идеал вечной справедливости, justice éternelle, из юридических отношений, соответствующих товарному производству, чем дает, кстати сказать, столь утешительное для всех филистеров доказательство того, что форма товарного производства столь же вечна, как справедливость. Затем он старается, наоборот, преобразовать в соответствии с этим идеалом справедливости действительное товарное производство и соответствующее ему действительное право. Что мы сказали бы о химике, который, вместо того чтобы исследовать действительные законы обмена веществ и разрешать на основе их определенные задачи, захотел бы преобразовать обмен веществ сообразно “вечным идеям” “naturalité” и “affinité” [“естества” и “сродства”]? Когда нам говорят, что ростовщичество противоречит “justice eternellé” [“вечной справедливости”], “équité éternelle”, “mutualité éternelle” [“вечной правде”, “вечной взаимности”] и другим “verités éternelles” [“вечным истинам”], то разве мы узнаем о ростовщичестве хоть немного больше, чем знали еще отцы церкви, когда они говорили, что ростовщичество противоречит “grâce éternelle”, “foi éternelle”, “volonté éternelle de Dieu” [“вечному милосердию”, “вечной вере”, “вечной воле божьей”]?

51

“Ибо двояко употребление каждого блага. – Первое присуще вещи как таковой, второе – нет; так, сандалия может служить для обувания ноги и для обмена. То и другое суть потребительные стоимости сандалии, ибо даже тот, кто обменивает сандалию на что-либо, в чем он нуждается, например, на пищу, пользуется сандалией как сандалией. Но это не есть естественный способ ее употребления. Ибо она существует не для обмена” (Aristoteles. “De Republica”, кн. 1, гл. 9)

52

Мы можем теперь оценить по достоинству ухищрения мелкобуржуазного социализма, который хочет увековечить товарное производство и в то же время устранить “противоположность между деньгами и товаром”, т. е. устранить самые деньги, так как они существуют только как составная часть этой противоположности. С таким же успехом можно было бы стремиться к упразднению папы, сохраняя в то же время католицизм. Подробнее об этом см. мою работу “К критике политической экономии”, стр. 61 и сл. [настоящее издание, том 13, стр. 67 и сл.]

53

До тех пор, пока обмениваются не два различных предмета потребления, а, как это часто мы встречаем у дикарей, за одни предмет предлагается в качестве эквивалента хаотическая масса вещей, до тех пор даже непосредственный обмен продуктов еще не зашел дальше своего преддверия

54

Карл Маркс. “К критике политической экономии”, стр. 135 [см. настоящее издание, том 13, стр. 137]. “Драгоценные металлы… по природе своей деньги” (Galiani, “Della Moneta”, в издании Кустоди, Parte Moderna, т. III, стр. 137)

55

Подробнее об этом смотри в моей только что цитированной работе раздел “Благородные металлы”

56

“Деньги суть универсальный товар” (Verri, цит. соч., стр. 16)

57

“Сами по себе золото и серебро, которым мы можем дать общее наименование денежного металла, суть… товары… стоимость которых то повышается, то падает… Стоимость денежного металла тогда считается более высокой, когда меньшего по весу количества его оказывается достаточно для того, чтобы приобрести большее количество земледельческого или промышленного продукта страны” и т. д. ([S. Clement, ] “A Discourse of the General Notions of Money, Trade, and Exchanges, as they stand in relation each to other”. By a Merchant, London, 1695, p. 7). “Серебро и золото, как чеканенные, так и нечеканенные, хотя и употребляются как мера для всех других вещей, все же суть товары не в меньшей степени, чем вино, табак, масло, одежда или ткань” ([J. Child. ] “A Discourse concerning Trade, and that in particular of the East-Indies etc. ”. London, 1689, p. 2). “Капитал и богатство королевства не ограничиваются только деньгами, равным образом золото и серебро нельзя исключить из числа товаров” ([Th. Papillon.] “The East-India Trade a most Profitable Trade”. London, 1677, p. 4)

58

“Золото и серебро имеют свою стоимость как металлы раньше, чем они делаются монетами” (Galiani, цит. соч.). Локк говорит: “Всеобщее соглашение людей придало серебру, в силу тех его свойств, которые делают его пригодным для роли денег, воображаемую стоимость”. Ло, напротив, говорит: “Каким образом различные нации могли бы придать какой-либо вещи воображаемую стоимость?.. И каким образом эта воображаемая стоимость могла бы удержаться?” Насколько плохо он сам понимал суть дела, показывают следующие его слова: “Серебро обменивалось по той потребительной стоимости, которую оно имело, т. е. по своей действительной стоимости; благодаря своему назначению служить в качестве денег оно получило еще добавочную стоимость (une valeur additionnelle)” (Jean Law. “Considerations sur le numeraire et le commerce”, в издании Э. Дэра: “Economistes Financiers du XVIII siecle”, p. 469, 470)

59

“Деньги суть универсальный товар” (Verri, цит. соч., стр. 16)

60

“Сами по себе золото и серебро, которым мы можем дать общее наименование денежного металла, суть… товары… стоимость которых то повышается, то падает… Стоимость денежного металла тогда считается более высокой, когда меньшего по весу количества его оказывается достаточно для того, чтобы приобрести большее количество земледельческого или промышленного продукта страны” и т. д. ([S. Clement, ] “A Discourse of the General Notions of Money, Trade, and Exchanges, as they stand in relation each to other”. By a Merchant, London, 1695, p. 7). “Серебро и золото, как чеканенные, так и нечеканенные, хотя и употребляются как мера для всех других вещей, все же суть товары не в меньшей степени, чем вино, табак, масло, одежда или ткань” ([J. Child. ] “A Discourse concerning Trade, and that in particular of the East-Indies etc. ”. London, 1689, p. 2). “Капитал и богатство королевства не ограничиваются только деньгами, равным образом; золото и серебро нельзя исключить из числа товаров” ([Th. Papillon. ] “The East-India Trade a most Profitable Trade”. London, 1677, p. 4)

61

“Золото и серебро имеют свою стоимость как металлы раньше, чем они делаются монетами” (Galiani, цит. соч. ). Локк говорит: “Всеобщее соглашение людей придало серебру, в силу тех его свойств, которые делают его пригодным для роли денег, воображаемую стоимость”. Ло, напротив, говорит: “Каким образом различные нации могли бы придать какой-либо вещи воображаемую стоимость?.. И каким образом эта воображаемая стоимость могла бы удержаться?” Насколько плохо он сам понимал суть дела, показывают следующие его слова: “Серебро обменивалось по той потребительной стоимости, которую оно имело, т. е. по своей действительной стоимости; благодаря своему назначению служить в качестве денег оно получило еще добавочную стоимость (une valeur additionnelle)” (Jean Law. “Considérations sur le numéraire et le commerce”, в издании Э. Дэра: “Économistes Financiers du XVIII siècle”, p. 469, 470)

62

“Деньги суть их” (товаров) “знак” (V. de Forbonnais. “Éléments du Commerce”. Nouv. Édit. Leyde, 1766, t. II, p. 143). “Как знак они притягиваются товарами” (там же, стр. 155). “Деньги – знак и представитель вещи” (Montesquieu. “Esprit des Loix”. Oeuvres. London, 1767, t. II, p. 3). “Деньги не простой знак, потому что они сами суть богатство; они – не представители стоимостей, они сами стоимость” (Le Trosne, цит соч., стр. 910). “Когда мы обращаем внимание на понятие стоимости, тогда сама вещь рассматривается лишь как знак, и она имеет значение не сама по себе, а как то, чего она стоит” (Hegel. “Philosophie des Rechts”, S. 100). Гораздо раньше экономистов представление о золоте как простом знаке и лишь воображаемой стоимости благородных металлов было пущено в ход юристами, которые, прислужничая перед королевской властью, на протяжении всех средних веков обосновывали право королей фальсифицировать монету традициями Римской империи и теми понятиями о деньгах, которые выражены в пандектах 41. “Никто не смеет и не должен сомневаться”, – говорит верный ученик этих юристов Филипп Валуа в одном декрете 1346 г., – “что только нам и нашему королевскому величеству принадлежит право… чеканки монеты, снабжения деньгами и всяких распоряжений относительно монеты, право пускать ее в обращение, и притом по такой цене, как это нам угодно и признано нами за благо”. Догмой римского права было, что император декретирует стоимость денег. Было безусловно запрещено обращаться с деньгами как с товаром. “Денег же никто не должен покупать, ибо, учрежденные для пользования всех, они не должны быть товаром”. Хорошие разъяснения но этому поводу см. G. F. Pagnini. “Saggio sopra il giusto pregio delle cose”, 1751, в издании Кустоди, Paite Moderna, т. II. В частности, во второй части своей работы Паньини полемизирует с господами юристами

63

“Если одну унцию серебра можно добыть и доставить в Лондон из перуанских рудников с такой же затратой времени, какая необходима для производства бушеля хлеба, то первый из этих продуктов будет составлять естественную цену второго; в если вследствие открытия новых, более богатых рудников две унции серебра можно будет добывать так же легко, как теперь одну, то caeteris paribus [при прочих равных условиях] бушель хлеба будет стоить 10 шиллингов, если он раньше стоил 5 шиллингов” (William Petty. “A Treatise of Taxes and Contributions”, London, 1667, p. 31)

64

Г-н профессор Рошер поучает нас: “Ложные определения денег могут быть разделены на две основные группы; определения, считающие деньги за нечто большее, и определения, считающие деньги за нечто меньшее, чем товар”. Затем идет пестрый каталог работ о деньгах, в котором нельзя уловить и намека на понимание действительной истории теории денег. В заключение мораль: “Нельзя, впрочем, отрицать, что большинство новейших экономистов обращает недостаточное внимание на особенности, отличающие деньги от других товаров” (значит, деньги все-таки суть нечто меньшее или нечто большее, чем товар?) “… Поскольку это таи, постольку полумеркантилистская реакция Ганиля и др. имеет некоторые основании” (Wilhelm Roscher. “Die Grundlagen der Nationalökonomie”, 3. Aufl., 1858, S. 207-210). “Большее – меньшее – недостаточное – постольку – некоторые”! Это называется определением понятий! И подобного рода эклектическую профессорскую болтовню г-н Рошер скромно окрестил “анатомо-физиологическим методом” политической экономии! Впрочем, наука все же обязана ему одним открытием, а именно, что деньги – “приятный товар”

65

Вопрос, почему деньги не представляют непосредственно самого рабочего времени, почему, например, бумажный денежный знак не представляет х рабочих часов, сводится просто к вопросу, почему на базисе товарного производства продукты труда должны принимать форму товаров, так как форма товара предполагает разделение их на товары и денежный товар; или – к вопросу, почему частный труд не может рассматриваться как непосредственно общественный труд, т. е. как своя собственная противоположность. В другом месте я подробно рассмотрел плоский утопизм “рабочих денег” на основе товарного производства (“К критике политической экономии”, стр. 61 и сл. [см. настоящее издание, том 13, стр. 67 и сл.]). Здесь отмечу только, что, например, “рабочие деньги” Оуэна имеют с “деньгами” так же мало общего, как, скажем, театральный билет. Оуэн предполагает непосредственно обобществленный труд, т. е. форму производства, диаметрально противоположную товарному производству. Рабочая квитанция лишь констатирует индивидуальную долю участия производителя в