латинский и греческий языки, по-видимому, ранее философов полагали, что мысль проистекает из ощущения.
>(Там же, 32.)
592
…когда приступают к изучению иностранного языка, нужно постоянно напрягать свое внимание при выборе слов, членов, предлогов, окончаний, прилагательных, глаголов и т.д., которые сами инстинктивно приходят на ум, как только изучающий освоился с языком.
>(Там же, 43.)
593
…Умственно они [гварани] были так мало развиты, что они умели считать, пользуясь при этом пальцами рук и ног, только до двадцати.
>(Там же, 46.)
594
…дикарь столь же чужд абстрактным понятиям цивилизованного человека, как и его искусствам и ремеслам, что доказывается отсутствием в его языке выражений для общих понятий.
>(Там же, 46.)
595
…нужно изучать дикарей и детей, нужно исследовать язык, этот самый важный, если не первый способ проявления чувств и представлений. Язык играет столь значительную роль, что христианин первых веков, вслед за первобытным человеком, говорит: «слово есть бог», что греки одним и тем же словом – logos – обозначают и слово, и мысль, и что от глагола phrazo (говорить) они производят глагол phrazomai – говорить себе самому, думать. И действительно, самый абстрактный ум не может думать, не пользуясь словами, не разговаривая с самим собою мысленно, если не словесно, подобно детям и многим взрослым, которые бормочут то, что они думают. Язык занимает слишком большое место в развитии разума, чтобы этимологическое образование слов и их последовательные значения не отражали условий жизни и умственного состояния людей, их создавших и пользовавшихся ими.
Прежде всего поражает следующий факт: часто одно и то же слово употребляется для обозначения абстрактного понятия и конкретной вещи. Слова, которые в европейских языках означают материальные блага и прямую линию, означают также моральное благо и право, справедливость.
>(Там же, 46 – 47.)
596
Стоит дать себе труд спросить себя, каким образом обыкновенный язык и язык философский и юридический могли соединить в одном и том же слове элементы материальный и идеальный, конкретный и абстрактный. Два вопроса возникают прежде всего: стали ли элементы абстрактный и идеальный конкретными и материальными или же – материальный и конкретный элементы превратились в идеальный и абстрактный? Каким образом совершилось это превращение?
На первый вопрос дает нам ответ история последовательно изменявшихся значений слов. Она нам показывает, что конкретное значение всегда предшествует абстрактному.
>(Там же, 47.)
597
…путь, которым он [человеческий ум] шел в превращении звуков в гласные и согласные, будет тот же, которым он поднимался от конкретного до абстрактного… исследования филологов сорвали один за другим покровы, окутывавшие тайну азбуки. Они доказали, что буквы вовсе не упали в готовом виде с неба и что человек постепенно пришел к изображению звуков согласными и гласными буквами.
…Человек начал с фигурного письма. Каждую вещь он выражает ее образом. Так, слово собака он изображает рисунком собаки. Затем он переходит к символическому письму и целое изображает какой-нибудь частью его; так, вместо всего животного – он изображает только его голову. Затем он поднимается до метафорического письма – изображает вещи, имеющие некоторое реальное или предполагаемое сходство с понятиями, которые он хочет выразить, – так, например, он рисует переднюю часть льва для обозначения понятия первенства, локоть – для обозначения справедливости и правды, ястреба – для обозначения материнства и т.д. Первые опыты изображения звуков сводились к своего рода ребусам – звуки изображали рисунком предмета, название которого имеет тот же звук… Затем закрепили некоторое число таких, более или менее измененных, изображений уже не для фонетического обозначения нескольких слогов, а для обозначения первоначального слога и т.д. и т.д.
Письмо неизбежно должно было пройти метафорическую стадию, потому что первобытный человек думает и говорит метафорами.
>(Там же, 48 – 49.)
598
Если в метафорическом и эмблематическом письме образ материальной вещи становится символом абстрактного понятия, то становится понятным, что слово, созданное для обозначения вещи или одного из ее атрибутов, начинает, в конце концов, употребляться для обозначения абстрактного понятия.
>(Там же, 50.)
599
…каждое слово для него [ребенка] собственное имя, символ вещи, с которой он соприкасается. Его язык, подобно языку дикаря, не имеет родовых слов, охватывающих целую группу однородных вещей, – он знает группы собственных имен. Так, языки дикарей не имеют слов для общих понятий, каковы «человек», «тело» и т.д., не имеют слов для абстрактных понятий времени, причины и т.д.; есть языки, которые не знают глагола «быть». Тасманиец имел множество слов для каждого дерева различных видов, но у него не было слова для обозначения «дерева» вообще; малаец не имеет слова для цвета вообще, хотя у него есть слова для обозначения каждого цвета; абипонец не имеет слова для обозначения человека, тела, времени и т.д. и у него нет глагола «быть», так что он говорит не «я есмь абипонец», а «я – абипонец»[92].
Но мало-помалу дитя и первобытный человек переносят название и представление о первых лицах и вещах, которых они знали, на все лица и на все вещи, которые имеют с ними реальное или кажущееся сходство, и таким образом они, путем аналогии и сравнения, доходят до общих абстрактных понятий, охватывающих более или менее обширные группы вещей; а иногда собственное имя какой-нибудь вещи становится символическим термином абстрактного понятия, охватывающего группу вещей, имеющих сходство с вещью, для которой это слово было создано.
>(Там же, 50 – 51.)
600
Человеческий ум часто сопоставляет самые разнородные вещи, имеющие между собой самое отдаленное сходство. Так, в силу свойственного ему антропоморфизма человек взял мерилом для сравнения члены своего собственного организма, о чем свидетельствуют метафоры, сохраняющиеся до сих пор в цивилизованных языках, хотя они появились еще на самой заре жизни человечества.
>(Там же, 54.)
601
Абстрактное слово, как замечает Макс Мюллер, часто есть прилагательное, превращенное в существительное, т.е. свойство предмета, преобразуемого в личность, в метафизическую сущность, в воображаемое существо и этот метемпсихоз совершается метафорическим путем. Метафора есть один из главных путей, по которым абстракция проникает в голову человека. В подобных приведенных выше метафорах говорится: рот (bouche) пещеры, язык (langue) земли, потому что рот представляет собою отверстие, а язык – имеет удлиненную форму; тем же путем создавали, по мере надобности, новые выражения сравнения и наиболее выпуклое свойство предмета; то, которое производит наиболее сильное впечатление, является мерилом сравнения. Во множестве языков дикарей нет слов для абстрактных понятий твердости, округлости, теплоты и т.д. Их нет в этих языках потому, что дикарь еще не в состоянии создавать соответствующие этим словам воображаемые существа и исторические сущности. Так, вместо «твердый» дикарь говорит «как камень»; вместо «круглый» – «как луна»; вместо «теплый» – «как солнце», потому что качества твердости, округлости, теплоты в его мозгу неотделимы от камня, луны и солнца. Только после продолжительной умственной работы эти качества отделяются, абстрагируются от этих конкретных вещей, чтобы превратиться в воображаемые существа. Качественное прилагательное становится тогда существительным и служит выражением абстрактного понятия, сложившегося в мозгу.
>(Там же, 51 – 52.)
602
Наш язык свидетельствует, что человек принимал за единицу длины свою руку, свою ногу и кисти своих рук; пальцы рук и ног служили ему для счета. Ф. Нансен говорит, что у эскимосов, с которыми он прожил больше года, нет названий для чисел свыше пяти.
>(Там же, 53.)
603
Во многих языках дикарей первые пять цифр носят названия пальцев, и лишь после продолжительной умственной работы числа постепенно освобождаются у взрослого цивилизованного человека от всякой формы, напоминающей тот или другой предмет, и предстают умственному взору только в очертании условных знаков.
>(Там же, 54.)
604
Когда дикарь хочет сказать «длинный», «твердый», «круглый», «теплый», он говорит: «как нога», «как камень», «как луна», «как солнце». Но ноги бывают разной длины, камни – более или менее тверды, луна не всегда кругла, солнце греет летом сильнее, чем зимой. Поэтому, когда человек ощутил необходимость более точных определений, он понял, насколько неудовлетворительны были мерила сравнения, которыми он раньше пользовался, и он придумал тогда определенные образцы длины, твердости, округлости, теплоты, чтобы употреблять их как мерила сравнения.
>(Там же, 55.)
605
…расширение счета свыше 2 было одним из самых трудных Геркулесовых подвигов, какой заставила себя совершить человеческая голова. Об этом свидетельствует тот мистический характер, который придавали первым десяти числам, и мифологические и легендарные предания, которые связывают с некоторыми цифрами.
…Эти числа, это – все этапы, на которых ум человека задерживался, чтобы отдохнуть от усилий, сделанных им для их достижения, и он отметил эти этапы легендами, чтобы сохранить память о них.
>(Там же, 56.)
606
Мозг обладает свойством мыслить, как желудок – свойством переваривать пищу. Он может мыслить только при помощи понятий, которые он производит из материалов, доставляемых ему естественной и социальной или искусственной средой, в которой развивается человек.
>(Там же, 56.)
607
Проклятия не праздные слова: слово, глагол, обладает в его глазах непреодолимой силой и сами боги повинуются заклинаниям смертных… Католицизм, дав духовенству власть накладывать и отпускать при помощи формулы грехи земные и небесные, воспроизводит первобытное представление дикарей о могуществе слова.
>(Там же, 58, прим.)
608
Греки времен Гомера, хотя и стояли на сравнительно высокой ступени цивилизации, не имели слова для выражения понятия «закон».
>(Там же, 63.)
609
Это отсутствие слова «закон» поражало древних; историк Иосиф замечает с удивлением, что в Илиаде слово «nomos», означавшее впоследствии закон, никогда не употребляется в этом смысле.
>(Там же, 63, прим.)
610
Европейские путешественники… обзывали дикарей ворами, словно бы можно было допустить, что в человеческой голове даже могло зародиться понятие воровства до установления собственности.
>(Там же, 71 – 72.)
611
Морган говорит, что в Северной Америке это пространство [нейтральное пространство между двумя или несколькими племенами] было более узким между племенами, говорившими на одном наречии обычно родственными и союзными между собой, и более широким между племенами, говорившими на различных наречиях.
>(Там же, 73, прим.)
612
Разделение полов… усиливается… также созданием языка, понятного только членам одного пола.
>(Там же, 73 – 77.)
613
Слово «nomos» первоначально употреблявшееся исключительно для обозначения пастбища, приняло, с течением времени, многочисленные и несходные значения (местопребывание, жилище, привычка, обычай, закон), являющиеся своего рода историческими осадками эволюции человечества. Если развернуть все эти значения в хронологический ряд, то можно обозреть главные этапы развития доисторических народностей.
>(Там же, 77.)
614
Филологическая филиация показывает, что понятия раздела, местопребывания, обычая, нравов, законов, мышления, суждения, верования и религии вытекают из одного и того же источника: необходимости делить землю.
>(Там же, 77, прим.)
615
Возделывание земли могло иметь влияние и на письменность, как это, по-видимому, указывает древний способ писания, которым пользовались греки, китайцы, скандинавы и пр., писавшие поочередно то слева направо, то справа налево, возвращаясь назад, как это делают быки при обработке земли.
>(Там же, 79, прим.)
616
В главных европейских языках употребляется одно и то же слово для обозначения материальных благ и морального добра. Можно, не боясь упрека в опрометчивости, утверждать,
