Ярослав, надменный и мстительный, не хотел слушать никаких предложений. «Не время думать о мире, — говорил он Послам: — вы теперь как рыба на песке; зашли далеко и видите беду неминуемую».
Мстислав вторично представлял Георгию и Ярославу, что война междоусобная есть величайшее зло для Государства; что он желает примирить их с большим братом, который уступит им всю область Суздальскую, буде Георгий отдаст ему, как старшему, город Владимир. «Ежели сам отец наш (сказал Георгий) не мог рассудить меня с Константином, то Мстиславу ли быть нашим судиею? Пусть Константин одолеет в битве: тогда все его».
Послы с горестию удалились, и Князь Владимирский, пируя в шатре с Вельможами, желал знать их мнение. Один Боярин советовал не отвергать мира и признать Константина старейшим Государем земли Суздальской, представляя, что Князья Ростиславова племени мудры и храбры, а воины Новогородские и Смоленские дерзки в битвах; что Мстислав в деле ратном не имеет совместника и что превосходные силы уступают иногда превосходному искусству.
Князья слушали Боярина с неудовольствием. Другие Вельможи, льстя их самолюбию, говорили, что никогда еще враги не выходили целы из сильной земли Суздальской; что жители ее могли бы с успехом противоборствовать соединенному войску всех Россиян и седлами закидают Новогородцев. Одобрив сию безрассудную надменность и собрав военачальников, Князья дали им приказ не щадить никого в битве: убивать даже и тех, на коих увидят шитое золотом оплечье. «Вам брони, одежда и кони мертвых, — сказали они: — в плен возьмем одних Князей и решим после судьбы их».
Отпустив воевод, Георгий с меньшими братьями заперся в шатре и вздумал уже делить всю Россию: назначил Ростов для себя, Новгород для Ярослава, Смоленск для третьего брата, а Киев для Ольговичей, оставляя Галич на свое дальнейшее распоряжение. Написав договорную грамоту и взаимною клятвою утвердив оную, сии Князья послали сказать неприятелям, что желают биться с ними на обширном Липецком поле.
Мстислав принял вызов: долго советовался с Константином, обязал его торжественными обетами верности и ночью выступил из стана к назначенному для битвы месту, с трубным звуком, с грозным кликом воинским. Встревоженные полки Георгиевы стояли всю ночь за щитами, то есть вооруженные и в боевом порядке, ожидая нападения, и едва было не обратились в бегство.
На рассвете Мстислав и Константин приближились к неприятелю, который зашел за дебрь и расположился на горе, окруженной плетнем. Напрасно Мстислав предлагал Георгию или мир, или битву на равнине. Сей Князь ответствовал: «Не хочу ни того, ни другого; и когда вы уже не боялись дальнего пути, то можете перейти и за дебрь, где мы вас ожидаем».
Мстислав стал на другой горе, велев отборным молодым людям ударить на полки Ярославовы. Бились с утра до вечера, слабо, неохотно: ибо время было весьма холодно и ненастливо. На другой день Мстислав думал идти прямо ко Владимиру, но Константин не советовал оставлять неприятеля назади и боялся, чтобы миролюбивые Ростовцы, пользуясь случаем, не разбежались по городам.
Между тем Георгиевы полки, видя движение в стане Новогородцев и Смолян, вообразили, что Мстислав хочет отступить, и бросились с горы, в намерении гнаться за ним; но Георгий и Ярослав удержали их. Тогда Князь Новогородский, сказав: «гора не защитит и не победит нас; пойдем с Богом и с чистою совестию», велел своим готовиться к битве. На одном крыле стоял Владимир Рюрикович Смоленский, на другом Константин, в средине Мстислав с Новогородцами и Князь Псковский.
Учредив строй, обозрев все ряды, Мстислав ободрил воинов краткою речью. «Друзья и братья! — говорил он: — Мы вошли в землю сильную: станем крепко, призвав Бога помощника. Да никто не озирается вспять: бегство не спасение. Кому не умереть, тот будет жив. Забудем на время жен и детей своих. Сражайтесь, как хотите: пешие или на конях». Новогородцы ответствовали: «Сразимся пешие, как отцы наши под Суздалем» [21 апреля 1216 г.].
Оставив коней, они сбросили с себя одежду, даже сняли сапоги, и с громким кликом устремились вперед; за ними Мстислав и дружина конная. Ни крутизна, ни ограда не могли удержать их стремления. Смоляне также пешие вступили в бой, не хотев ждать Воеводы своего, который упал с коня в дебри.
Князь Новогородский, видя кровопролитие, сказал Владимиру Псковскому: «Не выдадим добрых людей!» — и мгновенно опередил всех; имея в руке топор, три раза с дружиною проехал сквозь полки неприятельские, сек головы, оставлял за собою кучи трупов. Летописцы живо представляют ужас сей битвы, говоря, что сын шел на отца, брат на брата, слуга на господина: ибо многие Новогородцы сражались за Ярослава; многие единокровные стояли друг против друга под знаменами Георгия и Константина.
Победа не была сомнительною. Новогородцы, Смоляне дружным усилием расстроили, смяли врагов и, торжествуя, показывали в руках своих хоругви Ярославовы. Еще Георгий стоял против Константина; но скоро обратился в бегство за Ярославом. «Друзья! — сказал Князь Новогородский своим храбрым воинам. — Не время думать о корысти; надобно довершить победу», — и Новогородцы, ему послушные, не хотели прикоснуться к добыче, с жаром гнали Суздальцев, топили их в реках, осуждая Смолян, которые обдирали мертвых и грабили обозы неприятеля.
Урон был велик только со стороны побежденных: их легло на месте 9233 человека. В остервенении своем не давая никому пощады, воины Мстиславовы взяли не более 60 пленников; а Смоляне нашли в Георгиевом стане и договорную грамоту сего Князя, по коей он хотел делить всю Россию с братьями. Ярослав, главный виновник кровопролития, ушел в Переяславль и, пылая гневом, задушил там многих Новогородских купцов в темнице; а Георгий, утомив трех коней под собою, на четвертом прискакал в Владимир, где оставались большею частию одни старцы и дети, жены и люди духовного сана. Видя вдали скачущего всадника, они думали, что Князь их одержал победу и шлет к ним гонца; но сей мнимый радостный вестник был сам Георгий: в бегстве своем он сбросил с себя одежду Княжескую и явился в рубашке пред вратами столицы; ездил вокруг стены и кричал, что надобно укреплять город. Жители ужаснулись.
Ночью пришли в Владимир многие раненые; а на другой день Георгий, созвав граждан, молил их доказать ему свое усердие мужественною защитою столицы. «Государь! Усердием не спасемся; — ответствовали граждане, — братья наши легли на месте битвы; другие пришли, но без оружия: с кем отразить врага?» Князь упросил их не сдаваться хотя несколько дней, чтобы он мог вступить в переговоры. Великодушный Мстислав не велел гнаться за Георгием и Ярославом, долго стоял на месте битвы и шел медленно ко Владимиру.
Чрез два дня окружив город, сей Князь в первую ночь увидел там сильный пожар: воины хотели идти на приступ, чтобы воспользоваться сим случаем; но человеколюбивый Мстислав удержал их. Георгий уже не думал обороняться и, на третий день приехав в стан к Новогородскому Князю с двумя юными сыновьями, сказал ему и Владимиру Смоленскому: «Вы победители: располагайте моею жизнию и достоянием. Брат мой Константин в вашей воле».
Мстислав и Владимир, взяв от него дары, были посредниками между ним и Константином. Принужденный выехать из столицы, Георгий омочил слезами гроб родителя, в душевной горести жаловался на Ярослава, виновника столь несчастной войны; сел в ладию с женою и поехал в Городец Волжский, или Радилов».
Однако этот опыт Ярослава ничему не научил. Он рвался к власти.
Великий князь Георгий II Всеволодович
1219–1224
Мстислав возвел на великое владимирское княжение Константина. От Ярослава южного князя трясло, он даже против обычая забрал у него дочь, отданную тому в жены. Константин, понимая, что тоже виновен в войне, отдал Юрию Суздаль, дабы как-то загладить обиду. В качестве великого князя Константин пробыл недолго, он умер 33 лет от роду, как сказывали, от тяжелой болезни.
Теперь его место по праву наследовал Юрий. С братом Ярославом у него было полное понимание. Но брат Ярослав ожидал удачного стечения обстоятельств, чтобы завладеть владимирским столом.
Мстислав Удалой и хотел, и не мог больше управлять Новгородом. Его призывали гораздо более важные дела на юге — в Киеве, Чернигове и в далекой Галиции. Он был удивительным рыцарем своей эпохи — вступался за обиженных, восстанавливал справедливость и часто вместо благодарности получал только упреки. В Новгороде он оставил своего племянника Святослава, но тот оказался не способным сладить с новородцами. Обидевшись, он уехал к отцу в Киев. Его сменил Всеволод Романович, который точно так же не смог ужиться с северянами.
Новгород остался бесхозным. Этим воспользовались оба Всеволодича — Ярослав и Юрий. Они снова перекрыли проезд в южную часть страны. Начались волнения. Всеволод думал применить силу, но так и не решился. Долго в Новгороде он не удержался. Юрий посадил туда (горожане сначала этого не желали) своего малолетнего сына. Но боярам, приставленным при отроке, город был совершенно отвратителен, поэтому однажды ночью вся эта компания вместе с малолетним князем бежала из города. Новгородцы подумали и снова пригласили Ярослава. Этот был жесток, но при нем горожане ощущали хоть какую-то защиту. Князь пару раз успешно поводил новгородцев на немцев и чудь, потом ему это наскучило, и он бросил горожан на произвол судьбы, а на его место Юрий снова прислал малолетнего Всеволода. При этом князе горожане получили колоссальное поражение от немецкого ордена. Пришлось заключать с немцами мир. Мир, как тогда было принято, был вечным.
А Мстислав решал проблемы, которые действительно были важны для южной Руси. Речь шла о судьбе Галиции. По прежним дурным договорам Галич с окрестными городками был отдан венгерскому дворянину Коломану. И это несмотря на то, что у Галича было целых двое наследников.
Мстислав решил вернуть права детям Романа. Он неожиданно явился с войском под стенами Галича, ночью сделал подкоп под стены крепости, а утром уже вошел внутрь. Полякам и венграм пришлось сдаться. Коломана вместе с его молодой женой он отправил в Торческ, а захваченных в плен бояр выдал вместе с семьями своей дружине и союзным половцам. После чего встал вопрос: что делать дальше? Мстислав хотел отдать город Даниле, но бояре советовали сделать его условным владением венгерского королевича Андрея, за которого была помолвлена дочь Мстислава. Данила был еще очень молод, Мстислав боялся, что он не совладает с опасным галичским боярством. Но ему вроде бы удалось развязать запутанный клубок южных проблем.
И тут, как гром с ясного неба, грянуло известие, что на границах Руси появились какие-то новые, доселе невиданные воины. С легкой руки Карамзина эти кочевники получили название татаро-монголов, а порядок, который спустя 14 лет они учредили на Руси, — татаро-монгольское иго. Впервые о
