Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

не тревожить столицы и мирно идти восвояси, если Великий Князь, по уставу древних времен, обяжется грамотою платить ему дань. Едва ли сам варвар Магмет-Гирей считал такое обязательство действительным: вероятнее, что он хотел единственно унизить Василия и засвидетельствовать свою победу столь обидным для России договором. Вероятно и то, что Бояре Московские не дерзнули бы дать сей грамоты без ведома Государева: Василий же, как видно, боялся временного стыда менее, нежели бедствия Москвы, и предпочел ее мирное избавление славным опасностям кровопролитной, неверной битвы. Написали хартию, скрепили Великокняжескою печатию, вручили Хану, который немедленно отступил к Рязани, где стан его имел вид Азиатского торжища».

Всюду царил хаос, а люди были в ужасе. Крымцы сожгли все, что могли, и многих увели в плен. Невольников, по рассказам, продавали целыми толпами в Кафе и Астрахани. Через два года дошли слухи, что хан снова собирается на Москву. Василий писал ему и требовал ответа. Хан так и не появился. Но его ждали готовые выступить в любой момент полки. Так благодаря хану и Литве было создано более мобильное войско.

В декабре 1522 года с Сигизмундом заключили еще одно перемирие на пять лет: по нему граница между странами проходила по левому берегу Днепра. Смоленск Василий Сигизмунду не отдал. Зато история с Казанью имела продолжение. Незадолго до этого русские завоевали астраханское ханство. Теперь источников беспокойства было два: Крым и Казань. Сидевший в Казани Саип хорошо понимал, что Василий не оставит его в покое, и пока он оставил город на 13-летнего племянника и ездил в поисках союзников, московское войско подошло и окружило Казань.

В августе 1524 года город пал. Казанцы умоляли оставить им Сафу-Гирея, за это они обещали хранить верность и служить Москве. Василий оставил.

После Пскова только Рязань оставалась еще независимой. Но в начале XVI века на рязанском столе осталась только княгиня с малолетним сыном. Пока ребенок был мал и женщина полностью была в воле царя, Василий ее не трогал: он диктовал ей, что и как надо делать, чтобы заслужить милость Москвы. Но ребенок вырос. Рязанский князь Иван вовсе не желал подчиняться диктату Москвы. Для Василия это означало одно: надобно истребить.

Молодого князя обвиняли в том, что он не только открыто сказал о своем намерении царю, но что он передался крымскому хану и хотел жениться на его дочери. Василий призвал Ивана в Москву, заранее подкупив его боярина Семена Крубина, чтобы тот уговорил молодого человека ехать. Князь колебался, но опасности не видел. Стоило ему только появиться перед царем, как тот обвинил юношу в измене и велел отправить в тюрьму. Мать его тем временем уже постригали в монахини. Тут же были посланы войска на Рязань, город взяли (1517 год), и на этом существование Рязанского княжество прекратилась.

Но Ивану Рязанскому — как это ни удивительно — удалось бежать из-под стражи и из Москвы во время переполоха, наделанного походом крымцев. Считали, что бежал он в Литву, хотя дальнейшая судьба так и осталась неизвестной. Рязанцы болезненно переживали свое унижение, так что Василий поступил так же, как и всегда: переселил тех, кто был знатен и мог протестовать.

Разобравшись так с врагами внешними и внутренними, он задумался о будущем престола. Дело в том, что у Василия так и не появилось за это время наследника, престол передавать было некому. Но для того, чтобы жениться снова, нужно было либо умертвить жену (это ему предлагали), либо развестись. Процедуры развода в Москве не существовало. Брак считался нерасторжимым. Решить этот сложный вопрос могли только церковные иерархи.

Митрополит, ходивший под московской властью, признал намерение вполне законным. В 1526 году несчастную Соломонию постригли в монашки, а Василий задумался о выборе невесты. Выбор пал на племянницу Михаила Глинского Елену. «Свадьба была великолепна. Праздновали три дни. Двор блистал необыкновенною пышностию. Любя юную супругу, Василий желал ей нравиться не только ласковым обхождением с нею, но и видом молодости, которая от него удалялась: обрил себе бороду и пекся о своей приятной наружности», — пишет Карамзин.

Этот брак оказался не бесплодным. Елена родила Василию двоих сыновей — Ивана и Юрия. Только после появления наследников он разрешил жениться своему брату Андрею, двое других так и не дожили до своей свадьбы — Василий запрещал жениться, пока у него не появится венценосное потомство. Но взрослыми он своих сыновей не увидел.

В 1533 году, возвращаясь с охоты, царь почувствовал себя плохо. На теле у него обнаружилась болячка, которая была крохотной, но причиняла боль. Василий чувствовал себя все хуже и хуже. Современная ему медицина излечить его так и не смогла. Перед смертью он велел писать новую духовную грамоту, в коей назначил наследником трехлетнего сына Ивана. Управлять государством до исполнения 15 лет ему вменялось под опекой матери и бояр. Имя этому венценосному наследнику — Иван Васильевич Грозный.

Рождение этого младенца сопровождалось летописными знамениями: «Пишут, что в самую ту минуту земля и небо потряслися от неслыханных громовых ударов, которые следовали один за другим с ужасною, непрерывною молниею. Вероятно, что гадатели Двора Великокняжеского умели растолковать сей случай в пользу новорожденного: не только отец, но и вся Москва, вся Россия, по словам Летописца, были в восторге». Льстецы еще и не представляли, что ожидает их впереди!

Иоанн, прозванный Грозным

Великий князь и царь Иоанн IV Васильевич

1533–1584

Описывать время Ивана Васильевича Грозного Карамзин начал еще в поданных императору на просмотр первых восьми томах. Никаких нареканий его труд не вызвал: в молодом Иване Васильевиче Александр не усмотрел ни малейшей крамолы. Однако девятого тома боялся даже сам историк. Иван там определенно превратился не в богом данного государя, а в некое чудовище, пожирающее собственный народ. Совместить эти две полярные оценки одного и того же правителя даже Карамзину, умеющему облекать неприятные факты в красивую форму, оказалось сложным. Настолько сложным, что иного диагноза, чем повреждение ума, он подобрать не смог. Недаром этот девятый том с сумасшедшим Иваном стал настольной книгой молодых декабристов.

Но начиналось-то правление Ивана вполне традиционно, исключая один момент: государю было три года, и ни о каком самостоятельном правлении в этом возрасте и речи не идет. За Ивана правили Глинские и бояре, между собой они плохо ладили, но государственные дела от этого никак не ухудшались — текли себе, как и прежде: бояр интересовала только личная власть. На самого Ивана и его брата никто не обращал внимания. Хотя все дела творились именем Ивана.

«Первым действием нового правления было торжественное собрание Духовенства, Вельмож и народа в храме Успенском, — пишет Карамзин, — где Митрополит благословил державного младенца властвовать над Россиею и давать отчет единому Богу. Вельможи поднесли Иоанну дары, послали чиновников во все пределы Государства известить граждан о кончине Василия и клятвенным обетом утвердить их в верности к Иоанну».

Елена в государственных делах понимала немного, так что полагалась во всем на сильных родственников. Но правила она недолго: через три года ее то ли отравили, то ли она умерла своей смертью, этого никто не знает. Травить Елену охотников, наверно, было немало: «в четыре года Еленина правления именем юного Великого Князя умертвили двух единоутробных братьев его отца и дядю матери, брата внучатного ввергнули в темницу, обесчестили множество знатных родов торговою казнию Андреевых Бояр, между коими находились Князья Оболенские, Пронский, Хованский, Палецкий. Опасаясь гибельных действий слабости в малолетство Государя самодержавного, Елена считала жестокость твердостию, но сколь последняя, основанная на чистом усердии к добру, необходима для государственного блага, столь первая вредна оному, возбуждая ненависть; а нет Правительства, которое для своих успехов не имело бы нужды в любви народной. Елена предавалась в одно время и нежностям беззаконной любви и свирепству кровожадной злобы!»

В правление Елены юного царя носили на все государственные мероприятия. Этого бесконечного пресмыкания перед ним Иван не запомнил. Но перемену в своем положении после смерти матери почувствовал очень хорошо, и по-детски, но осознал. Иван горько плакал, обняв любовника матери князя Телепнева, тот тоже рыдал. На других лицах не было и тени печали. Бояре отчаянно дрались за власть. Символ этой власти их не интересовал.

Бедняга князь Телепнев пострадал первым: «Не суд и не праведная, но беззаконная, лютая казнь была жребием несчастного Вельможи, коему за неделю пред тем раболепствовали все Князья и Бояре. Телепнева уморили голодом…»

Склока между боярами завершилась победой князя Василия Васильевича Шуйского: тот бросил в тюрьму своего соперника князя Бельского и взялся за бразды правления. Но только он утвердился, как вдруг заболел и умер. В этом тоже видели не естественную смерть, а заговор.

На место князя Василия пришел его брат Иван, а союзника прежде выступавших против Василия бояр митрополита Даниила отрекли от сана и сослали в Иосифов монастырь. Как правитель Иван оказался не лучшим выбором для страны: он больше заботился о личном благополучии, нежели о своей земле. При нем и так уж было нехорошо с внешними врагами, и крымцы что ни год тревожили русскую землю, и казанский царь, да еще назначенные князем чиновники довели народ до обнищания. В Псков, например, где сидели назначенные им Андрей Шуйский и Репнин-Оболенский, жители окрестностей боялись ездить, как в вертеп разбойников: наместники «свирепствовали аки львы».

Но князь Иван напрасно делал ставку на нового митрополита, считая того своим человеком. Митрополит оказался с характером и именем царя заставил выпустить из тюрьмы как проигравшего битву за власть боярина Бельского, так и двоюродного брата Ивана Владимира Андреевича, молодого совсем князя, брошенного в тюрьму еще при Елене. Однако другого претендента на престол, внука Василия Темного Дмитрия, даже митрополит побоялся освободить (хотя внук этот почти всю свою жизнь сидел и уже состарился), ему только сняли цепи и дали тюрьму посветлее и попросторнее.

Шуйского от дел отстранили, а во главе Боярской Думы встал освобожденный Иван Бельский. Он тут же возвратил из тюрьмы своего брата Семена. Но стоило тому оказаться на свободе, как он тут же отправился к более приятному для него властителю — крымскому хану. И теперь получилась странная картина: войско под началом Ивана Бельского ходило бить хана, советником у которого был Семен Бельский.

В 1541 году хан повел крымцев на Москву. Ивану Васильевичу было тогда 10 лет. «Он повел Митрополита в Думу, — рассказывает Карамзин, — где сидели Бояре, и сказал им: «Враг идет: решите, здесь ли мне быть, или удалиться?» Бояре рассуждали тихо и спокойно. Одни говорили, что Великие Князья в случае неприятельских нашествий никогда не заключались в Москве.

Другие так ответствовали: «Когда Едигей шел

Скачать:TXTPDF

не тревожить столицы и мирно идти восвояси, если Великий Князь, по уставу древних времен, обяжется грамотою платить ему дань. Едва ли сам варвар Магмет-Гирей считал такое обязательство действительным: вероятнее, что