и спешит в Киев, и Глеб туда же рвется, и Ярослав. Ярослав-то как раз туда спешит изо всех сил. Он вынужден даже помириться с новгородцами, добрую часть коих накануне казнил и едва не лишился ополчения. Так кто у кого желает отнять власть? Ясно, что не Святополк. Это для Ярослава Святополк узурпатор и вечный «племянник», а не брат. С родственными чувствами в этой звериной стае очень плохо. Власти хотят все. Борис и Глеб из перечисленных просто имеют на нее гораздо менее прав (по старшинству). и гораздо более прав, если исходить из того, что они дети от единственного законного брака с православной царевной.
По скандинавским источникам совершенно ясно, кто убил хотя бы одного из братьев, по польским — где находился Святополк. Но ни для Карамзина, ни даже для более позднего историка Соловьева это неизвестно. У них источник один — летописный. И Соловьеву даже пришлось оправдывать Святополка, поясняя, что братоубийство после прихода к власти — явление широко распространенное по всей Европе. Ведь летопись точно называет имя убийцы, а Борис и Глеб давно внесены в святцы.
Святополку приписывают также убийство еще одного брата, Святослава, который якобы испугался и решил бежать из Деревской земли в Венгрию, но по дороге был застигнут и убит. Кто убил Святослава, наверно, и вовсе останется тайной, даже летописец говорит только о каком-то распоряжении Святополка. Что же произошло вне летописного свода, об этом можно гадать. Карамзин предпочитал гаданию текст. А из него получалось, что мучеников убил Святополк, за что получил имя Окаянного.
Но из той же летописи можно вывести лишь одно: Святополку, утвержденному на киевском столе, пришлось сражаться со своим братом Ярославом. Летопись оправдывает Ярослава, поскольку он как бы мстит за смерть Бориса и Глеба. Беда только, что войска у Святополка нет и ему приходится сначала просить о помощи печенегов (князья охотно прибегали к такому приему, но летописец упрекает именно Святополка, что он навел поганых на землю Русскую), вместе с которыми он был разбит на берегу Днепра (киевская дружина, стремясь объединиться с союзниками, пошла по тонкому льду и погибла), а затем — срочно спешить к своему тестю в Польшу за помощью. Это летописец назовет наведением ляхов на православную Русь.
Но дело было куда проще: Святополк отстаивал свой кусок пирога — Киев. Как великий князь он обязан был этим заниматься ради покоя в стране. А пока он добывал помощь, его жена с немецким епископом все так же сидели в тюрьме. Тюрьма находилась на севере, во владениях Ярослава. Для последнего это была козырная карта.
Ярослав утвердился в Киеве, но киевлянам его правление не очень понравилось. И когда подоспел Святополк с Болеславом, киевляне просто сдали город Святополку. Правда, удача недолго грела этого князя. Киевлянам не понравилось поведение поляков, и они стали их понемногу прореживать. Болеслав, понимая, что так можно и всего войска лишиться, поспешил вывести свои отряды из Киева и других городов.
Летописец, между прочим, упрекнул Святополка и в этом «прореживании»: будто бы Святополк отдал такой приказ. Но до этого начались переговоры с Ярославом. Несчастный Святополк хотел только одного: возвращения своей жены и немецкого епископа из тюрьмы. Святополк предлагал ему честный обмен: жену с епископом на сестер Ярослава, оказавшихся в Киеве.
Ярослав предложение проигнорировал. Он убедил новгородцев в необходимости новой войны. Болеслав тем временем взял себе червенские города (предмет спора между соседними державами) и отошел в Польшу, по пути, на Буге, еще раз разгромив войско Ярослава. Но несколько ранее Ярославу удалось взять Киев, Святополк снова бежал, теперь к печенегам.
Сражение между Ярославом и Святополком состоялось на берегу речки Альты, где погиб Борис. Союзники были разбиты, Ярослав вернулся в Киев, а Святополк побоялся даже идти в Польшу, поскольку его жена оставалась в русском плену. Он, по Карамзину, «кончил гнусную жизнь свою в пустынях Богемских, заслужив проклятие современников и потомства», то есть печальнее судьбы и представить себе трудно. В истории он остался оклеветанным и нереабилитированным потомками.
Великий князь Ярослав, или Георгий
1019–1054
Зато Ярослав удостоился похвального слова и вечной славы. Он воссел на киевском столе. и принялся планомерно уничтожать оставшихся братьев. История в вину ему этого не поставила.
Начал он не с братьев, а с полоцких князей. «В Полоцке княжил тогда Брячислав, сын Изяславов и внук Владимира, — пишет Карамзин. — Сей юноша хотел смелым подвигом утвердить свою независимость: взял Новгород, ограбил жителей и со множеством пленных возвращался в свое Удельное Княжение. Но Ярослав, выступив из Киева, встретил и разбил его на берегах реки Судомы, в нынешней Псковской Губернии. Пленники Новогородские были освобождены, а Брячислав ушел в Полоцк и, как вероятно, примирился с Великим Князем: ибо Ярослав оставил его в покое».
Что же это были за пленники новгородские, если Ярослав сорвался из Киева наперерез Брячиславу? Карамзин приподнимает завесу тайны: среди новгородских пленников была жена самого Ярослава, и захватил ее для полоцкого князя бывший союзник Ярослава по войне со Святополком варяг Эймунд. Так что Ярославу пришлось отбивать у полочан собственную супругу.
Уладив личные дела, он занялся наведением порядка. Первым от него пострадал князь Тьмутараканский Мстислав, брат Ярослава, но от другой матери. Мстиславу тоже хотелось занять Киев, но силы у него были невелики, так что он удовольствовался Черниговом, который — так у Карамзина — сам впустил к себе Мстислава.
Ярослава на юге тогда не было: он усмирял бунт в Суздале. Там он и получил известие, что Мстислав сел в Чернигове, и сразу отправился в Новгород, собирать войско. Мстислава он боялся. Это был сильный, отважный князь. Ярослав же храбростью не отличался, характер имел скрытный и подозревал всюду измену.
«Знаменитый Варяг Якун пришел на помощь к Ярославу, — пишет Карамзин. — Сей витязь Скандинавский носил на больных глазах шитую золотом луду или повязку; едва мог видеть, но еще любил войну и битвы. Великий Князь вступил в область Черниговскую. Мстислав ожидал его у Листвена, на берегу Руды; ночью изготовил войско к сражению; поставил Северян или Черниговцев в средине, а любимую дружину свою на правом и левом крыле.
Небо покрылось густыми тучами — и в то самое время, когда ударил гром и зашумел сильный дождь, сей отважный Князь напал на Ярослава. Варяги стояли мужественно против Северян: казалось, что ужас ночи, буря, гроза тем более остервеняли воинов, при свете молнии, говорит Летописец, страшно блистало оружие.
Храбрость, искусство и счастие Мстислава решили победу: Варяги, утомленные битвою с Черниговцами, смятые пылким нападением его дружины, отступили. Вождь их, Якун, бежал вместе с Ярославом в Новгород, оставив на месте сражения златую луду свою.
На другой день Мстислав, осматривая убитых, сказал: «Мне ли не радоваться? Здесь лежит Северянин, там Варяг; а собственная дружина моя цела». Слово, недостойное доброго Князя: ибо Черниговцы, усердно пожертвовав ему жизнию, стоили по крайней мере его сожаления.
Но Мстислав изъявил редкое великодушие в рассуждении брата, дав ему знать, чтобы он безопасно шел в Киев и господствовал, как старший сын великого Владимира, над всею правою стороною Днепра. Ярослав боялся верить ему; правил Киевом чрез своих Наместников и собирал войско.
Наконец сии два брата съехались у Городца, под Киевом; заключили искренний союз и разделили Государство: Ярослав взял западную часть его, а Мстислав восточную; Днепр служил границею между ими, и Россия, десять лет терзаемая внутренними и внешними неприятелями, совершенно успокоилась».
Впрочем, таковое положение дел длилось недолго. Однажды Мстислав поехал на охоту, почувствовал недомогание и скоро умер. Ярослав присоединил территорию Мстислава к своей половине. Все остальные братья Ярослава и вовсе в летописях не упоминаются. Известно только, что псковского Судислава великий князь посадил в «поруб» и там бедняга пребывал до самой смерти Ярослава.
О Ярославе известно, что он имел большое семейство и сумел организовать династические браки чуть не со всей Европой: «В Польше царствовал тогда Казимир, внук Болеслава Храброго: изгнанный в детстве из отечества вместе с материю, он удалился (как рассказывают Историки Польские) во Францию и, не имея надежды быть Королем, сделался Монахом.
Наконец Вельможи Польские, видя мятеж в Государстве, прибегнули к его великодушию: освобожденный Папою от уз духовного обета, Казимир возвратился из кельи в чертоги Царские. Желая пользоваться дружбою могущественного Ярослава, он женился на сестре его, дочери Св. Владимира.
Польские Историки говорят, что брачное торжество совершилось в Кракове; что добродетельная и любезная Мария, названная Доброгневою, приняла Веру Латинскую и что Король их взял за супругою великое богатство, множество серебряных и золотых сосудов, также драгоценных конских и других украшений. Собственный Летописец наш сказывает, что Казимир дал Ярославу за вено — то есть за невесту свою — 800 человек: вероятно, Россиян, плененных в 1018 году Болеславом.
Сей союз, одобренный здравою Политикою обоих Государств, утвердил за Россиею города Червенские; а Ярослав, как искренный друг своего зятя, помог ему смирить мятежника смелого и хитрого, именем Моислава, который овладел Мазовиею и хотел быть Государем независимым. Великий Князь, разбив его многочисленное войско, покорил сию область Казимиру.
Нестор совсем не упоминает о дочерях Ярославовых; но достоверные Летописцы чужестранные именуют трех: Елисавету, Анну и Анастасию, или Агмунду. Первая была супругою Гаральда, Принца Норвежского. В юности своей выехав из отечества, он служил Князю Ярославу; влюбился в прекрасную дочь его, Елисавету, и, желая быть достойным ее руки, искал великого имени в свете. Гаральд отправился в Константинополь; вступил в службу Императора Восточного; в Африке, в Сицилии побеждал неверных; ездил в Иерусалим для поклонения Святым Местам и чрез несколько лет, с богатством и славою возвратясь в Россию, женился на Елисавете, которая одна занимала его сердце и воображение среди всех блестящих подвигов геройства. Наконец он сделался Королем Норвежским.
Вторая княжна, Анна, сочеталась браком с Генриком I, Королем Французским. Папа объявил кровосмешением супружество отца его и гнал Роберта как беззаконника за то, что он женился на родственнице в четвертом колене. Генрик, будучи свойственником Государей соседственных, боялся такой же участи и в стране отдаленной искал себе знаменитой невесты.
Франция, еще бедная и слабая, могла гордиться союзом с Россиею, возвеличенною завоеваниями Олега и Великих его преемников. В 1048 году — по известию древней рукописи, найденной в Сент-Омерской церкви, — Король отправил Послом к Ярославу Епископа Шалонского, Рогера: Анна приехала с ним в Париж и соединила кровь Рюрикову с кровию Государей Французских.
По кончине Генрика I, в 1060 году, Анна, славная благочестием, удалилась в монастырь Санлизский; но чрез два года, вопреки желанию сына, вступила в новое супружество с Графом де-Крепи. Один Французский Летописец говорит, что
