почтительно доводим сим до вашего сведения, что, начиная с первого дня нового года, мы не будем работать ни одной минуты больше 60 часов в неделю, с 6 часов до 6 часов, за вычетом законом установленных перерывов в 11/2 часа” (“Reports etc. for 30th April 1860”, p. 30).] С момента издания первого фабричного акта до этого времени прошло полстолетия.[370 — Относительно средств нарушения этого закона, предоставляемых его редакцией; см. парламентский отчет: “Factories Regulation Acts” (6 августа 1859 г.). И там же: Leonard Homer. “Suggestions for Amending the Factory Acts to enable the Inspectors to prevent, illegal working, now become very prevalent”.]
В “Printworks’ Act” (законе о ситцепечатных фабриках и т. д.), изданном в 1845 г., законодательство впервые вышло за пределы своей первоначальной сферы. Неудовольствие, с которым капитал допустил это новое “сумасбродство”, сквозит из каждой строки акта! Он ограничивает рабочий день детей 8 – 13 лет и женщин 16 часами, от 6 часов утра до 10 часов вечера, не устанавливая никакого узаконенного перерыва для еды. Он разрешает изнурять рабочих мужского пола старше 13 лет по благоусмотрению день и ночь напролет.[371 — “В последнее полугодие” (1857 г.) “в моем округе детей 8 лет и старше фактически истязают с 6 часов утра до 9 часов вечера” (“Reports etc. for 31st October 1857”, p. 39).] Это парламентский выкидыш.[372 — “Printworks’ Act признается неудачным как в части, касающейся обучения, так и в части, касающейся охраны труда” (“Reports etc. for 31st October 1862”, p. 52).]
Все же принцип одержал решительную победу, победив в крупных отраслях промышленности, являющихся специфическим порождением современного способа производства. Поразительное развитие этих отраслей в период 1853 —1860 гг., совершавшееся рука об руку с физическим и моральным возрождением фабричных рабочих, заставило прозреть и самых слепых. Сами фабриканты, у которых путем полувековой гражданской войны шаг за шагом завоевывалось законодательное ограничение и регулирование рабочего дня, хвастливо указывали на контраст между этими отраслями промышленности и теми областями эксплуатации, которые еще оставались “свободными”.[373 — Так высказывается, например, Э. Поттер в письме в “Times” 24 марта 1863 года. “Times” напоминает ему о бунте фабрикантов против десятичасового закона.] Фарисеи “политической экономии” поспешили провозгласить идею необходимости законодательного регулирования рабочего дня новым характерным завоеванием их “науки”.[374 — Так высказывался, между прочим, г-н У. Ньюмарч, соавтор и издатель “History of Prices” Тука. Неужели это научный прогресс: делать трусливые уступки общественному мнению?] Легко понять, что, после того как магнаты фабрики принуждены были покориться неизбежному и примириться с ним, сила сопротивления капитала постепенно ослабевала, сила же наступления рабочего класса, напротив, возрастала вместе с ростом числа его союзников в общественных слоях, не заинтересованных непосредственно. Этим объясняется сравнительно быстрый прогресс с 1860 года.
Красильни и белильни[375 — Изданный в I860 г. акт о белильнях и красильнях устанавливает, что рабочий день с 1 августа 1861 г. будет предварительно сокращен до 12, а с 1 августа 1862 г. окончательно до 10 часов, т. е. до 101/2 часов в будни и 71/2 часов в субботу. Но когда наступил злополучный 1862 г., повторился старый фарс. Господа фабриканты обратились к парламенту с петицией потерпеть еще один-единственный год двенадцати часовой труд подростков и женщин… “При современном состоянии промышленности” (во время хлопкового голода) “весьма выгодно для рабочих, если им разрешат работать по 12 часов в сутки и получать возможно большую заработную плату… Уже удалось внести составленный в этом духе билль в палату общин. Он провалился вследствие агитации рабочих в белильнях Шотландии” (“Reports etc. for 31st October 1862”, p. 11, 15). Капитал, побитый таким образом теми самыми рабочими, от имени которых он, по его уверениям, говорил, открыл теперь при помощи юридических очков, что акт 18(50 г., подобно всем парламентским актам для “охраны труда”, составленный в затемняющих смысл выражениях, дает предлог не распространять его действие на категории рабочих – “calender-era” [“прессовальщиков” ] и “finishers” [“аппретурщиков”]. Английская юрисдикция, всегда верный холоп капитала, санкционировала это крючкотворство через суд общего права. “Это вызвало большое недовольство среди рабочих, и приходится весьма пожалеть о том, что ясные намерения законодательства срываются из-за неудовлетворительных определений” (там же, стр. 18)] были подчинены фабричному акту 1850 г. в 1860 г., кружевные фабрики и чулочные заведения – в 1861 году. Следствием первого отчета Комиссии по обследованию условий детского труда (1863 г.) было то, что та же судьба постигла все мануфактуры глиняных изделий (не только гончарные заведения), производство спичек, пистонов, патронов, обойные фабрики, подстригание бархата (fustian cutting) и многочисленные процессы, объединяемые под названием “finishing” (аппретура). В 1863 г. “белильни на открытом воздухе”[376 — “Белильни на открытом воздухе” освободились из-под действия закона 1860 г о белильнях с помощью ложного заявления, будто у них женщины ночью не работают. Ложь была обнаружена фабричными инспекторами, а в то же время петиции рабочих поколебали идиллические представления парламента относительно “белилен на открытом воздухе”, на “душистых прохладных лугах”. В этих воздушных белильнях существуют сушильни с температурой в 90°—100° по Фаренгейту [32°—38° по Цельсию], в которых работают главным образом девушки. Существует даже техническое выражение “cooling” (охлаждение), которым обозначается выход время от времени из сушильни на свежий воздух. “В сушильне 15 девушек, жара 80°—90° [27°—32° по Цельсию] для полотна, 100° [38° по Цельсию] и более градусов для батиста. Двенадцать девушек утюжат и складывают (батист и т, д.) в маленькой комнате приблизительно в десять футов в длину и ширину, с плотно закупоренной печью посредине. Девушки стоят вокруг печи, которая пышет ужасающим жаром и быстро высушивает батист, поступающий к гладильщицам. Количество часов для этих “рук” не ограничено. Если дел много, они работают до 9 или 12 часов ночи много дней подряд” (“Reports etc. for 31st October 1862”, p. 56). Один врач заявляет: “Особых часов для охлаждения нет, но если температура становится слишком невыносимой или руки работниц загрязняются от пота, им разрешают отлучиться на несколько минут… Мой опыт лечения болезней этих работниц заставляет меня констатировать, что состояние их здоровья много хуже состояния здоровья прядильщиц хлопка” (а капитал в своих петициях парламенту расписал их, в стиле Рубенса, пышущими здоровьем). “Болезнями, наиболее часто поражающими их, являются: чахотка, бронхит, маточные болезни, истерия в самой ужасной форме и ревматизм. Все эти болезни прямо или косвенно происходят, как я полагаю, от чрезмерно жаркого воздуха в мастерских и от недостатка удовлетворительной теплой одежды, которая могла бы защитить их при возвращении домой от сырости и холода в зимние месяцы” (там же, стр. 56, 57). Фабричные инспектора замечают относительно дополнительного закона 1863 г., навязанного с большим трудом владельцам веселых “белилен на открытом воздухе”: “Этот акт не только не достигает цели в смысле охраны труда рабочих, которую он будто бы им предоставляет… Он так сформулирован, что положения об охране вступают в силу лишь в том случае, когда детей и женщин застигают на работе после 8 часов вечера, но даже и тогда устанавливаемый этим законом способ доказательств отличается таким крючкотворством, что едва ли может последовать наказание виновных в его нарушении” (там же, стр. 52). “В смысле достижения гуманных и воспитательных целей акт этот никуда не годится. Вряд ли будет гуманным позволять женщинам и детям, или – что сводится к тому же – заставлять их работать по 14 часов в сутки, а может быть и больше, с перерывами на еду или без них, как придется, не делая ограничений в зависимости от возраста, пола и не обращая внимания на общественные привычки семейств, живущих по соседству с белильными мастерскими” (“Reports etc. for 30th April 1863”, p. 40).] и пекарни были подчинены особым актам, из которых первый воспрещает, между прочим, работу детей, подростков и женщин в ночное время (от 8 часов вечера и до 6 часов утра), а второй – пользование трудом пекарей-подмастерьев моложе 18 лет между 9 часами вечера и 5 часами утра. Мы еще возвратимся к более поздним предложениям упомянутой комиссии, которые угрожают лишить “свободы” все важные отрасли английского производства, за исключением земледелия, горного дела и транспорта.[377 — (Примечание к 2 изданию.) С 1866 г., когда я написал эти строки, опять наступили реакция.]
7. Борьба за нормальный рабочий день. Влияние английского фабричного законодательства на другие страны
Читатель помнит, что производство прибавочной стоимости, или извлечение прибавочного труда, составляет специфическое содержание и цель капиталистического производства независимо от тех изменений в самом способе производства, которые возникают из подчинения труда капиталу. Он помнит, что с той точки зрения, которую мы до сих пор развивали, только самостоятельный и, следовательно, юридически совершеннолетний рабочий как продавец товара заключает сделку с капиталистом. Поэтому, если в нашем историческом очерке главную роль играет, с одной стороны, современная промышленность, а с другой – труд физически и юридически несовершеннолетних, то первая имела для нас значение только как особая сфера высасывания труда, второй – только как особенно яркий пример этого высасывания. Однако, не забегая вперед, на основании одной лишь общей связи исторических фактов мы приходим к следующим заключениям:
Во-первых. В отраслях промышленности, которые раньше других были революционизированы водой, паром и машинами, в этих первых созданиях современного способа производства, в хлопчатобумажных, шерстяных, льняных, шелковых прядильнях и ткацких, прежде всего находит себе удовлетворение стремление капитала к безграничному и беспощадному удлинению рабочего дня. Изменения материального способа производства и соответствующие изменения в социальных отношениях производителей[378 — “Поведение каждого из этих двух классов” (капиталистов и рабочих) “явилось результатом тех взаимных отношений, в которые они были поставлены” (“Reports etc. for 31st October 1848”, p. ИЗ).] создают сначала безграничное расширение пределов рабочего дня, а затем уже в виде реакции вызывают общественный контроль, в законодательном порядке ограничивающий рабочий день с его перерывами, регулирующий его и вносящий в него единообразие. Поэтому в течение первой половины XIX века этот контроль устанавливался законодательством лишь в порядке исключения.[379 — “Виды труда, подпавшие под ограничения, были связаны с производством тек-стильных товаров, при котором применяется сила пара или воды. Два условия были необходимы для того, чтобы та или иная отрасль труда могла быть подчинена надзору: применение силы пара или воды и обработка известного рода волокна” (“Reports etc. for 31st October 1864”, p. 8).] Но как только этот контроль распространился на первоначальную область нового способа производства, оказалось, что не только многие другие отрасли производства подпали под действие настоящего фабричного режима, но что и мануфактуры с более или менее устаревшими методами
