В исправительной колонии. Франц Кафка
«Это весьма своеобразный аппарат,» — сказал офицер путешествующему исследователю и, несмотря на то, что аппарат был ему давно знаком, с известной долей восхищения окинул его взглядом. Путешественник же, по всей видимости, лишь из вежливости принял приглашение коменданта присутствовать при экзекуции солдата, осуждённого за непослушание и оскорбление вышестоящего по званию. Хотя и в самой колонии особенного интереса к экзекуции не было. Во всяком случае, в этой глубокой, песчаной, окружённой голыми склонами долине кроме офицера и путешественника находился лишь осуждённый — туполицый, длинноротый человек с запущенными волосами и лицом, — и солдат при нём, державший тяжёлую цепь, в которую вливались цепи потоньше, сковывавшие лодыжки и запястья осуждённого и его шею, и также соединявшиеся между собой цепочками. А осуждённый, между тем, выглядел настолько по-собачьи преданно, что, казалось, освободи его от цепей и отпусти бегать по склонам, — потребуется лишь свистнуть его к началу экзекуции.
Путешественник не разбирался в устройстве аппарата и вышагивал позади осуждённого с почти различимым безучастием, в то время как офицер совершал последние приготовления, — то залезал под вкопанный глубоко в землю аппарат, то взбирался по приставной лестнице, чтобы обследовать верх. В действительности, это была работа, которую можно было переложить на механика, но офицер исполнял её с большим прилежанием, был ли он исключительным почитателем аппарата, или же из других причин не мог доверить этой работы никому другому. «Всё готово!» — наконец крикнул он и спустился по лестнице. Он выглядел неимоверно изнурённым, дышал, широко открыв рот, а за воротник униформы у него были заткнуты два нежных дамских носовых платочка. «Эти униформы слишком плотны для тропиков,» — сказал путешественник вместо того, чтобы, как ожидал офицер, осведомиться об аппарате. «Разумеется, — ответил офицер, отмывая испачканные маслом и жиром руки в заранее подготовленном ковше воды, — но они напоминают о Родине; ведь мы не хотим потерять Родину. Но посмотрите однако же на этот аппарат, — добавил он, вытер руки полотенцем и одновременно указал на аппарат. — До сей поры была необходима ручная работа, но теперь аппарат будет работать сам по себе.» Путешественник кивнул и последовал за офицером. Тот решил на всякий случай обезопасить себя и добавил: «Сбои, конечно, случаются; я надеюсь, что сегодня их не будет, но с ними приходится считаться. Аппарат будет работать двенадцать часов подряд. И даже если возникнут сбои, то только несущественные, и их немедленно устранят.»
«Может быть, присядете?» — спросил он наконец, вытащил из кучи складных кресел одно и протянул его путешественнику; тот не смог отказаться. Он сел у края канавы, в которую мельком бросил взгляд. Она была не очень глубокой. С одной стороны была навалена в кучу выкопанная земля, с другой стоял аппарат. «Я не знаю, — сказал офицер, — объяснил ли вам комендант, как аппарат работает.» Путешественник сделал неопределённый жест рукой; офицер же только и ждал повода сам объяснить работу аппарата. «Этот аппарат» — сказал он и взялся за ручку ковша, на который опирался, — «изобретение прежнего коменданта. Я работал над ним начиная с первых проб, а также участвовал во всех остальных работах до самого их завершения. Заслуга же изобретения принадлежит только ему. Вы слышали о нашем прежнем коменданте? Нет? О, я могу сказать без преувеличения, что всё устройство колонии — дело его рук. Мы, его друзья, ещё когда он был при смерти, знали о том, что устройство колонии настолько совершенно, что ни один его последователь, имей он хоть тысячу планов в голове, в течение многих лет не сможет изменить ничего из созданного предшественником. И наше предсказание вполне сбылось; новый комендант был вынужден это признать. Жаль, что вы не застали прежнего коменданта! Однако, перебил офицер сам себя, — я заболтался, а аппарат тем временем стоит перед нами. Как вы видите, он состоит из трёх частей. С течением времени за каждой укрепилось в известной мере народное обозначение. Нижняя называется постелью, верхняя — рисовальщиком, а средняя свободная часть называется бороной.» «Бороной?» — переспросил путешественник. Он не очень внимательно слушал, солнце улавливалось и удерживалось лишённой тени долиной, было трудно собраться с мыслями. Тем более удивительным казался ему офицер в облегающем парадном мундире, увешанном аксельбантами, отяжелённом эполетами, который так усердно излагал свой предмет и, кроме того, во всё время разговора то здесь, то там подкручивал отвёрткой болты. Солдат, кажется, находился в том же состоянии, что и путешественник. Он обмотал себе вокруг обоих запястий цепи осуждённого, опёрся одной рукой на ружьё, его голова болталась на шее, и уже ничто не притягивало его внимания. Путешественнику это не казалось странным, поскольку офицер говорил по-французски, а ни солдат, ни осуждённый французского, конечно, не понимали. Тем более обращало на себя внимание то, что осуждённый несмотря на это внимательно прислушивался к объяснениям офицера. С неким сонливым упорством устремлял он взгляд туда, куда указывал офицер, и когда путешественник перебил того вопросом, то осуждённый, как и офицер, перевёл взгляд на путешественника.
«Да, борона, — подтвердил офицер, — подходящее название. Иглы расположены как на бороне, и всё целиком приводится в движение наподобие бороны, хоть на одном и том же месте и гораздо более изощрённо. Да вы сейчас поймёте сами. Сюда, на постель, кладут осуждённого. Я собираюсь сперва описать вам аппарат, и лишь затем начать процедуру. Вам легче будет тогда следить за тем, что происходит. К тому же, зубчатая передача рисовальщика износилась; он очень скрежещет во время работы; почти невозможно друг друга расслышать; запасные части здесь, к сожалению, достать трудно. Так вот, это, как я сказал, постель. Она вся покрыта слоем ваты; о её назначении вы ещё узнаете. На эту вату кладут осуждённого на живот, обнажённым, естественно; здесь находятся ремни для рук, здесь — для ног, здесь — для шеи, ими осуждённого пристёгивают. Здесь, в головах постели, на которую, как я сказал, сперва кладут человека лицом вниз, расположен небольшой войлочный валик, его легко отрегулировать таким образом, чтобы он попадал человеку прямо в рот. Он предназначен для предотвращения криков и прикусывания языка. Конечно же, человек вынужден взять её в рот, иначе пристяжной ремень сломает ему шею.» «Это вата?» — спросил путешественник и наклонился поближе. «Да-да, — улыбнулся офицер, потрогайте.» Он взял руку путешественника и провёл ею по постели. «Это специально обработанная вата, поэтому она так непривычно выглядит; я ещё расскажу о её назначении.» Путешественника аппарат уже немного увлёк; поднеся руку к глазам, защищая их от солнца, он кинул взгляд на его верх. Это было большое сооружение. Постель и рисовальщик имели одинаковый размер и выглядели как два тёмных сундука. Рисовальщик размещался примерно в двух метрах над постелью; между собой они скреплялись четырьмя латунными стержнями по углам, почти сиявшими в лучах солнца. Между ящиками на стальном ободе парила борона.
Офицер едва ли обратил внимание на начальное равнодушие путешественника, зато его теперешний зарождающийся интерес не остался для него незамеченным; он прервал свои объяснения, чтобы дать путешественнику время на ничем не нарушаемое исследование. Осуждённый последовал примеру путешественника; не имея возможности прикрыть глаза рукой, незащищёнными глазами помаргивал он в высоту.
«Ну вот — человек уложен,» — сказал путешественник, откинулся в кресле и скрестил ноги.
«Да, — сказал офицер, немного сдвинул назад фуражку и провёл рукой по жаркому лицу, — теперь слушайте! Как постель, так и рисовальщик имеют по электрическому аккумулятору; постель использует его для самой себя, рисовальщик же — для бороны. Как только человек пристёгнут, постель приводится в движение. Она вибрирует одновременно в горизонтальной и вертикальной плоскости. Вам, вероятно, встречались подобные аппараты в лечебницах; но движения нашей постели чётко рассчитаны — а именно, они должны пристрастно следовать движениям бороны. Бороне же доверено исполнение самого приговора.»
«И как звучит приговор?» — спросил путешественник. «Вы и этого не знаете? — удивился офицер и прикусил губу: — Прошу прощения, если мои объяснения сбивчивы; извините меня. Раньше объяснения давал комендант; новый же комендант снял с себя эту ответственность; то, что он столь высокого посетителя…»Путешественник попытался оградить себя от восхваления обеими руками, но офицер настоял на своей формулировке: — «столь высокого посетителя не информирует о форме приговора — это очередное новшество, которое» — Он с трудом удержал на губах проклятия, взял себя в руки и сказал лишь: — «Мне об этом не сообщили, это не моя вина. Кроме того, я наилучшим образом осведомлён обо всех видах наших приговоров, поскольку здесь, — он хлопнул себя по нагрудному карману, я ношу соответствующие рисунки от руки прежнего коменданта.»
«Собственноручные рисунки коменданта? — спросил путешественник, — Он что же — объединял в себе всё: солдата, судью, химика, рисовальщика?»
«Именно так,» — сказал офицер, кивнув, с неподвижным, задумчивым взглядом. Потом он придирчиво взглянул на свои руки; они показались ему недостаточно чистыми, чтобы взять рисунки; он отошёл к ковшу и вымыл их ещё раз. Затем вынул маленькую чёрную папку и сказал: «Наш приговор не звучит слишком строго. Закон, который преступил осуждённый, будет вписан бороной в его тело. Этому осуждённому, например, — офицер указал на осуждённого, — в тело будет вписано: „Уважай твоего начальника!“»
Путешественник мельком посмотрел на осуждённого; в то мгновение, когда офицер указал в его сторону, тот держал голову опущенной, напрягая слух в надежде что-то уловить. Но движения его толстых сплюснутых друг о друга губ со всей очевидностью показывали, что он не в состоянии ничего понять. Путешественник хотел задать множество вопросов, но под воздействием выражения лица осуждённого спросил лишь: «Знает ли осуждённый свой приговор?» «Нет,» ответил офицер и хотел было продолжить свои объяснения, но путешественник перебил его: «Он не знает приговора?» «Нет, — сказал офицер снова, помедлил секунду, как будто ожидая от путешественника объяснения его вопроса, и произнёс: — Было бы бесполезно сообщать ему приговор. Он же узнает его собственным телом.» Путешественник уже собрался умолкнуть, как вдруг почувствовал на себе взгляд осуждённого; казалось, он спрашивает, что думает путешественник по поводу описанного процесса. Поэтому уже откинувшийся в кресле путешественник снова наклонился вперёд и спросил: «Но то, что он приговорён, ему известно?» «Тоже нет,» — ответил офицер и улыбнулся путешественнику, будто ожидая теперь от него самых невероятных высказываний. «Нет, — повторил путешественник и провёл рукой по лбу, — в таком случае, он не знает, почему его защита потерпела крах?» «У него не было случая воспольтзоваться защитой,» —
