Скачать:TXTPDF
Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

научились брать города, у них имелись лишь проблемы со взятием крепостей. Таковых на северо-востоке почти не было, а в Галиции имелось несколько. Крупные города в этом плане были укреплены хуже, и одни пали из-за особенностей стен, другие из-за неопытности защитников, которые поверили монголам и сдавались, не понимая, что пощады не будет. Один только Данилов город Кременец так и не сдался, но тут огромная благодарность воеводе Дмитру, которого монголы таскали за собой. Дмитр и показал защитникам хитростью, что сдаваться нельзя. Он знал, что город может выстоять.

Город и выстоял. Монголы бросили бессмысленную осаду и обтекли его, так и оставив независимым на покоренной земле. Этот же воевода, которого обласкал Батый, успешно нашел нового для монголов врага — венгров, объяснив популярно, что русских он уже завоевал, а вот угры — источник зла. И часть батыева войска втекла в пределы Венгрии. Тут-то Бела, венгерский король, и вспомнил Данилу Галицкого, который предлагал объединиться и бить врага совместными усилиями. Бела тогда отказал. Теперь он, наверно, глубоко сожалел. Но время было упущено.

А сам Данила так нигде и не получил помощи. Его собственная земля была разорена, благо, что спаслась его семьяжена с детьми успела бежать к Конраду Мазовецкому.

Когда стало ясно, что Батый вышел из Венгрии и ушел на восток, Данила поспешил на родину. Картина, которую он увидел, мало чем отличалась от зрелища, созерцаемого Ярославом. Он взялся за восстановление городов, поскольку теперь знал: нужны сильные крепости. Там, где мог, он возводил укрепления. В отличие от Ярослава, наказывающего своих князей за неповиновение монголам, Данила наказывал князей, которые жаждали покориться. Он навел порядок в пожженной земле, лишив коллаборационистов владений.

В то время, как Данила мучительно думал, как отвоевать свою землю у монголов, на северо-востоке происходило нечто совсем иное. Якобы независимый Новгород, в котором сидел сын Ярослава Александр, начал войны с немецким рыцарским орденом. Очень, прямо скажем, удачно выбранное время! Не успела батыева рать пройтись по литовским и польским землям (хорошо, что там не закрепившись), побила тех же рыцарей, как Александр Ярославич направил на рыцарей свой меч.

Интересное совпадение, не правда ли? Скорее всего, он как раз и рассуждал, что ослабленных рыцарей будет проще вовсе изгнать с берегов Балтики.

«В сие время был Магистром Ливонским некто Андрей Вельвен, — пишет историк, — муж опытный и добрый сподвижник Германа Зальцы. Желая, может быть, прекратить взаимные неудовольствия Ливонских Рыцарей и Новогородцев, он имел свидание с юным Александром: удивился его красоте, разуму, благородству и, возвратясь в Ригу, говорил, по словам нашего Летописца: «Я прошел многие страны, знаю свет, людей и государей, но видел и слушал Александра Новогородского с изумлением». Сей юный Князь скоро имел случай важным подвигом возвеличить свою добрую славу».

Каким образом Александр Ярославич оправдал надежды магистра Вельвена, всем известно из школьной программы. В тот самый год, когда монголы крушили Киев, и в то самое почти время Александр Ярославич бился со шведским военно-торговым десантом Биргера, который вздумал укрепиться на Ладоге. Однако про появление шведов Александра предупредили союзные новгородцам ижорцы. Александр выступил и застал шведов врасплох. Десант был уничтожен. Такова вкратце история этой битвы, за которую, как принято считать, Александр получил свое имя.

Странно, правда, что историк приводит имя шведского воеводы — Спиридон (именно так записано и во всех тогдашних летописях), после чего национальный состав «шведов» начинает вызывать некоторое сомнение. Ведь был же русский князь Вячко, который со всей дружиной (русской, вероятно) сражался на стороне немецких рыцарей и был убит русскими воинами? Зато самого Биргера, как выяснили историки, которому Александр якобы нанес на лицо шрам, в этом шведском плавании к русским берегам не было.

После осмысления таких несоответствий стоит крепко призадуматься. Не из той ли они области, что и видение ижорца Пелугия, который сообщил Александру загодя о шведском десанте и созерцал кроме того лучезарных витязей Бориса и Глеба? Так что по вопросу, была ли на самом деле невская битва, а если была, то каковы ее масштабы, историки спорят и сегодня. Карамзин свято верил, что была. Верил он и во вторую битву Александра (за нее тот почему-то никакого дополнительного прозвища не получил, а ведь как хорошо бы смотрелось — Александр Невский-Ледовый!).

Вторая битва, по летописи, случилась уже в 1242 году. В этот год Данила Галицкий плакал над сожженной своей землей и клялся отомстить врагу. Глаза Александра были сухими. Более того, он почему-то годом ранее оставил Новгород, допустил, чтобы Псков открыл ворота немцам, а сам пребывал в Переяславле. Только очередное посольство новгородцев вернуло его на новгородский стол. Но и тогда помочь соседям-псковичам он не собирался. Странно? В Новгороде сидел Андрей, брат Александра, который тоже как-то не спешил помогать соседнему Пскову.

И мне кажется, что причина проста: Псков сам впустил рыцарей. Разбитые у Изборска псковичи заключили с рыцарями своего рода соглашение. Летописи, конечно, сообщают, что ворота немцам открыли предатели, и даже называют их имена, но такие замечания — скорее, факт, что в городе по «немецкому вопросу» имелись разногласия. Недалеко было еще то время, когда горожане ходили с магистром на Литву и умирали тоже рядом. У новгородцев было больше причин враждовать с рыцарями: те посягали на земли, которые Новгород считал родными (далековата, правда, была эта их родина — на берегу Финского залива). И только когда рыцари стали там строить свою крепостцу, новгородцы взмолились о помощи.

Но Александр не прибыл, пока к нему не явился сам новгородский архиепископ. Вот ведь княжеская гордыня! Зачем же его звали? Псков поминался в этом приглашении только отчасти. Новгород больше переживал, что в чудских землях стали грабить купцов, а это прямой убыток. То ли Андрей сам справиться не мог, то ли требовалось привести дополнительное войско, но явился Невский и все наладил.

Сначала он отправился не в Псков, как можно было бы предположить, а на Финский залив, где, если верить немецким хроникам, его войско занималось, кроме войны с рыцарями, более насущной проблемой — грабило и насиловало чудь. И вот в этом походе Александр вдруг вспомнил, что в Пскове тоже немцы, и пошел выбивать их оттуда, а потом, отправив пленных в Новгород, направился в Ливонию, где занялся точно тем же, чем занимался в чудской земле, то есть грабежом. И посреди этого разбойного княжеского гуляния по Ливонии его настигло известие о высланном для борьбы с живодером рыцарском отряде. Его-то он и разбил где-то на берегу Чудского озера — не то у Вороньего камня, не то у Вороньего острова, точных координат места до сих пор никто не знает, ищут.

«Еще зима продолжалась тогда в апреле месяце, — пишет Карамзин, — и войско могло безопасно действовать на твердом льду. Немцы острою колонною врезались в наши ряды; но мужественный Князь, ударив на неприятелей сбоку, замешал их; сломил, истреблял Немцев и гнал Чудь до самого темного вечера. 400 Рыцарей пали от наших мечей; пятьдесят были взяты в плен, и в том числе один, который в надменности своей хотел пленить самого Александра; тела Чуди лежали на семи верстах.

Изумленный сим бедствием, магистр Ордена с трепетом ожидал Александра под стенами Риги и спешил отправить посольство в Данию, моля Короля спасти Рижскую Богоматерь от неверных, жестоких Россиян; но храбрый Князь, довольный ужасом Немцев, вложил меч в ножны и возвратился в город Псков. Немецкие пленники, потупив глаза в землю, шли в своей Рыцарской одежде за нашими всадниками. Духовенство встретило Героя со крестами и с песнями священными, славя Бога и Александра; народ стремился к нему толпами, именуя его отцем и спасителем.

Счастливый делом своим и радостию общею, сей добрый Князь пролил слезы и с чувствительностию сказал гражданам: «О Псковитяне! Если забудете Александра; если самые отдаленные потомки мои не найдут у вас верного пристанища в злополучии: то вы будете примером неблагодарности!»

Новогородцы радовались не менее Псковитян, и скоро послы Ордена заключили с ним мир, разменялись пленными и возвратили псковских аманатов, отказавшись не только от Луги и Водской области, но уступив Александру и знатную часть Летгаллии».

Тут трудно поверить многому — и в конец апреля со льдом на озере (5 апреля — это по старому стилю, да еще приплюсуйте корректировку на XIII век, и уж если монголы боялись распутицы в конце февраля, то распутица в апреле должна была идти полным ходом), и в 400 убитых рыцарей, и в то, что они зачем-то бежали по льду, и в слова самого Александра с его непомерной гордыней.

Скорее уж можно поверить, что с немцами справился сторожевой отряд князя Андрея (именно для этого он и был посажен в засаду). Но Андрею никакой славы не досталось, а почему — станет ясно позднее. Зато Александру с удовольствием приписывали еще много деяний. Он и Литву разбил чудесным образом спустя еще год (с этим не справился Ярослав) семь раз за один день, и стал побратимом сына Батыя Сартака… И кроток был, и к власти не рвался, то есть чудесным был князем, каких в его время и не существовало вовсе.

Но Александр все же существовал на периферии Руси, а Русь была там, где стольный город Владимир. Ярослав добился этого Владимира (правда, Киев теперь был не Ярославов, ну да что о нем — он разрушен, нет Киева). Карамзин ставил Ярославу в заслугу, что тот спас отечество от разорения. Но он нигде не говорит, что не спас от рабства. Напротив: «Ослушание казалось Ярославу неблагоразумием в тогдашних обстоятельствах России, изнуренной, безлюдной, полной развалин и гробов: презирая собственную личную опасность, Великий Князь отправился со многими Боярами в стан Батыев, а сына своего, юного Константина, послал в Татарию к Великому Хану Октаю, который в сие время, празднуя блестящие завоевания Моголов в Китае и в Европе, угощал всех старейшин народа. Никогда, по сказанию Историка Татарского, мир не видал праздника столь роскошного, ибо число гостей было несметно.

Батый принял Ярослава с уважением и назвал главою всех Князей Российских, отдав ему Киев (откуда Михаил уехал в Чернигов). Так Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров. Поступок Ярослава служил примером для Удельных Князей Суздальских: Владимир Константинович, юный Борис Василькович, Василий Всеволодович (внук Константинов) также били челом надменному Батыю, чтобы мирно господствовать в областях своих».

Это сказано спокойно, трезво, без восхваления — но умный поймет. Вторая поездка Ярослава по тому же вопросу в Орду оказалась для него последней: князя

Скачать:TXTPDF

научились брать города, у них имелись лишь проблемы со взятием крепостей. Таковых на северо-востоке почти не было, а в Галиции имелось несколько. Крупные города в этом плане были укреплены хуже,