интереса, но будут по существу защищать этот всеобщий интерес. Их отношение к избирателям не является поэтому отношением доверенных лиц, связанных определёнными инструкциями; тем более, что собрание этих депутатов по своему определению должно быть живым собранием, где депутаты осведомляют и убеждают друг друга и совместно обсуждают вопросы».
Депутаты 1) не должны быть «доверенными лицами, связанными определёнными инструкциями», потому что они не должны «защищать особый интерес одной какой-либо общины или корпорации против всеобщего интереса, но должны по существу защищать этот всеобщий интерес». Гегель сначала сконструировал представителей как представителей корпораций и т. д., чтобы затем опять внести такое политическое определение, согласно которому они не должны защищать особый интерес корпорации и т. д. Он уничтожает, таким образом, своё собственное определение, ибо он полностью отрывает существенное определение депутатов как представителей от их корпоративного бытия. Гегель тем самым отрывает также и корпорацию от неё самой, отрывает её от её действительного содержания, ибо она должна выбирать представителей не со своей точки зрения, но с точки зрения государства, т. е. она должна, выбирая депутатов, не существовать в качестве корпорации. В материальном определении корпорации он, следовательно, признаёт то, что он извратил в её формальном определении, — абстракцию гражданского общества от себя самого, осуществляемую в политическом акте этого общества, а его политическое бытие ведь есть не что иное, как эта абстракция. В качестве основания Гегель указывает на то, что депутаты избираются именно для осуществления «всеобщих дел»; однако корпорации не являются воплощениями всеобщих дел.
2) Гегель утверждает, что «делегирование имеет тот смысл, что в силу доверия избираются такие индивиды, которые понимают эти дела лучше делегирующих», и из этого опять-таки делается вывод, что депутаты не находятся к избирателям в отношении «уполномоченных».
Что они эти дела «лучше» понимают, а не «просто» понимают, — это Гегель может доказать только путём софизма. Можно было бы вывести это заключение только в том случае, если бы делегирующие имели возможность выбора: либо самим обсуждать и решать эти общие дела, либо же делегировать для этого определённых лиц, — т. е. именно в том случае, если бы делегирование, представительство, не являлось существенным моментом законодательной власти гражданского общества; между тем этот момент, как уже было указано, составляет своеобразную сущность законодательной власти в сконструированном Гегелем государстве.
Это — весьма показательный пример того, как Гегель полунамеренно отказывается от исследуемого предмета в его своеобразии и как он придаёт предмету в его ограниченном виде такой смысл, который противоположен этой ограниченности.
Действительное основание Гегель указывает только в конце. Депутаты гражданского общества конституируются в «собрание», и только это собрание составляет действительное политическое бытие и волю гражданского общества. Отрыв политического государства от гражданского общества проявляется как отрыв депутатов от делегирующих их. Общество только делегирует от себя те элементы, которые необходимы для его политического бытия.
Противоречие проявляется двояко:
1) Формально. Депутаты гражданского общества составляют общество, которое не связано в форме «наказа», поручения, с теми, кто делегировал их. Формально депутаты уполномочены, но как только им действительно предоставляются эти полномочия, они уже больше не уполномоченные. Они должны быть депутатами, но они не являются таковыми.
2) Материально. В отношении интересов, — об этом после. Здесь имеет место обратное. Депутаты уполномочены как представители всеобщих интересов, но в действительности они являются представителями особых интересов.
Характерно, что Гегель здесь рассматривает доверие как субстанцию делегирования, как субстанциальное отношение между делегирующими и депутатами. Доверие есть личное отношение. Об этом говорится дальше в добавлении:
«Представительство основано на доверии, но доверие есть нечто иное, чем тот факт, что я, как данное лицо, подаю свой голос. Решение по большинству голосов противоречит также тому принципу, согласно которому решение является для меня обязательным только тогда, когда я, как данное лицо, присутствую при его вынесении. Имеют доверие к человеку, когда считают, что он по крайнему разумению и по чистой совести будет рассматривать моё дело как своё дело».
§ 310. «Так как независимое имущество предъявляет своё право уже в первой части сословий, то у второй части сословий, ведущей своё начало от подвижного и изменчивого элемента гражданского общества, гарантией соответствующих этой цели свойств и умонастроения служат преимущественно умонастроение, умение и знание учреждений и интересов государства и гражданского общества, приобретённые при действительном ведении дел на начальственных и государственных постах и проверенные на деле, а также развившееся благодаря этому и испытанное начальственное и государственное разумение».
Раньше была сконструирована первая палата, палата независимой частной собственности, которая должна служить для государя и правительственной власти гарантией против умонастроения второй палаты как политического существования эмпирической всеобщности, а теперь Гегель требует опять какой-то новой гарантии, которая должна гарантировать умонастроение и т. д. самой второй палаты.
Сначала доверие — гарантия со стороны делегирующих — являлось гарантией за депутатов. Теперь само это доверие нуждается опять в гарантии своей доброкачественности.
Гегелю очень хотелось бы превратить вторую палату в палату государственных чиновников в отставке. Он требует не только «государственного разумения», но и «начальственного», бюрократического разумения.
На самом деле он здесь требует, чтобы законодательная власть стала в действительности властью управляющей. Он выражает это в той форме, что требует бюрократию дважды: один раз — в качестве представительства государя, а другой раз — в качестве представительницы народа.
Если в конституционных государствах чиновники тоже могут быть депутатами, то потому только, что при этом вообще абстрагируют от сословия, от гражданского качества, и что абстракция качества гражданина государства является господствующей.
Гегель забывает при этом, что он выводил представительство из корпораций и что этим последним он непосредственно противополагал правительственную власть. Он заходит так далеко в своём забвении, — о котором он в следующем параграфе опять забывает, — что создаёт существенное различие между депутатами от корпораций и депутатами от сословий.
В примечании к этому параграфу говорится:
«Субъективное мнение о себе очень склонно считать требование таких гарантий, когда его предъявляют в отношении так называемого народа, излишним и, пожалуй, даже оскорбительным. Однако государство имеет своим определением нечто объективное, а не субъективное мнение и его доверие к себе; индивиды могут быть для государства только тем, что в них может быть объективно познано и испытано, и на эту именно сторону государство должно, в отношении данной части сословного элемента, обратить тем больше внимания, что часть эта уходит своими корнями в область интересов и занятий, направленных на особое, где случайность, изменчивость и произвол получают простор для своего проявления».
Здесь бессмысленная непоследовательность и «начальственное» разумение Гегеля становятся прямо-таки отвратительными. В конце добавления к предыдущему параграфу говорилось:
«Избиратели нуждаются в гарантии, что посланный ими депутат будет выполнять и осуществлять это» (т. е. свою, указанную выше, задачу).
Эта гарантия для избирателей незаметно превратилась в гарантию против избирателей, против их «доверия к себе». В сословном элементе «эмпирическая всеобщность» должна была достигнуть «момента субъективной формальной свободы». «Публичное сознание» должно было получить в сословном элементе существование «как эмпирическая всеобщность воззрений и мыслей многих» (§ 301).
Теперь эти «воззрения и мысли» должны предварительно доказать правительству, что они являются «его» воззрениями и мыслями. Ведь Гегель здесь совершенно нелепо говорит нам о государстве, как о некоем готовом существе, хотя он как раз только собирается конструировать государство в сословном элементе. Он говорит о государстве, как о конкретном субъекте, который «не считается с субъективным мнением и его доверием к себе», для которого индивиды должны ещё быть «познаны» и «испытаны». Не хватает ещё только, чтобы Гегель выдвинул требование — подвергать сословных представителей экзамену у досточтимого правительства. Гегель доходит здесь почти до раболепства. Видно, как он насквозь заражён жалким высокомерием прусского чиновничества, которое в своей бюрократической ограниченности с важным видом смотрит сверху вниз на «доверие к себе» «субъективного мнения народа». «Государство» здесь для Гегеля всюду тождественно с «правительством».
Конечно, в действительном государстве «простого доверия», «субъективного мнения» недостаточно. Но в сконструированном Гегелем государстве политическое умонастроение гражданского общества есть всего лишь мнение именно потому, что политическое бытие этого общества представляет собой абстракцию от его действительного бытия, именно потому, что государство в целом не есть объективизация политического умонастроения. Если бы Гегель хотел быть последовательным, то он, напротив, должен был бы сделать всё, чтобы сконструировать сословный элемент — соответственно его существенному определению (§ 301) — как для-себя-бытие всеобщих интересов в мыслях и т. д. многих, следовательно, совершенно независимо от других предпосылок политического государства.
Гегель раньше охарактеризовал как взгляд черни предположение у правительства злой воли и т. д., но в таком случае с гораздо большим основанием следует признать взглядом черни предположение злой воли у народа. Гегель не имеет права в таком случае и у презираемых им теоретиков находить «излишним» или «оскорбительным» требование гарантий — «в отношении так называемого» государства, в отношении soi-disant государства, в отношении правительства, — гарантий в том, что умонастроение бюрократии является государственным умонастроением.
§ 311. «Делегирование, как исходящее от гражданского общества, имеет далее тот смысл, что депутаты знакомы с его специальными потребностями, затруднениями, особыми интересами и сами проникнуты ими. Так как это делегирование, соответственно природе гражданского общества, исходит от его различных корпораций (§ 308) и простой способ этого делегирования не нарушается абстракциями и атомистическими представлениями, то оно тем самым непосредственно выполняет требование вышеуказанной точки зрения, и выборы либо представляют собой вообще нечто излишнее, либо сводятся к ничтожной игре мнений и произвола».
Сначала Гегель связывает словечком «далее» делегирование, определяемое в смысле «законодательной власти» (§ 309, 310), с делегированием как «исходящим от гражданского общества», т. е. с делегированием, определяемым в смысле представительства. Неимоверные противоречия, которые заключаются в этом «далее», Гегель изрекает, нисколько над ними не задумываясь.
Согласно § 309 депутаты «не должны защищать особый интерес одной какой-либо общины или корпорации против всеобщего интереса, но должны по существу защищать этот всеобщий интерес».
Согласно § 311 они имеют своим исходным пунктом корпорации, представляют эти особые интересы и потребности и не смущаются «абстракциями», как будто бы «всеобщий интерес» не является также такой же абстракцией, именно абстракцией от их корпоративных и т. д.
