Скачать:TXTPDF
История государства Российского. Том VII. Государь Великий князь Василий Иоаннович, 1505-1533 года

иными Державами. Еще при жизни Леона Х один Генуэзский путешественник, называемый капитаном Павлом, с дружелюбным письмом от сего Папы и Немецкого Магистра Албрехта был в Москве, имея важное намерение проложить купеческую дорогу в Индостан через Россию посредством рек Инда, Окса, или Гигона, моря Каспийского и Волги. Прежде счастливого открытия Васка де-Гамы товары Индейские шли в Европу или Персидским заливом, Евфратом, Черным морем, или заливом Аравийским, Нилом и морем Средиземным; но Португальцы, в начале XVI века овладев берегами Индии, захватив всю ее торговлю и дав ей удобнейший путь океаном, мимо Африки, употребляли свою выгоду во зло и столь возвысили цену пряных зелий, что Европа справедливо жаловалась на безумное корыстолюбие Лиссабонских купцев. Говорили даже, что ароматы Индейские в дальнем плавании теряют запах и силу. Движимый ревностию отнять у Португалии исключительное право сей торговли, Генуэзский путешественник убедительно представлял нашим Боярам, что мы в несколько лет можем обогатиться ею; что казна Государева наполнится золотом от купеческих пошлин; что Россияне, любя употреблять пряные зелья, будут иметь оные в изобилии и дешево; что ему надобно только узнать течение рек, впадающих в Волгу, и что он просит Великого Князя отпустить его водою в Астрахань. Но Государь, как пишут, не хотел открыть иноземцу путей нашей торговли с Востоком. Павел возвратился в Италию по смерти Леона X, вручил ответную Василиеву грамоту Папе Адриану и в 1525 году вторично приехал в Москву с письмом от нового Папы, Климента VII, уже не по торговым делам, но в виде Посла, дабы склонить Великого Князя к войне с Турками и к соединению Церквей: за что Климент, подобно Леону, предлагал ему достоинство Короля. Сей опыт, как и все прежние, не имел успеха: Василий, довольный именем Великого Князя и Царя, не думал о Королевском, не хотел искать новых врагов и помнил худые следствия Флорентийского Собора; однако ж принял с уважением и Посла и грамоту, честил его два месяца в Москве и вместе с ним отправил в Италию гонца своего Димитрия Герасимова, о коем славный Историк того века Павел Иовий говорит с похвалою, сказывая, что он учился в Ливонии, знал хорошо язык Латинский, был употребляем Великим Князем в Посольствах Шведском, Датском, Прусском, Венском; имел многие сведения, здравый ум, кротость и приятность в обхождении. Папа велел отвести ему богато украшенные комнаты в замке Св. Ангела. Отдохнув несколько дней, Димитрий в великолепной Русской одежде представился Клименту, поднес дары и письмо Государево, наполненное единственно учтивостями. Великий Князь изъявлял желание быть в дружбе с Папою, утверждать оную взаимными Посольствами, видеть торжество Христианства и гибель неверных, прибавляя, что он издавна карает их в честь Божию. Ждали, что Димитрий объявит на словах какие-нибудь тайные поручения Государевы: он занемог в Риме и долго находился в опасности; наконец выздоровел, осмотрел все достопамятности древней столицы мира, новые здания, церкви; хвалил пышное служение Папы, восхищался музыкою, присутствовал в Кардинальном Совете, беседовал с учеными мужами и в особенности с Павлом Иовием; рассказывал им много любопытного о своем отечестве; но, к неудовольствию Папы, объявил, что не имеет никаких повелений от Василия для переговоров о делах государственных и церковных. — Димитрий возвратился в Москву (в Июле 1526 года) с новым Послом Климентовым, Иоанном Франциском, Епископом Скаренским, коему надлежало доставить мир Христианству, то есть Литве. Явился и другой, еще знаменитейший посредник в сем деле. Кончина Максимилианова прервала сообщение нашего двора с Империею. Хитрый, властолюбивый юноша Карл V, заступив место деда на ее престоле, не имел времени мыслить о Севере, повелевая Испаниею, Австриею, Нидерландами и споря о господстве над всею юго-западною Европою с прямодушным Героем, Франциском I. Долго ждав, чтобы Карл вспомнил о России, Великий Князь решился сам отправить к нему гонца с приветствием. За сим возобновились торжественные Посольства с обеих сторон. Австрийский Государственный Советник Антоний прибыл в Москву с дружественными грамотами, а Князь Иван Ярославский-Засекин ездил с такими же от Василия к Императору в Мадрид, в то самое время, когда несчастный Франциск I находился там пленником и когда Европа не без ужаса видела быстрые успехи Карлова властолюбия, угрожавшего ей всемирною Монархиею или зависимостью всех Держав от единой сильнейшей, какой не бывало после Карла Великого в течение семи веков. Только Россия, хотя уже с любопытством наблюдающая государственные движения в Европе, но еще далее враждебной Литвы не зрящая для себя прямых опасностей, оставалась вдали спокойною и даже могла желать, чтобы Карл исполнил намерение деда присоединением Венгрии и Богемии ко владениям Австрийского дома (как и случилось): ибо сии две воинственные Державы, управляемые Сигизмундовым племянником Людовиком, служили опорою Литве и Польше. Не имея никакого совместничества с Императором и справедливо угадывая, что оно есть или будет между им и Королем Польским, Великий Князь предложил Карлу склонить Сигизмунда к твердому миру с Россиею, или благоразумными убеждениями, или страхом оружия, по торжественному Максимилианову обещанию. В удовольствие Василия Император, отпустив Князя Засекина из Мадрида, вместе с ним послал Графа Леонарда Нугарольского, а брат его, Эрцгерцог Австрийский Фердинанд, Барона Герберштеина в Польшу, чтобы объясниться с Королем в рассуждении мирных условий и ехать в Москву для окончания сего дела. Но Сигизмунд, уже опасаясь замыслов Императора на Венгрию, худо верил его доброжелательству и сказал Послам, что он не просил их Государей быть Миротворцами и может сам унять Россию, примолвив с досадою: «Какая дружба у Князя Московского с Императором? что они: ближние соседи или родственники?» Однако ж послал к Василию Воеводу своего, Петра Кишку, и Маршалка Богуша, которые вслед за Графом Леонардом и Герберштеином приехали в нашу столицу. Великий Князь был в Можайске, увеселяясь звериною ловлею: там и начались переговоры. Король возобновил старые требования на все отнятое у Литвы Иоанном, называя и Новгород и Псков ее достоянием; а мы хотели Киева, Полоцка, Витебска. Посредники, Епископ Скаренский, Леонард и Герберштеин, советуя обеим сторонам быть умереннее, предложили Василию уступить Королю хотя половину Смоленска: Бояре объявили сие невозможным; отвергнули и перемирие на двадцать лет, желаемое Сигизмундом; согласились единственно продолжить оное до 1533 года, и то из особенного уважения к Императору и Папе, как изъяснился Великий Князь, жалуясь на худое расположение Короля к истинному миру и нелепость его требований. Споры о наших границах с Литвою остались без исследования, а пленники в заточении. Послам Сигизмундовым была и личная досада: за столом Великокняжеским давали им место ниже Римского, Императорского и самого Фердинандова Посла. Утверждая перемирную грамоту, Василий говорил речь о своей приязни к Папе, Карлу, Эрцгерцогу; о любви к тишине, справедливости, и проч. На стене висел золотой крест: Думный Боярин, сняв его, обтер белым платом. Дьяк в обеих руках держал хартии договорные. Великий Князь встал с места; указывая на грамоту, сказал: «исполню с Божиею помощию»; взглянул с умилением на крест и, тихо читая молитву, приложился к оному. То же сделали и Литовские чиновники. В заключение обряда пили вино из большого кубка. Государь снова уверял Послов в своем дружестве к Клименту и к Максимилиановым наследникам; обратился к Панам Литовским, кивнул головою, велел им кланяться Сигизмунду и желал счастливого пути. Они все вместе выехали из Можайска, а за ними наши Послы: Трусов и Лодыгин в Рим, Ляпун и Волосатый к Императору и к Эрцгерцогу, Окольничий Лятцкий к Сигизмунду. — Хотя Король утвердил договор и клятвенно обязался быть нашим мирным соседом, но взаимные жалобы не могли прекратиться до самой кончины Василиевой; ибо Литовцы и Россияне пограничные вели, так сказать, явную всегдашнюю войну между собою, отнимая земли друг у друга. Тщетно судьи с обеих сторон выезжали на рубеж: то Литовские не могли дождаться наших, то наши Литовских. К неудовольствию Сигизмунда, Василий принял к себе Князя Федора Михайловича Мстиславского, выдал за него дочь сестры своей, Анастасию, сносился с Господарем Молдавским, неприятелем Литвы и задержал (в 1528 году) бывших у нас Королевских Послов, сведав, что в Минске остановили Молдавского на пути его в Россию. Король не хотел именовать Василия Великим Государем, а мы не хотели называть Короля Российским и Прусским. По крайней мере пленников наших и Литовских, в силу перемирия, продолженного еще на год, выпустили из темниц и не обременяли цепями как злодеев.

Вследствие одной из достопамятнейших государственных перемен в мире, Швеция, после долговременного неустройства, угнетения, безначалия, как бы обновленная в своих жизненных силах, образовалась, восставала тогда под эгидою великого мужа Густава Вазы, который из рудокопни восшел на трон, озарил его славою, утвердил мудростию; возвеличил Государство, ободрил народ, был честию века, Монархов и людей. Освободив Королевство свое от ига Датчан, не думая о суетной воинской славе, думая только о мирном благоденствии Шведов, Густав искал дружбы Василия и подтвердил заключенное с Россиею перемирие на 60 лет. Советники его, Канут Эриксон и Биорн Классон, приезжали для того в Новгород к Наместнику, Князю Ивану Ивановичу Оболенскому, и Дворецкому Сабурову, а Эрик Флеминг в Москву. Уже Христиан, ненавистный и Шведам и Датчанам, скитался изгнанником по Европе: преемник сего Нерона, Король Фридерик, менее властолюбивый, признал независимость Швеции, и Василий, слыша о великих делах Густава, тем охотнее согласился жить с ним в мирном соседстве: дозволил Шведским купцам иметь свой особенный двор в Новегороде и торговать во всей России; обещал совершенную безопасность Финским земледельцам, которые боялись селиться близ нашей границы, и велел, в угодность Королю, заточить в Москве славного Датского Адмирала Норби. Сей воин мужественный, но свирепый, по изгнании Христиана завладел было Готландиею, сделался морским разбойником, не щадил никого, брал все корабли без исключения, и в особенности злодействовал Швеции; наконец, разбитый ее флотом, бежал в Россию, чтобы возбудить нас против Густава. Великий Князь объявил Норби мятежником и наказал его, в удостоверение, что хочет мира и тишины на Севере.

Утратив надежду иметь союзника в Султане, Василий милостиво угощал его Посланника Скиндера, который еще три раза был в Москве, по торговым делам, и там внезапно умер с именем корыстолюбивого и злого клеветника: ибо он, несправедливо жалуясь на скупость и худой прием Великого Князя, хвалился, что убедит Солимана воевать с нами; но умный Султан не мог быть орудием подлого Грека и, не думая умножать числа своих неприятелей, оставался другом России, хотя и бесполезным, и в конце 1530 года писал к Василию последнее ласковое письмо с Турком Ахматом, коему надлежало купить в Москве несколько кречетов и мехов

Скачать:TXTPDF

иными Державами. Еще при жизни Леона Х один Генуэзский путешественник, называемый капитаном Павлом, с дружелюбным письмом от сего Папы и Немецкого Магистра Албрехта был в Москве, имея важное намерение проложить