I don’t know where he lives”. “Christ was a wicked man”). “Эта девочка (10 лет) вместо God [бог] по буквам говорит Dog [собака] и не знает имени королевы” (“Children’s Employment Commission. 5th Report”, 1866, p. 55, № 278). Такая же система, как па упомянутых металлических мануфактурах, господствует на стекольных и бумажных фабриках. На бумажных фабриках, на которых бумага производится посредством машин, ночная работа существует, как общее правило, для всех процессов, кроме сортировки тряпья. В некоторых случаях ночная работа благодаря сменам продолжается всю неделю, обыкновенно с ночи воскресенья до 12 часов ночи следующей субботы. Рабочий персонал, находящийся в дневной смене, работает еженедельно пять дней по 12 часов и один день – 18 часов, а находящийся в ночной смене – 5 ночей по 12 часов и одну ночь – 0 часов. В других случаях каждая смена работает в дни ломки смен по 24 часа и одна за другой. Одна смена работает 0 часов в понедельник и 18 в субботу, чтобы вышли полные 24 часа. В некоторых случаях введена промежуточная система, при которой все рабочие, запятые на бумагоделательных машинах, работают каждый день недели по 15—16 часов. Эта система, – говорит член следственной комиссии Лорд, – как бы соединяет в себе все зло 12-часовой и 24-часовой систем смен. При этой системе ночной работы работают дети моложе 13 лет, подростки моложе 18 лет и женщины. Иногда при две-надцатичасовой системе им приходится работать двойную смену, 24 часа, чтобы заменить отсутствующих рабочих. Свидетельские показания доказывают, что мальчики и девочки очень часто работают сверхурочное время, которое растягивается до 24 и даже до 36 часов непрерывного труда. В “непрерывном и неизменном процессе” глазирования можно встретить двенадцатилетних девочек, которые работают месяц напролет но 14 часов в сутки “без какого бы то ни было регулярного отдыха или перерыва в работе, кроме двух, самое большее трех, получасовых перерывов для принятия пищи”. На никоторых фабриках, где совсем отменена регулярная ночная работа, продолжительность сверхурочного времени достигает ужасающих размеров, и “это часто при самых грязных, самых горячих и самых монотонных процессах” (“Children’s Employment Commission. 4th Report”, 1865, p. XXXVIII, XXXIX)

292

“Fourth Report etc. ”, 1865,№ 79, p. XVI 100) Там же, № 80, стр. XVI.

293

“Fourth Report etc. ”, 1865, № 82, p. XVII.

294

“В наше богатое рефлексией и резонирующее время человек, который не умеет указать хорошего основания для всего что угодно, даже для самых дурных и превратных мыслей и поступков, должен быть уже очень недалеким. Все, что испорчено в миро, испорчено на хороших основаниях” (Hegel. “Encyklopadie”. Erster Theil, “Die Logik”. Berlin, 1840, S. 249).

295

“Children’s Employment Commission. 4th Report etc. ”, 1865, № 85, p. XVII. На подобные же деликатные рассуждения одного из господ стеклозаводчиков, будто установление для детей “регулярного времени еды” невозможно, так как это повело бы “к чистой потере и “расточению” определенного количества теплоты, излучаемой печами, член следственной комиссии Уайт, совершенно не похожий на Юра, Сениора и т. д. и на их жалких немецких подголосков вроде Рошера и других, растроганных “воздержанием”, “самоотречением” и “бережливостью” капиталистов в расходовании своих денег и их тимур-тамерлановской “расточительностью” в расходовании человеческой жизни, дает такой ответ: “Если и будет растрачиваться некоторое излишнее количество теплоты по сравнению с теперешним вслед– ствие того, что будет обеспечено регулярное время на еду, то такая растрата, даже выра– женная в денежной стоимости, не идет ни в какое сравнение с расточением жизненной силы (“the waste of animal power”), которое терпит теперь королевство вследствие того, что дети, запятые на стекольных заводах и находящиеся в периоде роста, не имеют свобод– ного времени, чтобы спокойно принять и переварить пищу” (там же, стр. XLV). И это в “год процветания” – 1865 год! Кроме затраты силы, которая требуется на то, чтобы под– нимать и переносить тяжести, на заводах, изготовляющих бутылки и флинтглас, ребенок, непрерывно совершая свою работу, должен исходить в продолжение 6 часов 15 – 20 (английских) миль! А работа продолжается часто 14 – 15 часов! На многих стекольных заводах господствует такая же система шестичасовых смен, как на московских прядильнях. “В течение недельного рабочего времени самый продолжительный непрерывный отдых составляет 6 часов. Но отсюда следует вычесть время, необходимое для того, чтобы дойти до фабрики и обратно, умыться, одеться, принять пищу, а все это требует времени. Таким образом, в действительности для отдыха остается лишь самое короткое время. Если не отрывать времени от сна, то некогда поиграть и подышать свежим воздухом, что так необходимо детям, занятым столь напряженным трудом при столь высокой температуре… Но и короткий сон ребенка нарушается ночью заботой о том, чтобы не проспать на работу, днем – доходящим извне шумом”. Г-н Уайт приводит случаи, когда один подросток работал 36 часов без перерыва, когда двенадцатилетние мальчики работают до 2-х часов ночи, а затем спят на заводе до 5 часов утра (3 часа!), чтобы затем снова приняться за дневную работу! “Количество работы”, – говорят редакторы общего отчета Трименхир и Тафнелл, – “выполняемое мальчиками, девочками и женщинами во время дневной или ночной смены (spell of Jabour), прямо баснословно” (там же, стр. XLIII и XLIV). А между тем “преисполненный самоотречения” стекольный капиталист, пошатываясь от портвейна, возвращается, быть может, поздно ночью из клуба домой и идиотски напевает себе под нос: “Britons never, never, shall be slaves!” [“Нет, никогда, никогда не будут британцы рабами!”]

296

В различных сельских местностях Англии, например, до сих пор еще нет-нет да и приговорят какого-нибудь рабочего к тюремному заключению за то, что, работая в огородике перед своим домом, он оскорбляет святость воскресенья. Тот же самый рабочий наказывается за нарушение договора, если не пойдет в воскресенье, хотя бы и по религиозным мотивам, на какую-нибудь металлургическую, бумажную или стекольную фабрику. Ортодоксальный парламент глух к оскорблению святости воскресенья, если таковое совершается в “процессе возрастания стоимости” капитала. В одной записке (август 1863 г.), в которой лондонские поденщики, занятые в торговле рыбой и птицей, требуют отмены воскресного труда, говорится, что их труд продолжается в первые 6 дней недели в среднем по 15 часов ежедневно, а в воскресенье 8—10 часов. Из той же записки видно, что этот “воскресный Труд” поощряется как раз прихотливым гурманством аристократических ханжей из Эксетер-холла 94. Эти “святые”, столь ревностные “in cute curanda” [“в заботах о своем физическом благополучии”], подтверждают свою набожность тем смирением, с которым они переносят чрезмерный труд, лишения и голод третьих лиц. Obsequium ventris istis (рабочих) perniciosius est [чревоугодие для них (рабочих) много пагубнее]

297

“В предыдущих отчетах мы привели отзывы различных опытных фабрикантов относительно того, что чрезмерный труд… несомненно ведет к преждевременному истощению человеческой рабочей силы” (“Children’s Employment Commission. 4th Report”, 1865, № 64. p, XIII)

298

J. Е. Cairnes, цит. соч., стр. 110, 111

299

John Ward. “The Borough of Stoke-upon-Trent etc. ”. London, 1843, p. 42

300

Речь Ферранда в палате общин 27 апреля 1863 года.

301

“Он будет поглощен и потреблен фабрикантами. Буквально так звучало заявление хлопчатобумажных фабрикантов” (там же).

302

Там же. Вопреки своему желанию Вильерс был поставлен “законом” перед необходимостью отвергнуть домогательства фабрикантов. Однако эти господа достигли своей цели благодаря услужливости местных попечительств о бедных. Фабричный инспектор г-н А. Редгрейв уверяет, что на этот раз “система”, при которой сироты и дети пауперов “по закону” считаются apprentices (учениками), “не сопровождалась прежними злоупотреблсниями” (об этих злоупотреблениях см. Ф. Энгельс “Положение рабочего класса в Англии”. Лейпциг, 1845), – хотя, конечно, в одном случае “злоупотребление системой было допущено по отношению к девочкам и молодым женщинам, доставленным из земледельческих округов Шотландии в Ланкашир и Чешир”. “Система” состоит в том, что фабрикант заключает с администрацией домов для призрения бедных контракт на определенный срок. Он обеспечивает детей пищей, одеждой и жильем и приплачивает им немного деньгами. Странно звучит следующее замечание г-на Редгрейва, особенно если принять во внимание, что даже среди годов процветания английской хлопчатобумажной промышленности 1860 г. стоит особняком, и что заработная плата достигла необычно высокого уровня, так как чрезвычайный спрос па рабочих столкнулся с уменьшением населения Ирландии, беспримерной эмиграцией из английских и шотландских земледельческих округов в Австралию и Америку, с положительным уменьшением населения в некоторых английских земледельческих округах, что было отчасти следствием достигнутого подрыва жизненной силы, отчасти; же следствием того, что торговцы человеческим мясом уже использовали все избыточное население. И, несмотря на все это, г-н Редгрейв говорит: “Тем не менее, труд этого рода” (труд детей из домов для призрения бедных) “применяется лишь тогда, когда нельзя найти никакого другого, так как он дорог (high priced labour). Обычная заработная плата подростка 13 лет равняется приблизительно 4 шилл. в неделю; но дать пищу, одежду и жилище 50 или 100 таким подросткам, обеспечить им врачебную помощь и надлежащий надзор, да сверх того давать им маленькую приплату деньгами, – для этого 4 шилл. на человека в неделю недостаточно” (“Reports of the Insp. of Factories for 30th April 1860”, p. 27). Г-н Редгрейв забывает сказать, каким образом сам рабочий может доставить все это своим детям на их заработную плату в 4 шилл., раз фабрикант не в состоянии этого сделать для 50 или 100 подростков, которые живут вместе, вместе столуются и состоят под общим надзором. Во избежание ложных выводов из текста я должен еще заметить, что английскую хлопчатобумажную промышленность, со времени подчинения ее фабричному акту 1850 г. с его регулированием рабочего времени и т. д., следует рассматривать как образцовую промышленность Англии. Рабочий английской хлопчатобумажной промышленности стоит во всех отношениях выше своего континентального товарища по судьбе. “Прусский фабричный рабочий работает по меньшей мере на 10 часов в неделю больше, чем его английский соперник, а если он работает у себя на дому на своем собственном ткацком станке, то отпадает и эта граница добавочных рабочих часов” (“Reports of Insp. of Fact. 31st Oct. 1855”, p. 103). Упомянутый выше фабричный инспектор Редгрейв после промышленной выставки 1851 г. отправился на континент, в частности во Францию и Пруссию, чтобы изучить фабричные порядки этих стран. Вот что говорит он о прусском фабричном рабочем: “Он получает заработную плату, достаточную для приобретения той простой нищи и того небольшого комфорта, к которым он привык и которыми довольствуется… Живет он хуже и работает больше, чем его английский соперник” (“Reports of Insp. of Fact. 31st Oct. 1853”, p. 85)

303

От чрезмерной работы люди умирают с удручающей быстротой; но места погибающих тотчас заполняются снова,