только потому, что не обращались. В том определении, в котором мы рассматриваем деньги теперь, они обращаются или вступают в обращение, однако не в функции средства обращения. Как средство обращения деньги всегда были покупательным средством, теперь же они действуют как непокупательное средство.

Как только деньги, вследствие образования сокровищ, развились в качестве бытия абстрактного общественного богатства и материального представителя вещественного богатства, они получают в этой своей определенности в качестве денег своеобразные функции в процессе обращения. Если деньги циркулируют как простое средство обращения и тем самым как покупательное средство, то предполагается, что товар и деньги одновременно противостоят друг другу и, следовательно, одна и та же величина стоимости имеется налицо дважды: на одном полюсе — как товар в руках продавца, на другом полюсе — как деньги в руках покупателя. Это одновременное существование обоих эквивалентов на противоположных полюсах и одновременная перемена ими мест или их взаимное отчуждение предполагает, в свою очередь, что продавец и покупатель относятся друг к другу только как владельцы наличных эквивалентов. Между тем процесс метаморфоза товаров, который создает различные определенности формы денег, метаморфозирует также и товаровладельцев, или изменяет общественные роли, в которых они представляются друг другу. В процессе метаморфоза товара товарохранитель так же часто меняет свою шкуру, как часто товар совершает свое превращение или как часто деньги принимают новые формы. Так, первоначально товаровладельцы противостояли друг другу только в качестве товаровладельцев; потом один товаровладелец стал продавцом, другой — покупателем, далее каждый из них становится попеременно то покупателем, то продавцом, после этого они стали собирателями сокровищ и, наконец, богатыми людьми. Таким образом товаровладельцы выходят из процесса обращения не такими, какими они в него вступили. В сущности различные определенности формы, принимаемые деньгами в процессе обращения, представляют собой только кристаллизованную смену формы самих товаров, смену, которая, в свою очередь, есть лишь вещное выражение изменяющихся общественных отношений, в которых товаровладельцы совершают свой обмен веществ. В процессе обращения возникают новые отношения общения, и, как носители этих изменившихся отношений, товаровладельцы получают новые экономические роли. Подобно тому, как деньги в сфере внутреннего обращения идеализируются и простая бумага в качестве представителя золота выполняет функцию денег, точно так же этот процесс придает покупателю или продавцу, который вступает в него просто как представитель денег или товара — т. е. представляет будущие деньги или будущий товар, — значимость действительного продавца или покупателя.

Все определенности формы, в которых золото развивается в деньги, представляют собой только развитие тех определений, которые заключены в метаморфозе товаров, но которые в простом денежном обращении, — при появлении денег в качестве монеты или в движении Т—Д—Т, как совершающемся в виде процесса единстве, — не выделились в самостоятельный вид, или же выступали только в качестве возможностей, как, например, в перерыве метаморфоза товара. Мы видели, что в процессе Т—Д товар, как действительная потребительная стоимость и идеальная меновая стоимость, относился к деньгам как к действительной меновой стоимости и лишь идеальной потребительной стоимости. Продавец, отчуждая товар как потребительную стоимость, реализует его собственную меновую стоимость и потребительную стоимость денег. Наоборот, покупатель, отчуждая деньги как меновую стоимость, реализует потребительную стоимость денег и цену товара. Соответственно этому происходила перемена мест товара и денег. Живой процесс этой двусторонней полярной противоположности теперь снова раскалывается в своем осуществлении. Продавец действительно отчуждает товар, но цену его реализует вначале лишь только идеально. Он продал товар по его цене, которая, однако, будет реализована лишь позднее, в установленный срок. Покупатель покупает как представитель будущих денег, тогда как продавец продаст как владелец наличного товара. На стороне продавца товар как потребительная стоимость действительно отчуждается, хотя цена его еще в действительности не реализована; на стороне покупателя деньги действительно реализуются в потребительной стоимости товара, хотя как меновая стоимость они еще в действительности не отчуждены. Вместо знака стоимости, как было раньше, сам покупатель выступает здесь символически представителем денег. Но как раньше всеобщая символика знака стоимости требовала гарантии и принудительного курса со стороны государства, так теперь личная символика покупателя порождает частные контракты между товаровладельцами, исполнение которых охраняется законом.

Наоборот, в процессе Д—Т деньги могут быть отчуждены как действительное покупательное средство и цена товара может быть таким образом реализована прежде, чем будет реализована потребительная стоимость денег или прежде чем будет отчужден товар. Это имеет место, например, в обычной форме платы вперед, или же в той форме, в какой английское правительство закупает опиум у райятов в Индии, или в какой поселившиеся в России иностранные купцы закупают у русских значительную часть земледельческих продуктов. Однако здесь деньги действуют лишь в уже известной нам форме покупательного средства и поэтому не получают никакой новой определенности формы {Конечно, капитал авансируется также в форме денег, и авансированные деньги могут быть авансированным капиталом; однако эта точка зрения выходит за пределы простого обращения}. Мы поэтому не останавливаемся на последнем случае; однако относительно превращенной формы, в которой здесь выступают оба процесса Д—Т и Т—Д, заметим, что различие между покупкой и продажей, которое непосредственно в обращении выступает только мысленным, теперь становится действительным различием, потому что в одной форме имеется в наличности только товар, в другой — только деньги, в обеих же формах имеется только крайний член, от которого исходит инициатива. Кроме того, обе формы имеют то общее, что в обеих один из эквивалентов существует только в общей воле покупателя и продавца, — воле, которая связывает обоих и получает определенные законом формы.

Продавец и покупатель становятся кредитором и должником. Если товаровладелец, как хранитель сокровища, представлял собой скорее комическую фигуру, то теперь он становится страшным, так как он уже не самого себя, а своего ближнего рассматривает как бытие определенной денежной суммы, и не себя, а его делает мучеником меновой стоимости. Из верующего он становится доверяющим, из религии он впадает в юриспруденцию.

«I stay here on my bond!» {«Я за вексель мой стою!» (Шекспир. «Венецианский купец»)}

Следовательно, в измененной форме Т—Д, в которой товар имеется в наличности, а деньги только представлены, деньги функционируют, во-первых, как мера стоимостей. Меновая стоимость товара оценивается в деньгах как в своей мере; но цена, как меновая стоимость, определенная контрактом, существует не только в голове продавца, но является одновременно мерой обязательства покупателя. Во-вторых, деньги функционируют здесь как покупательное средство, хотя они бросают перед собой лишь тень своего будущего бытия. А именно они перемещают товар с его места, из рук продавца в руки покупателя. Когда наступает срок исполнения контракта, деньги вступают в обращение, так как они меняют место и переходят из рук бывшего покупателя в руки бывшего продавца. Но они вступают в обращение не как средство обращения или как покупательное средство. В качестве таковых деньги функционировали раньше, чем имелись налицо, а появляются они уже после того, как перестали функционировать в качестве таковых. Напротив, они вступают в обращение как единственный адекватный эквивалент товара, как абсолютное бытие меновой стоимости, как последнее слово процесса обмена, — короче говоря, как деньги, и притом как деньги в определенной функции всеобщего платежного средства. В этой функции платежного средства деньги выступают как абсолютный товар, но в сфере самого обращения, а не вне его, как это было с сокровищем. Различие между покупательным средством и платежным средством обнаруживается весьма неприятным образом во времена торговых кризисов {Пометка Маркса на его личном экземпляре книги: «Различие между покупательным средством и платежным средством подчеркивается Лютером»}.

Первоначально превращение продукта в деньги выступает в обращении лишь как индивидуальная необходимость для товаровладельца, поскольку его продукт не представляет для него потребительной стоимости, но еще только должен сделаться таковой путем своего отчуждения. Но чтобы уплатить в срок, обусловленный договором, он должен сперва продать товар. Следовательно, совершенно независимо от его индивидуальных потребностей, продажа благодаря движению процесса обращения превратилась для него в общественную необходимость. Как бывший покупатель товара, он принудительным образом становится продавцом какого-либо другого товара, не для того, чтобы получить деньги как покупательное средство, а для того, чтобы получить их как платежное средство, как абсолютную форму меновой стоимости. Превращение товара в деньги, как завершающий акт, или первый метаморфоз товара, как самоцель, — то, что при собирании сокровищ казалось прихотью товаровладельца, — теперь стало экономической функцией. Мотив и содержание продажи для того, чтобы уплатить, представляет собой содержание процесса обращения, возникающее из самой формы этого процесса.

В этой форме продажи товар меняет свое место, находится в обращении, между тем как свой первый метаморфоз, свое превращение в деньги, он откладывает. Напротив, на стороне покупателя второй метаморфоз, т. е. превращение денег обратно в товар, совершается раньше, чем совершился первый метаморфоз, т. е. раньше, чем товар превратился в деньги. Таким образом, первый метаморфоз выступает здесь во времени после второго. И тем самым деньги, этот образ товара в его первом метаморфозе, получают новую определенность формы. Деньги, или самостоятельное развитие меновой стоимости, представляют собой уже не посредствующую форму товарного обращения, а его завершающий результат.

Что подобные продажи на срок, в которых оба полюса продажи существуют раздельно друг от друга во времени, возникают естественным образом из простого товарного обращения, — не требует подробных доказательств. Прежде всего развитие обращения приводит к тому, что поочередное выступление одних и тех же товаровладельцев по отношению друг к другу, как продавца и покупателя, повторяется. Это повторяющееся выступление не остается только случайным, но, например, товар заказывается на какой-нибудь будущий срок, к которому он должен быть поставлен и оплачен. В этом случае продажа совершается идеально, т. е. в данном случае юридически, без появления товара и денег в их телесном виде. Обе формы денег, как средства обращения и как платежного средства, здесь еще совпадают, так как, с одной стороны, товар и деньги меняют место, одновременно, а с другой стороны, деньги не покупают товара, а реализуют цену товара, проданного ранее. Далее, в силу самой природы целого ряда потребительных стоимостей они действительно отчуждаются не в момент фактической передачи товара, а лишь путем предоставления последнего на определенный срок. Например, если дом сдан в аренду на один месяц, то потребительная стоимость дома будет передана лишь по истечении месяца, хотя дом перешел из рук в руки в начале этого месяца. Так как фактическая передача потребительной стоимости и ее действительное отчуждение здесь во времени друг с другом не совпадают, то и реализация ее цены также происходит позже, чем перемена ею места. Наконец, разница в продолжительности и времени производства различных товаров обусловливает то, что