вдали конницу, готовился к битве; но мнимые неприятели оказались Половцами, которые также воевали Болгарию и хотели служить Всеволоду. Вместе с ними Россияне осадили так называемый Великий город в земле Серебряных Болгаров, как сказано в летописи. Юный племянник Всеволодов, Изяслав Глебович, брат Князя Переяславского, не хотел ждать общего приступа и между тем, как Бояре советовались в шатре у Великого Князя, один с своею дружиною ударил на Болгарскую пехоту, стоявшую в укреплении пред городом; пробился до ворот, но, уязвленный стрелою в сердце, пал на землю. Воины принесли его в стан едва живого. Сей случай спас город: ибо Великий Князь, видя страдание любимого, мужественного племянника, не мог ревностно заниматься осадою и в десятый день, заключив мир с жителями, отступил к ладиям, где Белозерцы до его прибытия одержали победу над соединенными жителями трех городов Болгарских, хотевших истребить суда Россиян. Там Изяслав скончался, и Всеволод с горестию возвратился в столицу, отправив конницу в Владимир чрез землю Мордвы (нынешнюю Симбирскую и Нижегородскую губернии).
В сие время Россия западная узнала новых врагов, опасных и жестоких. Народ Литовский, в течение ста пятидесяти лет подвластный ее Князьям, дикий, бедный, платил им дань шкурами, даже лыками и вениками. Непрестанные наши междоусобия, разделение земли Кривской и слабость каждого Удела в особенности дали способ Литовцам не только освободиться от зависимости, но и тревожить набегами области Российские. Трубя в длинные свои трубы, они садились на борзых лесных коней и, как лютые звери, стремились на добычу: жгли селения, пленяли жителей и, настигаемые отрядами воинскими, не хотели биться стеною: рассыпаясь во все стороны, пускали стрелы издали, метали дротики, исчезали и снова являлись. Так сии грабители, несмотря на зимний холод, ужасно опустошили Псковскую область. Новогородцы, не успев защитить ее, винили в том своего Князя, Ярослава Владимировича, и на его место — кажется, с согласия Всеволодова — призвали к себе из Смоленска Давидова сына, Мстислава.
В России южной Князья соединили силы, чтобы смирить Половцев: Святослав Киевский, Рюрик с двумя племянниками, Владимир Нереяславский (внук Долгорукого), Глеб Юрьевич Туровский (правнук Святополка-Михаила) с братом Ярославом Пинским, Всеволод и Мстислав, сыновья Ярослава Луцкого, Мстислав Всеволодкович Городненский и дружина Галицкого. Они пять дней искали варваров за Днепром. Князь Владимир, начальник передового отряда, вступил в битву с Половцами. «Мне должно наказать их за разорение моей Переяславской области», — сказал он старейшему из Князей, Святославу Киевскому, и смело устремился на многочисленные толпы неприятелей, которые заранее объявили его и всех наших Воевод своими пленниками; но, устрашенные одним грозным видом полку Владимирова, бежали в степи. Россияне на берегах Угла или Орели взяли 7000 пленных (в том числе 417 Князьков), множество коней Азиатских и всякого оружия. Славный свирепостию Хан Половецкий, Кончак, был также разбит ими близ Хороля, несмотря на его самострельные, необыкновенной величины луки (едва натягиваемые пятьюдесятью воинами) и на искусство бывшего с ним бессерменина, или Харасского Турка, стрелявшего живым огнем, как сказано в летописи; вероятно, Греческим, а может быть, и порохом. Киевляне догнали сего хитреца в бегстве и представили Святославу со всеми его снарядами, но, кажется, не воспользовались оными.
[1185 г.] Чрез несколько месяцев торжество Россиян обратилось в горесть. Князья Северские, Игорь Новогородский, брат его Всеволод Трубчевский и племянник их, не имев участия в победах Святослава, завидовали им и хотели еще важнейших; взяли у Ярослава Всеволодовича Черниговского так называемых Ковуев — единоплеменных, как вероятно, с Черными Клобуками — и пошли к Дону. Случившееся тогда затмение солнца казалось их Боярам предзнаменованием несчастным. «Друзья и братья! — сказал Игорь: — Тайны Божественные никому не сведомы, а нам не миновать своего рока». Он переправился за Донец. Всеволод, брат Игорев, шел из Курска иным путем: соединясь на берегах Оскола, войско обратилось к югу, к рекам Дону и Салу, феатру блестящих побед Мономаховых. Кочующие там варвары известили своих единоплеменников о сей новой грозе, представляя им, что Россияне, дерзнув зайти столь далеко, без сомнения хотят совершенно истребить весь род их. Половцы ужаснулись и бесчисленными толпами двинулись от самых дальних берегов Дона навстречу смелым Князьям. Люди благоразумные говорили Игорю: «Князь! Неприятели многочисленны; удалимся; теперь не наше время». Игорь ответствовал: «Мы будем осмеяны, когда, не обнажив меча, возвратимся; а стыд ужаснее смерти». В первой битве Россияне остались победителями, взяли стан неприятелей, их семейства; ликовали в завоеванных вежах и говорили друг другу: «Что скажут теперь наши братья и Святослав Киевский? Они сражались с Половцами еще смотря на Переяславль и не смели идти в их землю; а мы уже в ней, скоро будем за Доном, и далее в странах приморских, где никогда не бывали отцы наши; истребим варваров и приобретем славу вечную». Сия гордость витязей мужественных, но малоопытных и неосторожных, имела для них самые гибельные следствия. Разбитые Половцы соединились с новыми толпами, отрезали Россиян от воды и в ожидании еще большей помощи не хотели сразиться копьями, три дня действуя одними стрелами. Число варваров беспрестанно умножалось. Наконец войско наших Князей открыло себе путь к воде: там Половцы со всех сторон окружили его. Оно билось храбро, отчаянно. Изнуренные кони худо служили всадникам: предводители спешились вместе с воинами. Один раненый Игорь ездил на коне, ободряя их и сняв с себя шлем, чтобы они видели его лицо и тем Великодушнее умирали. Всеволод, брат Игорев, оказал редкое мужество и наконец остался без оружия, изломив свое копие и меч. Почти никто не мог спастися: все легли на месте или с Князьями были отведены в неволю. В России узнали о сем бедствии, случившемся на берегах Каялы (ныне Кагальника), от некоторых купцов, там бывших. «Скажите в Киеве (говорили им Половцы), что мы теперь можем обменяться пленниками». Князья, Вельможи, народ оплакивали несчастных; многие лишились братьев, отцов, ближних сродников. Святослав Киевский ездил тогда в Карачев: на возвратном пути услышав печальную весть, залился слезами и сказал: «Я жаловался на легкомыслие Игоря: теперь еще более жалуюсь на его злосчастие». Он собрал Князей под Каневом, но распустил их, когда Половцы, боясь сего ополчения, удалились от границ России. Не хотев идти по следам Владетелей Северских, чтобы не иметь той же участи, Святослав был причиною новых бедствий: ибо варвары, успокоенные его робостию, снова явились, взяли несколько городов на берегах Сулы, осадили Переяславль. Мужественный Владимир Глебович встретил их под стенами и бился как Герой; кровь текла из ран его; дружина ослабевала. Видя опасность Князя любимого, все граждане вооружились и едва спасли Владимира, уязвленного тремя копьями. Половцы, взяв город Рим, или нынешний Ромен, опустошив множество сел близ Путивля и напомнив Россиянам бедственные времена Всеволода I или Святополка-Михаила, ушли, обремененные пленниками, в свои вежи. Но к утешению Северян, Игорь Святославич возвратился. Он жил в неволе под надзиранием благосклонного к нему Хана Кончака; имел при себе слуг, Священника и мог забавляться ястребиною охотою. Один из Половцев, именем Лавер, вызвался бежать с ним в Россию. Князь Игорь ответствовал: «Я мог уйти во время битвы, но не хотел обесславить себя бегством; не хочу и теперь». Однако ж, убежденный советом верного своего Конюшего, Игорь воспользовался темнотою ночи и сном варваров, упоенных крепким кумысом; сел на коня и в 11 дней приехал благополучно в город Донец. Сын его Владимир, оставленный им в плену, женился там на дочери Хана Кончака и возвратился к отцу через два года вместе с дядею Всеволодом (коего называют Летописцы Героем, или, по их словам, удалейшим из всех Ольговичей, величественным наружностию, любезным душою). Сия гибель дружины Северской, плен Князей и спасение Игоря описаны со многими обстоятельствами в особенной древней, исторической повести, украшенной цветами воображения и языком стихотворства.
В течение следующих осьми лет Половцы то мирились, то воевали с Россиянами, имея успех и неудачи. Сии маловажные сшибки не представляют ничего достопамятного для истории. Один сын Рюриков, юный Ростислав, отличался в оных мужеством и был грозою варваров, предводительствуя Торками и Берендеями, иногда верными стражами областей Киевских, иногда изменниками: так их знаменитый чиновник, или Князек, именем Кунтувдей, оскорбленный Святославом, ушел к Половцам и долго грабил с ними села днепровские. Чтобы обезоружить сего храброго наездника, Рюрик дал ему городок Дверен на берегах Роси. Народ благословлял согласие Рюрика с Святославом, которые единодушно действовали для его внешней безопасности. Первый, женатый на сестре Князей Пинских, или Туровских, правнуке Святополка-Михаила, старался быть защитником и сего края: он ходил с войском на Литву, как бы предвидя, что она будет для нашего отечества еще опаснее Половцев.
[1186—1187 гг.] Междоусобие Князей Рязанских нарушило внутренний мир и спокойствие в России восточной. Глебовичи Роман, Игорь, Владимир умышляли на жизнь меньших братьев, Всеволода и Святослава, сперва тайно, а наконец осадили их в Пронске. Великий Князь был занят тогда новым походом рати своей на Болгаров; когда же Воеводы его возвратились оттуда с добычею и с пленниками, он решился прекратить вражду злобных братьев. Напрасно Послы его благоразумно представляли им, что добрые Россияне и единокровные должны извлекать меч только на врагов иноплеменных. Роман, Игорь, Владимир ответствовали гордо, что они не имеют нужды в советах и хотят быть независимы. Обольщенный ими, Святослав изменил меньшему брату, Всеволоду, бывшему у Великого Князя, и сдал им Пронск, где находилось 300 человек дружины Владимирской. Роман взял их в плен вместе с женою, детьми, Боярами Всеволода Глебовича. Сии безрассудные мятежники скоро увидели опасность и старались умилостивить Великого Князя. Они склонили Черниговского Епископа Порфирия (коего Епархия заключала в себе и Рязанскую область) быть их ходатаем; Послы Святослава Киевского и брата его также находились в Владимире для сего дела. Но Порфирий худо исполнил священную обязанность миротворца; действовал как переветник, раздражил Всеволода Георгиевича коварством своим и тем умножил зло: ибо Великий Князь огнем и мечом опустошил землю Рязанскую, держась правила, как говорят Летописцы, что «война славная лучше мира постыдного».
Сей год [1187] достопамятен кончиною Ярослава Владимирковича Галицкого и важными ее следствиями. Подобно отцу господствуя от гор Карпатских по устья Серета и Прута, он имел истинные государственные добродетели, редкие в тогдашние времена: не искал завоеваний, но, довольствуясь Своею немалою областию, пекся о благоденствии народа, о цветущем состоянии городов, земледелия; для того любил тишину, вооружался единственно на обидящих и посылал рать с Боярами, думая, что дела гражданские еще важнее воинских для Государя; нанимал полки иноплеменников и, спасая тем подданных от кровопролития, не жалел казны. В 1173 году он нанял у
