войска:
1) 4-й армейский корпус (Данненберг): три дивизии пехоты, одна кавалерийская дивизия, четыре артиллерийские бригады; всего, за вычетом потерь, скажем, 45000 человек;
2) из 5-го корпуса (Лидерс): одна дивизия пехоты, одна кавалерийская, две артиллерийские бригады; всего, скажем, 15000 человек;
3) 3-й корпус (Остен-Сакен): три дивизии пехоты, одна кавалерийская дивизия, четыре артиллерийские бригады, всего — 55000 человек.
В общем — около 115000 человек, за вычетом нестроевых и одной дивизии из корпуса Лидерса в окрестностях Одессы, которая необходима для гарнизонной службы и которую поэтому не следует принимать в расчет.
До начала декабря единственными русскими войсками в Дунайских княжествах были войска под командой Данненберга и Лидерса. Приближение корпуса Остен-Сакена должно было послужить сигналом к большой концентрации для нападения на Калафат. На Буге и Пруте его место должен был занять 6-й корпус (Чеодаев), находившийся в пути из Москвы. После соединения с этим последним корпусом Дунайская армия состояла бы приблизительно из 170000 человек, но могла бы быть еще более усилена, если бы новобранцы из юго-западных губерний направлялись прямо на. театр военных действий.
Но русскому главнокомандующему казалось, что хватит 115–120 тысяч человек, чтобы защитить всю линию по Дунаю от Браилова до Никопола и еще выделить достаточные силы, которые должны были быть сконцентрированы на крайнем правом фланге, для нападения на Калафат.
Когда этот план к концу декабря начал приводиться в исполнение, Калафат вряд ли вмещал больше 10000—12000 защитников, при наличии еще 8000 в Видине, помощь которых, однако, была сомнительна, так как им предстояло бы перейти бурную реку в ненастное время года. Однако медлительность в передвижениях русских войск, нерешительность князя Горчакова, но, главным образом, смелость и энергия Исмаил-паши, командующего у Калафата, позволили туркам стянуть к угрожаемому месту до 40000 человек и превратить Калафат из простой предмостной позиции, которая не могла бы противостоять натиску противника, вдвое превышающего силы защитников, в укрепление, могущее укрыть по меньшей мере 30000 человек и противостоять любому нападению, кроме правильной осады. Справедливо было сказано, что величайшим триумфом строителя полевого укрепления является необходимость для врага выдвинуть против него свои траншеи. И если русские действительно не сделали этого, то только потому, что они даже с помощью этих крайних средств не видели возможности взять Калафат в срок, назначенный ими для этой операции. Отныне Калафат наряду с такими достижениями полевой фортификации, как лагерь Фридриха II в Бунцельвице, укрепления Торрес-Ведрас и окопы эрцгерцога Карла за Вероной, войдут в историю как классические примеры военного искусства[99].
Рассмотрим теперь средства, которыми располагали русские для нападения. Что они вполне серьезно хотели взять Калафат, доказывает парк осадной артиллерии, подвезенный ими до Крайовы. Отметим мимоходом, как одну из непостижимых с военной точки зрения вещей, которые могут быть объяснены только влиянием дипломатии, что Омер-паша допустил беспрепятственное передвижение взад и вперед этих пушек. Единственное, что нужно было теперь русским, это — достаточное количество войск, чтобы оттеснить турок, защитить траншеи и батареи и штурмовать бреши, лишь только они будут пробиты. И тут снова Исмаил-паша действовал, как энергичный и искусный полководец. Его вылазка 6 января у Четате, его стремительное наступление, окончившееся поражением превосходящих сил русских, повторные наступления такого же рода, предпринимавшиеся им все время, пока еще продолжалась концентрация русских и пока превосходящие силы не блокировали его совершенно на маленьком дунайском полуострове, — словом, его система обороны концентрированными наступательными ударами на отдельные пункты русского фронта, с тем чтобы, поскольку это было в его силах, уничтожать своего врага по частям, в точности соответствовала тому, что должен был делать полководец в его положении, и составляет отрадный контраст с пассивной обороной Омер-паши у Олтеницы или с его же ленивой бездеятельностью за все время стояния на нижнем Дунае. Ибо, если Омер-паша и производил кое-где небольшие наступления, по-видимому, никогда не обрывавшиеся своевременно, а продолжавшиеся со слепым упорством по нескольку дней в одном и том же пункте даже тогда, когда от них нельзя было ожидать никакого результата, — то эти незначительные наступления не идут в счет, когда требуется перебросить через Дунай 40000—60000 человек.
Наконец, к исходу января русские завершили свою концентрацию вокруг Калафата. В открытом поле они обладали явным превосходством и, следовательно, должны были иметь там 30000—40000 человек. Вычтем из 115000 эти 30000—40000 человек и еще, скажем, 20000 или 30000, необходимых для защиты линии от Браилова до моря, мы получаем в остатке для всей Великой Валахии, с включением гарнизонов, приблизительно от 50000 до 65000 человек — армию, далеко не достаточную для защиты такой длинной линии фронта и коммуникаций, проходящих параллельно линии фронта, на близком расстоянии за ней. Сильный натиск на каком-либо пункте даже с армией, меньшей, чем эти 65000 человек, мог бы закончиться лишь полным поражением всех этих рассеянных русских войск и захватом всех русских складов с боевыми припасами. Омер-паше придется рано или поздно дать объяснения, по каким причинам он упустил такой случай.
Итак, несмотря на все свои усилия, русские едва смогли сосредоточить перед Калафатом достаточно войск для оттеснения турецких аванпостов, но недостаточно для нападения на самую крепость. Им понадобилось почти пять недель, чтобы добиться этого минутного и обманчивого успеха. Генерал инженерных войск Шильдер был командирован с прямым приказом взять Калафат. Он пришел, увидел и решил ничего не делать, пока прибытие Чеодаева не позволит подтянуть свежие войска с центра и левого крыла.
Пять недель стояли русские в этом опасном положении с неприкрытыми флангами и тылом, как будто нарочно провоцируя нападение, сопротивляться которому они не смогли бы ни минуты. И пять недель стоял Омер-паша, угрожая их флангам и тылу, в позиции, из которой он без очков и подзорных труб мог видеть их слабость, — и ничего не делал. Поистине, эта система современного ведения войны под покровительством союзных держав выше всякого понимания!
Внезапно до Лондона доходит весть, что русские предприняли полное отступление от Калафата. О! — восклицает «Times», — это успех наших союзников, австрийцев, которые сосредоточили армию в Трансильвании, в тылу русских. Это, следовательно, успех славного союза с Австрией, который, в свою очередь, является успехом славной политики лорда Абердина. Да здравствует Абердин! Но на следующий день появляется подлинный австрийский манифест о том, что никакого союза с Австрией не существует и что австрийцы до сих пор не сказали, да, кажется, поныне и сами не знают, зачем послали они эту армию туда, где она находится. И, следовательно, царит полная неизвестность о причине русского отступления.
Нам теперь говорят, что русские попытаются переправиться через Дунай на противоположный берег в районе между Браиловым и Галацем и двинутся прямо на Адрианополь, как это было в 1828–1829 годах. Если не установлено полного взаимопонимания между русскими, с одной стороны, и англо-французской эскадрой — с другой, то такой поход стратегически невозможен. Нам известна другая причина, объясняющая отступление русских. Говорят, будто поход Чеодаева прервали для того, чтобы образовать лагерь в 30000 или 40000 человек севернее Одессы. Если это правда, то он не сможет ни сменить никаких частей на Пруте и Серете, ни дать подкрепление Горчакову у Калафата. Следовательно, князь Горчаков вынужден отступить в таком же образцовом порядке, в каком он пришел. Так кончается великая трагикомедия русского похода на Калафат [В «New-York Dally Tribune» заключительный абзац статьи дан в следующем виде: «И, таким образом, наши британские собратья пребывают в полнейшем неведении о причине русского отступления. Но какова же эта причина? Просто следующая: французские и британские войска отбывают в Константинополь. Нет ничего легче и проще, как послать их оттуда в Одессу или Бессарабию и прервать пути сообщения русских.
Но как бы безобидны ни были действительные намерения коалиции, давление извне может заставить ее действовать серьезно. Горчаков, очевидно, не верит в чисто дипломатическую миссию западных армий. Будь он даже вполне уверен в Англии, по отношению к Франции у него этой уверенности быть не может. Будь он даже уверен во всех кабинетах, у него не может быть уверенности в генералах. Он мог предпринимать рискованные фланговые марши, пока на месте были только турки; но раз могут подойти и угрожать его флангам французские и британские войска, он уже относится к делу серьезнее. Следовательно, поход Чеодаева прерывают, поручив ему образовать выше Одессы лагерь в 30000 пли 40000 человек. Следовательно, он не может двинуть войска на Прут или Серет. Следовательно, нельзя ожидать никаких войск для подкрепления Горчакова у Калафата. Следовательно, штурм этого места становится невозможным. Следовательно, князю Горчакову приходится отступить в таком же образцовом порядке, в котором он пришел. Так кончается великая трагикомедия русского похода на Калафат». Ред.].
Написано Ф. Энгельсом 13 марта 1854 г.
Напечатано в «The People’s Paper» № 98, 18 марта 1854 г. и в газете «New-York Daily Tribune» № 4040, 30 марта 1854 г. в качестве передовой
Печатается по тексту «The People’s Paper», сверенному с текстом газеты «New-York Daily Tribune»
Перевод с английского
К. МАРКС
ДОКУМЕНТЫ О РАЗДЕЛЕ ТУРЦИИ
Лондон, вторник, 21 марта 1854 г.
Важнейшим событием является вынужденное опубликование министрами секретной переписки[100], которую они вели с русским императором в течение первых трех месяцев своего пребывания у власти, а также меморандума о свидании между царем и лордом Абердином в 1844 г., опубликованного последним в ответ на вызов, брошенный ему «Journal de St.-Petersbourg»[101].
Я начну с анализа «меморандума» графа Нессельроде английскому правительству, основанного на сообщениях российского императора после его посещения Англии в июне 1844 года. Существующее положение Оттоманской империи, сказано там, «наиболее соответствует общей заинтересованности в сохранении мира»; Англия и Россия пришли к соглашению на такой основе и потому соединяют свои усилия для поддержания этого status quo [существующего положения. Peд.]. «Самое существенное для этой цели — оставить Порту в покое, не тревожа ее без надобности дипломатическими спорами, и без крайней необходимости не вмешиваться в ее внутренние дела». Но как с успехом проводить эту «систему невмешательства»? Во-первых, Великобритания не должна препятствовать толкованию, которое Россия сочтет нужным давать своим договорам с Турцией, а должна, наоборот, побуждать последнюю действовать в соответствии с толкованием, которое Россия дает этим договорам; во-вторых, России надо предоставить возможность «постоянно» вмешиваться в отношения между султаном и его христианскими
