всякого рубля Наместнику полтина. Обиженные Наместником приносят жалобу мне, Великому Князю. Я потребую его к ответу; и буде в срок не явится, то велю Приставу Княжескому поступить с ним как с виновным.
Двинские купцы не должны быть судимы ни в Устюге, ни в Вологде, ни в Костроме. Если будут обличены в татьбе, то представить их ко мне, Великому Князю, и ждать моего суда или жаловаться на них Двинским моим Наместникам.
Двиняне торгуют без пошлины, во всех областях Великого Княжения, платя единственно Устюжским и Вологодским Наместникам две меры соли с ладии, а с воза две белки» и проч. Далее определяется платеж Дворянам или судейским Отрокам (как они в древней Русской Правде именуются) за труд и переезды.
Сии законы уже не сходствуют с Уставом Ярослава Великого, определяя смертную казнь за воровство, наказываемое у нас в старину одною денежною пенею. — Под именем белок, упоминаемых здесь в означении цен, должно разуметь не древние векши, или кожаную монету, а действительные бельи шкуры, так же, как в другом месте сей грамоты сказано, что Наместник за драку берет куницу шерстью : следственно, кунью шкуру. Нет вероятности, чтобы виновный за кровавую рану и за перепахание межи платил только 30 векшей, сумму ничтожную по цене древних кожаных денег. Впрочем, сии деньги, или куны, тогда еще ходили в Двинской земле: ибо Новогородское Правительство отменило их уже в 1410 году, заменив оные медными грошами Литовскими и Шведскими Оршугами, а в 1420 году серебряною монетою, подобною Московской и другим Российским, продав медную Немцам. То же сделали и Псковитяне; и с сего времени во всей России начала ходить собственная монета серебряная. Куны наконец столь унизились в цене, что в 1407 году Псковитяне давали ими 15 гривен за полтину серебра.
В прибавление к Истории Василия Димитриевича сообщим следующие известия:
В его княжение Россияне начали счислять годы мироздания с Сентября месяца, оставив древнее летосчисление с Марта. Вероятно, что Митрополит Киприан первый ввел сию новость, подражая тогдашним Грекам.
Уже при Димитрии Донском некоторые знаменитые граждане именовались по родам и фамилиям, вместо прозвищ, коими различались прежде люди одного имени и отчества: при Василии сие обыкновение утвердилось, и древние Славянские имена вышли из употребления.
В сие время Москва славилась иконописцами, Симеоном Черным, старцем Прохором, Городецким жителем Даниилом и Монахом Андреем Рублевым, столь знаменитым, что иконы его в течение ста пятидесяти лет служили образцом для всех иных живописцев. В 1405 году он расписал церковь Св. Благовещения на Дворе Великокняжеском, а в 1408 соборную Св. Богоматери в Владимире, первую вместе с Греком Феофаном и с Прохором, а вторую с Даниилом. — И в литейном художестве Москва имела искусных мастеров: один из них (в 1420 году) научил Псковского гражданина Феодора лить свинцовые доски для кровли церковной: за что Псковитяне дали ему 46 рублей. Дерптские Немцы, скрывая от Россиян все успехи полезных художеств, никак не хотели присылать к ним своих мастеров.
В 1404 году Монах Афонской горы, именем Лазарь, родом Сербин, сделал в Москве первые боевые часы, которые были поставлены на Великокняжеском дворе, за церковию Благовещения, и стоили более полутораста рублей, то есть около тридцати фунтов серебра. Народ удивлялся сему произведению искусства как чуду.
В 1394 году Великий Князь, желая более укрепить столицу, велел копать ров от Кучкова поля, или нынешних Стретенских ворот, до Москвы-реки, глубиною в человека, а шириною в сажень. Для сего, к неудовольствию граждан, надлежало разметать многие домы: ибо ров шел сквозь улицы и дворы. Следственно, Москва была тогда уже обширнее нынешнего Белого города.
В 1390 году знатный юноша, именем Осей, сын Великокняжеского пестуна, был смертельно уязвлен оружием в Коломне на игрушке, как сказано в летописи: сие известие служит доказательством, что предки наши, подобно другим Европейцам, имели рыцарские игры, столь благоприятные для мужества и славолюбия юных витязей.
В послании Митрополита Фотия, писанном в 1410 году к Новогородскому Архиепископу Иоанну, находим некоторые достопамятные черты относительно к тогдашним понятиям, обыкновениям и нравам. Фотий велит наказывать эпитимиею мужа и жену, которые совокупились браком без церковного, Иерейского благословения, и венчать свадьбы после Обедни, а не в полдень, не ночью; дозволяет третий брак единственно молодым людям, не имеющим детей, и с условием не входить в церковь пять лет или заслужить прощение искренним, ревностным покаянием, слезами и сокрушением сердца; возбраняет девицам замужество прежде двенадцати лет; всех, дерзающих пить вино до обеда, лишает причащения; строго осуждает непристойную брань именем отца или матери; запрещает Духовенству торговать и лихоимствовать, Инокам и Черницам жить в одном монастыре, вдовым Иереям быть в женских Обителях, людям легковерным слушать басни и принимать лихих баб с узлами, с ворожбою и с зелием. Сей Митрополит изъявлял отменное усердие к истинному Христианскому просвещению и писал многие учительные послания к Духовенству, Князьям и народу.
Василий Димитриевич за 18 лет до кончины своей оплакал смерть матери, Евдокии, славной умом, а еще более Христианскими добродетелями, и сравниваемой Летописцами с Мариек), супругою внука Мономахова, Всеволода Великого, в ревности к украшению церквей. Она построила Вознесенкий Девический монастырь в Кремле, церковь Рождества Богоматери и другие, расписанные Греком Феофаном и Симеоном Черным. Сия Княгиня набожная сколь любила добродетель, столь ненавидела ее личину: изнуряя тело свое постами, хотела казаться тучною; носила на себе несколько одежд, украшалась бисером, являясь везде с лицом веселым, и радовалась слыша, что злословие представляет ее целомудрие сомнительным. Говорили, что Евдокия желает нравиться и даже имеет любовников. Сия молва оскорбила сыновей, особенно Юрия Димитриевича, который не мог скрыть своего беспокойства от матери. Евдокия призвала их и свергнула с себя часть одежды: сыновья ужаснулись, видя худобу ее тела и кожу, совершенно иссохшую от неумеренного воздержания. «Верьте, — сказала она, — что ваша мать целомудренна; но виденное вами да будет тайною для мира. Кто любит Христа, должен сносить клевету и благодарить Бога за оную». Но злословие скоро умолкло: Евдокия, незадолго до кончины оставив мир и названная в монашестве Евфросинею, преставилась с именем Святой Угодницы Божией.
Глава III
Великий князь Василий Василиевич Темный. 1425—1462 г.
Чудо. Междоусобие. Язва. Нашествие Литвы. Съезд в Литве. Характер Витовта. Происшествия Литовские. Набеги Татар. Суд в Орде. Междоусобия. Злодейство. Распря с Новымгородом. Рождение Иоанна Великого. Дань Ординская. Изгнанный Хан в Белеве. Царство Казанское. Смерть Димитрия Красного. Собор Флорентийский. Новая вражда. Дела Новогородские. Войны. Храбрость Мустафы. Нашествие Царя Казанского. Плен Великого Князя. Ужас и бедствие Москвы. Разбой Князя Тверского. Освобождение Василия. Землетрясение. Злодейство Шемякино. Ослепление Великого Князя. Безрассудность Шемяки. Пословица. Вероломство. Смирение Василия. Обручение юного Иоанна. Изгнание Шемяки. Клятва. Благоразумное правление Василиево. Булла Папы. Иоанн — соправитель. Договоры. Достопамятное послание. Последняя из знаменитых битв Княжеского междоусобия. Нашествие Татар. Смерть Шемяки. Успехи единовластия. Усмирение Новагорода. Рязанский Князь воспитывается в Москве. Неблагодарность Василиева. Покорение Вятки. Дела Псковские. Набеги Татар. Кончина и свойства Василиевы. Жестокость тогдашних нравов. Суеверие. Перемена монеты в Новегороде. Дела церковные. Взятие Константинополя Турками. Начало Крымской Орды.
Новый Великий Князь имел не более десяти лет от рождения. Подобно отцу и деду в начале их Государствования, он зависел от Совета Боярского, но не мог равняться с ними ни в счастии, ни в душевных способностях. Не быв еще никогда жертвою внутреннего междоусобия, Великое Княжение Московское при Василии Темном долженствовало испытать сие зло и видеть уничижение своего венценосца, им заслуженное. Только Провидение, обстоятельства и верность народная, как бы вопреки худым советникам престола, спасли знаменитость Москвы и Россию.
Сей Князь еще в колыбели именовался Великим по следующему происшествию, коего истину утверждают Летописцы. Мать его не скоро разрешилась от бремени и терпела ужасные муки. Беспокойный отец просил одного Святого Инока Иоанновской Обители молиться о Княгине Софии. «Не тревожься! — ответствовал старец: — Бог дарует тебе сына и наследника всей России». Между тем духовник Великокняжеский, Священник Спасского Кремлевского монастыря, сидел в своей келье и вдруг услышал голос: «Иди и дай имя Великому Князю Василию ». Священник отворил дверь и, не видя никого, удивился; спешил во дворец и сведал, что София действительно в самую ту минуту родила сына. Невидимого вестника, приходившего к Духовнику, сочли Ангелом; младенца назвали Василием, и народ с сего времени видел в нем своего будущего Государя, ожидая от него, как вероятно, чего-нибудь необыкновенного. Надежда осталась без исполнения, но могла быть причиною особенного усердия Москвитян к сему внуку Донского.
Василий Димитриевич преставился ночью: Митрополит Фотий в тот же час послал своего Боярина, Иакинфа Слебятева, в Звенигород к Князю Юрию Димитриевичу с требованием, чтобы он, вместе с меньшими братьями, признал племянника великим Князем. Но Юрий, всегда имев надежду, в противность новому уставу, быть преемником старшего брата, не захотел ехать в Москву, удалился в Галич и, сведав о торжественном восшествии юного Василия на Великокняжеский престол, отправил к нему Посла с угрозами. Ни дядя, ни племянник не думал уступить старейшинства; и хотя заключили перемирие до Петрова дня, однако ж Юрий, не теряя времени, собирал войско в городах своего Удела. Великий Князь предупредил его и вместе с другими дядями выступил к Костроме. Юрий ушел в Новгород Нижний; наконец за реку Суру, откуда Константин Димитриевич, отправленный вслед за ним с полками Великокняжескими, возвратился в Москву без всякой битвы. Юрий требовал нового перемирия на год; а Василий по совету матери, дядей и самого Витовта Литовского, послал к нему в Галич Митрополита Фотия, который, быв встречен за городом всем Княжеским семейством, с изумлением увидел там множество собранного из разных областей народа. Юрий думал похвалиться бесчисленностью своих людей и густыми толпами их усыпал всю гору при въезде в Галич с Московской стороны; но Митрополит, отгадав его мысль, с насмешкою дал ему чувствовать, что крестьяне не воины и сермяги не латы. Начали говорить о мире: Юрий не хотел оного, требуя единственно перемирия, и столь разгневал Фотия, что сей Первосвятитель, не благословив ни Князя, ни города, немедленно уехал. В летописи сказано, что в самый день Митрополитова отбытия сделался мор в Галиче; что Юрий, приведенный тем в ужас, верхом поскакал вслед за Фотием и, догнав его за озером, в селе Пасынкове, слезами и раскаянием убедил возвратиться; что благословение Пастыря, данное народу, прекратило болезнь, и Князь послал в Москву двух Вельмож заключить мир, обещав не искать Великого Княжения, пока Царь Ординский решит, кому принадлежит оное.
Смутное начало Василиева княжения предвещало бедствия Государственные России, еще опустошаемой тою язвою, которую мы описали в истории отца его
