да погоди ты! — крикнул К., отгоняя Лени, и нетерпеливо дернул рукой, которой он все еще накрывал руку коммерсанта.
— Он хочет, чтобы я ему рассказал о моем процессе, — пояснил коммерсант Лени.
— Ну, расскажи, расскажи, — отозвалась та.
Она разговаривала с коммерсантом дружелюбно, но в то же время и свысока. К. это не понравилось; как он теперь узнал, этот человек все же чего-то стоил, во всяком случае, у него был опыт, который он хорошо передавал.
Лени, по всей видимости, судила о нем неверно. Теперь К. с раздражением смотрел на то, как Лени забрала у коммерсанта свечу, которую тот все это время держал в руке, отерла его руку передником и затем опустилась перед ним на колени, чтобы сцарапать капельки воска, упавшие со свечи на его брюки.
— Вы хотели рассказать мне о теневых адвокатах, — напомнил К. и без лишних слов оттолкнул руку Лени.
— Что тебе надо? — спросила Лени, слегка стукнула К. и продолжила свою работу.
— Да, о теневых адвокатах, — сказал коммерсант и провел рукой по лбу, словно размышляя.
К., желая ему помочь, сказал:
— Вы хотели немедленного результата и поэтому обратились к теневым адвокатам.
— Совершенно верно, — сказал коммерсант, но дальше не продолжал.
Он, может быть, не хочет говорить об этом при Лени, подумал К., сдержал свое нетерпеливое желание прямо сейчас услышать продолжение и теперь уже больше не торопил коммерсанта.
— Ты доложила обо мне? — спросил он Лени.
— Разумеется, — сказала она. — Он тебя ждет. Что ты вцепился в Блока, с Блоком ты можешь и потом поговорить, он же остается здесь.
К. все еще колебался.
— Вы остаетесь здесь? — спросил он коммерсанта; он хотел услышать ответ от него самого, он не хотел, чтобы Лени говорила о коммерсанте, как об отсутствующем; он вообще был сегодня переполнен тайным раздражением против Лени. И вновь ответила одна Лени:
— Он частенько здесь ночует.
— Ночует? — воскликнул К.; он думал, что коммерсант просто подождет здесь, пока он быстро закончит свои переговоры с адвокатом, а потом они вместе уйдут отсюда и все основательно и без помех обсудят.
— Да, — сказала Лени, — не каждый, как ты, Йозеф, в любой час допускается к адвокату. Ты, кажется, даже нисколько и не удивляешься, что адвокат в одиннадцать часов ночи, несмотря на свою болезнь, все-таки тебя принимает.
То, что делают для тебя твои друзья, ты принимаешь как слишком уж само собой разумеющееся. Впрочем, твои друзья делают это с удовольствием, по крайней мере я. Я не хочу никакой благодарности, да мне и не нужна никакая, мне нужно только, чтобы ты меня любил.
Любил тебя? — подумал К. в первый момент, и только потом сообразил: ну, да, я ее люблю. Тем не менее, оставляя без внимания все остальное, он сказал:
— Он принимает меня, потому что я его клиент. Если бы еще и для этого требовалась посторонняя помощь, тогда вообще на каждом шагу приходилось бы клянчить и благодарить одновременно.
— Какой он сегодня противный, да? — обратилась Лени к коммерсанту.
Теперь уже я — отсутствующий, подумал К. и даже почти разозлился на коммерсанта, когда тот, перенимая эту невежливость Лени, сказал:
— Адвокат принимает его еще и по другой причине.
Дело в том, что его случай интереснее моего. Но, кроме того, его процесс еще в самом начале, значит, скорей всего, еще не очень запутан, поэтому адвокат еще с удовольствием им занимается. Потом все пойдет по-другому.
— Да-да, — сказала Лени и насмешливо посмотрела на коммерсанта, — тебе бы только поболтать. Ему на самом деле, — при этих словах она повернулась к К., — вообще нельзя верить. Насколько он милый, настолько же и болтливый.
Может быть, еще и поэтому адвокат его терпеть не может. Во всяком случае, он принимает его только под настроение. Я уж как только ни старалась, но изменить это невозможно. Представь себе, иной раз я докладываю о Блоке, а он принимает его только на третий день после этого.
Но если в тот момент, когда он его вызывает, Блока нет на месте, то все пропало, и нужно докладывать о нем заново. Поэтому я и позволила Блоку здесь спать, ведь уже бывало, что адвокат звонил и требовал его ночью. А теперь Блок готов и ночью. Правда, иногда бывает и так, что, когда выясняется, что Блок здесь, адвокат отменяет свое распоряжение и не принимает его.
К. вопросительно посмотрел на коммерсанта. Тот кивнул и, возможно, забывшись от унижения, с той же откровенностью, с какой до этого говорил с К., сказал:
— Да, со временем становишься очень зависимым от своего адвоката.
— Это он только для вида жалуется, — сказала Лени. — А на самом деле он очень доволен тем, что ночует здесь, как он мне уже не раз признавался.
Она подошла к какой-то маленькой двери и распахнула ее.
— Хочешь посмотреть на его спальню? — спросила она.
К. подошел и заглянул с порога в низкое, без окон, помещение, целиком заполненное узкой кроватью. Залезать в эту кровать нужно было через спинку. В углублении стены у изголовья кровати были аккуратно размещены свеча, чернильница, перо и перевязанная пачка бумаг — очевидно, документы процесса.
— Вы спите в комнате горничной? — спросил К., повернувшись к коммерсанту.
— Лени уступила мне ее, — ответил коммерсант, — это очень удобно.
К. долгим взглядом посмотрел на коммерсанта; то первое впечатление, которое у него сложилось об этом человеке, по-видимому, все-таки было правильным: да, опыт у него был, поскольку процесс длился уже долго, но за этот опыт он дорого заплатил. Неожиданно К. почувствовал, что не может больше выносить вида этого коммерсанта.
— Так уложи его спать! — крикнул он Лени, которая его, кажется, совершенно не поняла.
Сам же К. направился к адвокату, намереваясь его увольнением освободить себя не только от адвоката, но и от Лени, и от этого коммерсанта. Но он даже еще не успел дойти до двери, когда коммерсант тихим голосом обратился к нему:
— Господин прокурист.
К. сердито обернулся.
— Вы забыли ваше обещание, — сказал коммерсант и просительно наклонился па своем стуле в сторону К. — Вы хотели еще открыть мне одну тайну.
— Да, верно, — сказал К. и тоже скользнул взглядом по Лени, которая внимательно на него смотрела, — ну, слушайте; это, впрочем, почти уже и не тайна. Я иду сейчас к адвокату, чтобы отстранить его.
— Он его отстраняет! — вскрикнул коммерсант, вскочил со стула и, воздев руки, забегал по кухне, то и дело восклицая: — Он отстраняет адвоката!
Лени хотела тут же наброситься на К., но коммерсант, попавшись на дороге, помешал ей, за что получил тычок кулаками. Затем, так и не разжав кулаки, она побежала вслед за К., но тот двигался со значительным опережением.
Лени настигла его, когда он уже вошел в комнату адвоката. Он почти уже закрыл за собой дверь, но Лени, успев вставить в дверь ногу, закрыть ее не дала, схватила его за руку и попыталась вытащить из комнаты. Однако он с такой силой сжал ее запястье, что она, застонав, вынуждена была отпустить его. Сразу войти в комнату она не решилась, и К., повернув в замке ключ, запер дверь.[14]
— Я давно уже вас ожидаю, — сказал из кровати адвокат, положил на ночной столик какую-то бумагу, которую
