«Слазь оттуда, ты, жалкий трус, пока я не проткнула тебя насквозь», — говорит она и делает выпад мечом. Царапина в полдюйма является тому свидетельством.
К этому моменту Блюбелл очухалась и ускользнула во двор, чтобы присоединиться к песнопениям Оливии–Анн. Думаю, они готовились принять мое тело, и знает Бог, они бы его получили, если бы только Марш не свалилась в обморок.
Это все, что я могу сказать в пользу Марш.
Я не могу точно припомнить, что случилось дальше, кроме того, что Оливия–Анн вернулась со своим длинным ножом и кучей соседей впридачу. Но внезапно звездой вечера стала Марш, и я полагаю, ее понесли в ее комнату. Так или иначе, как только они покинули меня, я забаррикадировался в гостиной.
В дело пошли и кресла, обитые черным и оливковым плюшем, и тот большой двухтонный столище из красного дерева, и вешалка для шляп, и еще много всякого добра. Я запер все окна и задернул шторы. Кроме того, я наткнулся на коробку конфет «Сладкая Любовь» и прямо сейчас я перемалываю вишневую начинку, и мой рот полон мягкого, сладкого, сочного шоколада. Время от времени они подходят к двери, стучат, кричат, и молят. О да, теперь они запели совсем другие песни. А я в ответ лишь наигрываю им мелодии на пианино – пусть знают, что дух мой высок.
