кого рвали куски мяса, кого топили, кого обваривали. Жены несчастных были пущены по кромешному кругу, а потом утоплены в реке. Счастливее всего были московские собаки: они пожирали рассеченные тела несколько дней.
О жестокостях Ивана Карамзин рассказывал чудовищные подробности. Понятно, что, прочитав историю о таком милостивом монархе, читатель хотел только одного — убить негодяя своими руками. И всякий раз историк еще и предупреждал, что это еще не конец злодействам, даже не середина.
Удивительно, но во внешней политике он старался казаться более вменяемым. Войну он вел вяло и стал больше полагаться на династический брак. Больше не шло речи о том, чтобы шляхтичи избрали себе его сына Ивана, какими бы перспективами это ни прельщало. Ивану понравилась идея жениться на сестре Сигизмунда Софье. На свою голову он уже примерял венец Ягеллонов, а земли Ливонии мечтал соединить в королевство под властью Москвы, и будто бы стоило только жителям Ливонии сообщить такую весть — они сами бы изгнали шведов.
Однако Королевство Ливония и венец Ягеллонов оказались несбыточными мечтами. Но в свою игру он сумел втянуть честолюбивого и неопытного датского принца Магнуса. Бедняга искренне верил в Королевство Ливонию и явился в Москву, чтобы получить ценные указания из уст русского монарха, как они этого совместно достигнут. Магнусу он обещал руку своей племянницы, дочери казненного им Владимира Андреевича, ласково именовал Магнуса женихом. Впрочем, брак отложили до счастливого момента, когда Магнус покорит для своей невесты еще непокоренные ливонские земли.
Вступая в Ливонию, наивный Магнус обещал ее жителям власть московского царя и вечный мир и покой. Учитывая, какими подвигами прославились русские в этой Ливонии и какие слухи ходили о русском царе, жители не хотели такой царской милости. Магнусу пришлось воевать.
Первым городом, на который нацелился принц, был Ревель. На предложение перейти под руку Ивана жители ответили, что лучше им умереть. Магнус сделал все, что мог: он послал к горожанам своего пастора, тот говорил и о золотом веке под скипетром Москвы, и о свободе, и о счастье, и о процветании.
Диалога не получилось. Осадив Ревель, Магнус простоял там 30 недель, извел людей и ушел отдыхать в Оберпален, выделенный в залог будущего королевства.
Иван в Магнусе разочаровался, не нравился ему и мир датчанина со шведским королем. Тем временем посланные с ним в Ливонию Крузе и Таубе решили при таком раскладе пойти на Дерпт и предложить жителям передаться либо полякам, либо шведам. Они ворвались в город, попытались достучаться до дерптских сердец, но скоро русские полки разметали их отряды, заодно побив и дерптских жителей. Узнав об этом конфузе и предательстве, Магнус предпочел удалиться на остров Эзель.
Но Иван надежд использовать Магнуса не оставлял. И хотя умерла вдруг его названная невеста Евфимия, он тут же предложил принцу руку младшей Марии. Наивный Магнус снова обещал завоевать Эстляндию и снова стал женихом. Правда, в 1571 году мечты Ивана хорошо потрепал крымский хан: неожиданно он появился перед стенами столицы. Иван перепугался и бежал в Коломну, из Коломны — в Александрову слободу, оттуда — в Ярославль. А хан велел зажечь посады, и Москва снова горела, и как горела! В три часа ее не стало. Среди развалин остались только Кремль да Успенский собор, где сидел в ужасе митрополит Кирилл. Карамзин называет до 800 000 погибших.
Девлет-Гирей посмотрел на пожарище и ушел в Крым. Пока посылали погоню, он успел пожечь и пограбить южную часть Московского царства и увел до 100 000 пленных. Сам-то он ушел, но по возвращении в Москву Ивана ждал ханский посол. Тот объяснил причину пожога: надо вернуть Казань и Астрахань. В ответ Иван бил ханскому послу челом и обещал вернуть Астрахань, когда будет торжественно заключен мир. Карамзина потрясало, что в своей трусости он даже выдал крымского пленника, принявшего в Москве христианство.
На самом деле это был, конечно, театр. Иван тянул время, как всегда он это и делал, решая вопросы войны и мира, а что касается пленника — то его судьба царя не беспокоила вовсе. Человеком больше, человеком меньше… Незаменимых нет.
Но за момент его слабости и трусости снова заплатили подданные. Как враг смог дойти до самой Москвы? Без измены не обошлось. Снова начались казни. После этого, отойдя от государственных забот, он снова решил жениться. Теперь уже не на сестре Сигизмунда, а на избранной среди красавиц дочери простого купца Марфе Собакиной, из знатных девиц он подыскал невесту своему сыну Ивану — Евдокию Сабурову. Только царская невеста вдруг заболела, и это было объяснено тайными злодействами. Среди казненных по этому случаю был и бывший деверь, брат умершей его черкесской жены Михаил Темрюкович, которого посадили на кол.
Тем не менее царь все равно женился на Марфе, ожидая чуда. Ждать пришлось недолго: Марфа умерла через две недели. Ивану младшему повезло больше: его жена была здорова.
Похоронив Марфу, царь занялся Москвой. Теперь он приказал не строить посадов и запретить возведение высоких деревянных хором. А в 1572 году он женился в четвертый раз на Анне Алексеевне Колтовской, даже не испросив разрешения, хотя церковь ограничивала количество возможных браков тремя. Только женившись, он попросил благословения. Куда было деваться иерархам? Дали. Иван отправился в Новгород, праздновать свадьбу со своим шурином Григорием Колтовским.
Тем временем на Москву снова пошел Девлет-Гирей, и хотя ему удалось обойти русские городки и засеки, на этот раз с Москвой ему не повезло: хана разбили, он бежал с остатками войска, бросив все обозы и добычу. Тем же годом умер враг Ивана Сигизмунд, оставив своим вельможам странное завещание: содействовать избранию на польский престол царя Ивана.
Из Новгорода царь вернулся с другим настроением. Он вдруг объявил, что государство достаточно вычищено, и отменил опричнину и земщину. Правда, Малюта Скуратов как занимал свой высокий пост, так и продолжал его занимать (но время его уже прошло: в этот год он погибнет в Эстляндии). Скуратов играл ведущую роль и при переговоре с приехавшими из Польши послами, которые предложили Ивану баллотироваться в короли. Иван ставил только пару условий: «Если угодно Всевышнему, чтобы я властвовал над вами, то обещаю ненарушимо блюсти все уставы, права, вольности ваши, и еще распространить их, буде надобно. Если Паны вздумают избрать в Короли моего Царевича, то знайте, что у меня два сына как два ока: не расстанусь ни с единым. Если же не захотите признать меня своим Государем, то можете чрез Великих Послов условиться со мною о мире. Не стою за Полоцк; соглашусь придать к нему и некоторые из моих наследственных владений, буде уступите мне всю Ливонию по Двину. Тогда обяжемся клятвою, я и дети мои, не воевать Литвы, доколе Царствует Дом наш в России Православной».
«Ливонский вопрос», впрочем, не исчез. Все тот же Магнус пытался честно завоевать для Ивана Эстляндию, мечтая о свободном королевстве Ливонии. Наконец-то его женили на обещанной Марии. Магнус ждал царских подарков. И дождался: «вместо пяти бочек золота привезли к нему в дом несколько сундуков с бельем и с нарядными одеждами молодой Королевы; вместо всей Ливонии Государь пожаловал своему зятю городок Каркус с следующим словесным и письменным наставлением: «Король Магнус! иди с супругою в удел, для вас назначенный. Я хотел ныне же вручить тебе власть и над иными городами Ливонскими вместе с богатым денежным приданым; но вспомнил измену Таубе и Крузе, осыпанных нашими милостями… Ты сын Венценосца и следственно могу иметь к тебе более доверенности, нежели к слугам подлым; но — ты человек! Если изменишь, то золотом казны моей наймешь воинов, чтобы действовать заодно с нашими врагами, и мы принуждены будем своею кровию вновь доставать Ливонию. Заслужи милость постоянною, испытанною верностию!»
Таким образом, Магнус с печальным сердцем уехал в Каркус, из Каркуса в Оберпален, где в ожидании Государства жил весьма бедно, не имея более трех блюд на столе (как писал его брат Фридерик, Король Датский, к своему тестю Герцогу Мекленбургскому), веселя тринадцатилетнюю жену детскими игрушками, питая сластями и, к неудовольствию Россиян, одев ее в немецкое платье».
А Иван ругательски ругался со шведским королем, заключив странное перемирие, где были упомянуты все спорные города и земли, кроме Ливонии. В Ливонии оба государя воевать собирались. Тем временем в Польше начался сейм, главный вопрос — выбор короля. Промосковская партия стояла за сына Ивана Федора, но Иван об этом теперь и слышать не хотел. Дипломатичные польские шляхтичи пытались объяснить причину, по которой Федор Иванович интересует их больше: король должен быть в Варшаве, а не править через наместника, и король должен быть католиком.
На первое Иван сказал, что способен ездить между тремя столицами, а на второе, что венчать на королевство его должен русский митрополит. Очевидно, он сам понимал, как эти объяснения бессмысленны, потому что с легкостью соглашался, чтобы поляки избрали себе сына Максимилиана и чтобы сразу был заключен мир.
Сейм избрал Генриха Валуа. Королем он оказался никудышным, от Польши пришел в ужас, и как только смог — сбежал. Тут сторонники Москвы снова стали просить Ивана скорее прислать послов и взять Польшу на тех же условиях, что и Генрих.
Но пока Иван раздумывал, на польский трон избрали семиградского князя Стефана Батория. Это был замечательный выбор. Для Польши. В первой же грамоте к русскому царю Баторий твердо дал понять, что Ливонию не уступит. А дела у русских в Ливонии шли все хуже. Они не только не смогли взять в 1577 году город Ревель, но измученное долгой войной эстонское население стало вести против войска свою войну — настоящую крестьянскую войну.
Не выдержал напрасных обещаний и Магнус, он занял несколько ливонских крепостей и велел передать Ивану, что Ливония теперь его королевство. «Иван изумился», — пишет Карамзин. Изумление его было страшно. Он бросил свое войско на занятые Магнусом города. Они сдавались русским без сопротивления. Иван требовал Магнуса перед свои очи. Магнус сидел в Вендене и ехать не желал. Вместо себя он послал захваченного в плен воеводу Батория, и тот открыл царю, что его «король» ведет переговоры о передаче Ливонии Баторию. Иван потребовал Магнуса немедленно. И тот побоялся ослушаться. Скоро он уже сидел вместе со своими чиновниками в холодном и пустом доме на соломе.
Русские тем часом вошли в Венден. Немцы сопротивлялись отчаянно и заперлись в замке. Когда угроза захвата стала очевидной, они взорвали себя вместе с женами и детьми.
Из крупных крепостей теперь оставалась Рига. Но на Ригу Иван пойти не решился. Он взял мелкие городки, где сидели литовцы. Без
