не дерзнул на битву и затворился в городе.
Окружив стан свой окопами, Владимир хотел взять Киев не храбрым приступом, но злодейским коварством. Зная великую доверенность Ярополкову к одному Воеводе, именем Блуду, он вошел с ним в тайные переговоры. «Желаю твоей помощи, — велел сказать ему Владимир: — ты будешь мне вторым отцем, когда не станет Ярополка. Он сам начал братоубийства: я вооружился для спасения жизни своей».
Гнусный любимец не усомнился предать Государя и благодетеля; советовал Владимиру обступить город, а Ярополку удаляться от битвы. Страшася верности добрых Киевлян, он уверил Князя, будто они хотят изменить ему и тайно зовут Владимира. Слабый Ярополк, думая спастись от мнимого заговора, ушел в Родню: сей город стоял на том месте, где Рось впадает в Днепр.
Киевляне, оставленные Государем, должны были покориться Владимиру, который спешил осадить брата в последнем его убежище. Ярополк с ужасом видел многочисленных врагов за стенами, а в крепости изнеможение воинов своих от голода, коего память долго хранилась в древней пословице: беда аки в Родне. Изменник Блуд склонял сего Князя к миру, представляя невозможность отразить неприятеля, и горестный Ярополк ответствовал наконец: «Да будет по твоему совету! Возьму, что уступит мне брат».
Тогда злодей уведомил Владимира, что желание его исполнится и что Ярополк отдается ему в руки. Если во все времена, варварские и просвещенные, Государи бывали жертвою изменников: то во все же времена имели они верных добрых слуг, усердных к ним в самой крайности бедствия. Из числа сих был у Ярополка некто прозванием Варяжко (да сохранит История память его!), который говорил ему: «Не ходи, Государь, к брату: ты погибнешь. Оставь Россию на время и собери войско в земле Печенегов».
Но Ярополк слушал только изверга Блуда и с ним отправился в Киев, где Владимир ожидал его в теремном дворце Святослава. Предатель ввел легковерного Государя своего в жилище брата, как в вертеп разбойников, и запер дверь, чтобы дружина Княжеская не могла войти за ними: там два наемника, племени Варяжского, пронзили мечами грудь Ярополкову…
Верный слуга, который предсказал гибель сему несчастному, ушел к Печенегам, и Владимир едва мог возвратить его в отечество, дав клятву не мстить ему за любовь к Ярополку».
Из этого летописного сообщения историк делает такой вывод: Ярополк имел доброе сердце и был незлобив, «но Государь, который действует единственно по внушению любимцев, не умея ни защитить своего трона, ни умереть Героем, достоин сожаления, а не власти».
Великий князь Владимир, названный в крещении Василием
980—1014
Владимир, добившийся власти, был совершенно другим. «Владимир, — поясняет историк, — с помощью злодеяния и храбрых Варягов овладел Государством; но скоро доказал, что он родился быть Государем великим». Среди его качеств были хитрость, мстительность, властолюбие и удивительная целеустремленность. Добившись власти, он сразу же избавился от тех, кто мог помешать насладиться этой властью, — то есть варягов. Карамзин не упоминает этого, но новый правитель был еще и скуп: получив желаемое, он не спешил расплатиться с заморской дружиной, переложив в конце концов расплату на новгородцев, а самих варягов, которых боялся, отправил на службу в Византию. Причем одновременно послал уведомление тамошнему императору держать их подальше от столицы и рассредоточить, чтобы они не сбились в шайку, потому что варяги могут быть опасны. Так он наградил этих воинов за утверждение на столе.
Затем, решив «варяжский вопрос», он стал искать идею, которая может объединить его многонациональное владение. Сначала он решил ввести модифицированный вариант язычества. Известно, что новым элементом здесь стало человеческое жертвоприношение. Летопись приводит чудовищные подробности. Карамзин же только упоминает, что нового идола с серебряной бородой, Перуна, князь велел поставить близ теремного двора, ему-то и приносились кровавые жертвы. Такого же идола по его приказу на берегу Волхова поставил Добрыня.
Но что-то в этом новом механизме устрашения и объединения не сработало. И киевляне, и новгородцы давно забыли, что такое человеческая жертва. Появилось недовольство. Пока Владимир бывал в походах (а он успел много повоевать: добыл Киеву червенские города на юго-западе, захватил ятвягов в Литве, усмирил вятичей, взял Ливонию, обложил данью Курляндию), все было тихо, но, вернувшись на родину, он захотел отметить победы хорошей человеческой жертвой. Жертвы при Владимире избирались жребием. На этот раз он пал на христианскую варяжскую семью. Отца и сына, которые не желали расставаться и добровольно отдать душу ради идола, толпа убила на месте. Эти двое русских киевских мучеников вошли в святцы под именами Федора и Иоанна.
Жертва не удалась. Владимир, который был от природы очень осмотрителен, понял, что подобные мероприятия могут привести к недовольству. А этого он опасался. Поэтому взамен Перуну он стал искать более достойную религию.
Но выбор был сложен. Сам Владимир не отличался ни кротостью нрава, ни целомудрием. Напротив, о нем говорили, что он не пропустит ни единой смазливой девицы. Жен у него имелось четыре, а наложниц около восьмисот — 300 в Вышегороде, 300 в Белогородке (близ Киева) и 200 в селе Берестове. Любил он хорошо поесть и хорошо выпить. Однако из всех возможных религий выбрал для Руси такую, где плоть положено смирять, а блуд считается делом греховным. Впрочем, и выбор был невелик: иудаизм (но это была вера в Хазарском каганате и стала бы напоминанием о веках неволи), ислам (с этой верой Владимир мог столкнуться в восточных походах, когда усмирял радимичей и воевал с волжскими болгарами), христианство.
Последняя религия уже успешно разделилась на латинскую и православную веру. Латинский вариант веры не устраивал князя по самой простой причине — ее исповедовали поляки, а с ними он воевал. Католицизм, таким образом, был верой врагов. Да и Рим находился относительно далеко от Руси. Гораздо разумнее и дипломатичнее было принять восточное христианство, поскольку рядом находился Константинополь и русские были связаны с ним договорами о дружбе.
Карамзин в эти геополитические тонкости не вникает, он берет за основу сообщение Нестора, что князь имел диспуты о вере, прежде чем выбрать наилучшую для его земли. Конечно, диспуты могли вестись, но вряд ли они повлияли на решение Владимира: Русь и Византию в Х веке связывало слишком многое, чтобы сделать иной выбор. Князь желал строить государство по образу соседней Империи, вера которой наилучшим образом подходила для такого строительства. Мнением самого народа, конечно же, никто не интересовался. А народ был совершенно языческим. Причем имелись язычники славянского и финского образца. Так что обратить в православие этот многонациональный субстрат можно было только решением сверху. Что Владимир и сделал.
Но даже принятие веры Владимир превратил в завоевательный поход. Право на новую веру он желал добыть мечом. «Собрав многочисленное войско, — пишет Карамзин, — Великий Князь пошел на судах к Греческому Херсону, которого развалины доныне видимы в Тавриде, близ Севастополя. Сей торговый город, построенный в самой глубокой древности выходцами Гераклейскими, сохранял еще в Х веке бытие и славу свою, несмотря на великие опустошения, сделанные дикими народами в окрестностях Черного моря, со времен Геродотовых скифов до Козаров и Печенегов. Он признавал над собою верховную власть Императоров Греческих, но не платил им дани; избирал своих начальников и повиновался собственным законам Республиканским. Жители его, торгуя во всех пристанях Черноморских, наслаждались изобилием.
Владимир, остановясь в гавани, или заливе Херсонском, высадил на берег войско и со всех сторон окружил город. Издревле привязанные к вольности, Херсонцы оборонялись мужественно. Великий Князь грозил им стоять три года под их стенами, ежели они не сдадутся: но граждане отвергали его предложения, в надежде, может быть, иметь скорую помощь от Греков; старались уничтожать все работы осаждающих и, сделав тайный подкоп, как говорит Летописец, ночью уносили в город ту землю, которую Россияне сыпали перед стенами, чтобы окружить оную валом, по древнему обыкновению военного искусства.
К счастию, нашелся в городе доброжелатель Владимиру, именем Анастас: сей человек пустил к Россиянам стрелу с надписью: За вами, к Востоку, находятся колодези, дающие воду Херсонцам чрез подземельные трубы; вы можете отнять ее. Великий Князь спешил воспользоваться советом и велел перекопать водоводы (коих следы еще заметны близ нынешних развалин Херсонских). Тогда граждане, изнуряемые жаждою, сдались Россиянам.
Завоевав славный и богатый город, который в течение многих веков умел отражать приступы народов варварских, Российский Князь еще более возгордился своим величием и чрез Послов объявил Императорам, Василию и Константину, что он желает быть супругом сестры их, юной Царевны Анны, или, в случае отказа, возьмет Константинополь. Родственный союз с Греческими знаменитыми Царями казался лестным для его честолюбия. Империя, по смерти Героя Цимисхия, была жертвою мятежей и беспорядка: Военачальники Склир и Фока не хотели повиноваться законным Государям и спорили с ними о Державе. Сии обстоятельства принудили Императоров забыть обыкновенную надменность Греков и презрение к язычникам. Василий и Константин, надеясь помощию сильного Князя Российского спасти трон и венец, ответствовали ему, что от него зависит быть их зятем; что, приняв Веру Христианскую, он получит и руку Царевны, и Царство небесное.
Владимир, уже готовый к тому, с радостию изъявил согласие креститься, но хотел прежде, чтобы Императоры, в залог доверенности и дружбы, прислали к нему сестру свою. Анна ужаснулась: супружество с Князем народа, по мнению Греков, дикого и свирепого, казалось ей жестоким пленом и ненавистнее смерти. Но Политика требовала сей жертвы, и ревность к обращению идолопоклонников служила ей оправданием или предлогом.
Горестная Царевна отправилась в Херсон на корабле, сопровождаемая знаменитыми духовными и гражданскими чиновниками: там народ встретил ее как свою избавительницу, со всеми знаками усердия и радости. В летописи сказано, что Великий Князь тогда разболелся глазами и не мог ничего видеть; что Анна убедила его немедленно креститься и что он прозрел в самую ту минуту, когда Святитель возложил на него руку. Бояре Российские, удивленные чудом, вместе с Государем приняли истинную Веру (в церкви Св. Василия, которая стояла на городской площади, между двумя палатами, где жили Великий Князь и невеста его).
Херсонский Митрополит и Византийские Пресвитеры совершили сей обряд торжественный, за коим следовало обручение и самый брак Царевны с Владимиром, благословенный для России во многих отношениях и весьма счастливый для Константинополя: ибо Великий Князь, как верный союзник Императоров, немедленно отправил к ним часть мужественной дружины своей, которая помогла Василию разбить мятежника Фоку и восстановить тишину в Империи.
Сего не довольно: Владимир отказался от своего завоевания и, соорудив в Херсоне церковь — на том возвышении, куда граждане сносили из-под стен землю, возвратил сей город Царям Греческим в изъявление благодарности за руку сестры их. Вместо пленников он вывел из Херсона одних Иереев и
