К. МАРКС
К ИСТОРИИ АГИТАЦИОННЫХ КАМПАНИЙ
Лондон, 7 мая. Во время крупных агитационных кампаний в Англии лондонское Сити ни разу не сумело стать в авангарде движения. До сих пор его присоединение к какой-нибудь агитации означало лишь, что цель данной агитации достигнута, стала fait accompli [совершившимся фактом. Ред.]. Так было с движением в пользу парламентской реформы, когда инициатива исходила от Бирмингема. Так было с движением против хлебных законов, которым руководил Манчестер. Исключение представляет акт 1797 г. о банковой рестрикции[135]. Митинги, организованные банкирами и купцами лондонского Сити, помогли тогда Питту запретить Английскому банку выплату наличными, после того как директора банков за несколько недель до этого сообщили Питту, что банк находится на краю банкротства и что его можно спасти только путем coup d’etat [государственного переворота. Ред.], то есть путем принудительного курса банкнот. Обстоятельства требовали тогда не большего самоотречения со стороны Английского банка, чтобы подчиниться запрещению выплаты наличными, чем со стороны купцов из Сити, кредит которых зависел от кредита банка, чтобы поддержать запрещение Питта и рекомендовать его стране [Прямо невероятно, что даже в самых новейших историях политической экономии тогдашнее поведение Сити приводится как доказательство английского патриотизма. Еще невероятнее, что г-н фон Гакстгаузен в своей книге о России (том третий, 1852) настолько легковерен, что утверждает, будто Питт путем приостановки выплат банком наличными удержал деньги в Англии[136]. Какими же небылицами забили в России голову человеку, способному верить в подобные вещи? И что нам думать о берлинской критике, которая полностью доверяет г-ну фон Гакстгаузену и в доказательство этого списывает у него?]. Спасение
Английского банка было спасением Сити. Отсюда тогдашние «патриотические» митинги Сити и его «агитаторская» инициатива. Инициатива, которую в настоящий момент взяло на себя Сити, проведя в прошлую субботу в Лондон-таверн и в Гилдхолле свои митинги, образовав «Ассоциацию административной реформы»[137], имеет заслугу новизны, очень редкую в Англии, — заслугу беспрецедентного события. К тому же на этих митингах не ели и не пили, что также ново в анналах Сити, «патриотизм с супом из черепахи» которого увековечен еще Коббетом. Наконец, новым было и то, что митинги купцов лондонского Сити в Лондон-таверн и в Гилдхолле происходили среди бела дня в часы занятий. Нынешний застой в делах до известной степени объясняет это явление, да и вообще он представляет собой фермент, и притом существенный фермент, в духовном брожении купечества Сити. При всем том нельзя отрицать важности этого движения Сити, как бы ни старались осмеять его в Уэст-Энде. Газеты буржуазных реформаторов — «Daily News», «Morning Advertiser», «Morning Chronicle» (последняя с некоторых пор принадлежит к этой категории) — стараются продемонстрировать перед своими противниками «большое будущее» Ассоциации Сити. Но они не заметили непосредственных результатов. Они не поняли, что сам факт созыва этих митингов уже означает решение очень существенных, очень важных вопросов: 1) разрыв между классом, господствующим вне парламента, и классом, правящим внутри парламента; 2) оттеснение элементов буржуазии, задававших до сих пор тон в политике; 3) развенчание Пальмерстона.
Лейард, как известно, обещал внести сегодня вечером в палату общин свои предложения о реформе. Известно, что палата приблизительно неделю тому назад не дала ему говорить, освистала его, осмеяла и проводила шиканьем. Принцы английского торгового мира из Сити ответили на своих митингах громогласным «ура» в честь Лейарда. Он был героем дня в Лондон-таверн и Гилдхолле. Cheers [Возгласы одобрения. Ред.] Сити были вызывающим ответом на groans [шиканье. Ред.] палаты общин. Если сегодня вечером окажется, что палата общин дала себя запугать, то ее авторитет потерян и дни ее сочтены; если же она возобновит свои groans, то тем сильнее будут раздаваться cheers противника. А из «Абдеритян»[138] известно, к чему приводит соперничество между cheers и groans. Митинги Сити были прямым вызовом палате общин, подобно тому как в первом десятилетии нынешнего века вызовом было избрание сэра Фрэнсиса Бёрдетта депутатом от Вестминстера.
До сих пор, как известно, во главе движения английской буржуазии стояла манчестерская школа с ее Брайтами и Кобденами. Фабриканты Манчестера оттеснены теперь торговцами Сити. Их ортодоксальная оппозиция войне убедила буржуазию, которая в Англии не может ни одного мгновенья оставаться в бездействии, что — по крайней мере сейчас — они потеряли способность руководить ею. Тузы Манчестера могут в настоящий момент удержать за собой «гегемонию», только если они перещеголяют тузов Сити. Это соперничество между двумя самыми значительными фракциями буржуазии, фактически возвещенное на митингах Сити, от участия в которых Брайты и Кобдены были отстранены и самоустранились, сулит выгоды народному движению. В доказательство можно привести уже тот факт, что секретарь Комитета Сити обратился с письмом к чартистам в Лондоне. предложив им назначить члена в постоянный Комитет Сити. Чартисты послали туда Эрнеста Джонса. Между торговой буржуазией и рабочими нет, естественно, такого прямого антагонизма, как между рабочими и фабрикантами, millocracy [промышленными магнатами. Ред.]; таким образом, ими могут быть предприняты — по крайней мере для начала — совместные шаги, которые были бы невозможны между чартистами и манчестерцами.
Пальмерстон — и это последний крупный результат митингов Сити — был в первый раз осмеян и освистан в важнейшем избирательном округе страны. Очарование его имени навсегда исчезло. Обесславила его в Сити не его русская политика, более длительная, чем Тридцатилетняя война[139]; его обесславили издевательские насмешки, претенциозный цинизм и прежде всего «плоские шутки», которые он пускал в ход, делая вид, что помогает Англии выйти из кризиса, наиболее грозного из всех, которые она когда-либо переживала. Все это возмутило буржуазную совесть, хотя и имело успех у выродившейся палаты «подлых» [Игра слов: «Haus der Gemeinen» означает «палата общин», а также «палата подлых». Ред.].
Административная реформа при таком парламенте, как настоящий, — всякий сразу же поймет нелогичность этих благих пожеланий. Но мы видели в нашем столетии и пап-реформаторов[140]. Мы пережили банкеты в пользу реформ с Одилоном Барро во главе[141]. Ничего нет удивительного поэтому, если лавина, которая снесет старую Англию, сначала появится в виде снежного кома в руках купцов-реформаторов из Сити.
НФ. ЭНГЕЛЬС
ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ[142]
Почта, полученная здесь в субботу вечером с пароходом «Америка», еще раз дает нам возможность представить нашим читателям более или менее полный отчет о ходе войны в Крыму, хотя по-прежнему противоречивый и неопределенный характер официальных сообщений и газетных корреспонденций делает нашу задачу нелегкой. Совершенно очевидно, что неудача в Вене[143] вызвала оживление и большую активность в лагере союзников под Севастополем, и хотя могут сказать, что бомбардировка прекратилась 24 апреля, все же последующие две недели не проходили в полном бездействии. Пока очень трудно решить, каких выгод добились союзники; правда, один из корреспондентов утверждает, что передовые оборонительные сооружения русских, Селенгинское, Волынское и Камчатское, а также расположенные по всей линии перед ними стрелковые окопы оставлены обороняющимися[144]. Так как это безусловно максимум достигнутого союзниками, то допустим на время, что эти сведения правильны. Некоторые корреспонденты сообщают, что французы штурмовали Мачтовый бастион и овладели им, но эти сведения не заслуживают доверия. Они являются просто необоснованным преувеличением эпизода 21 апреля, когда французы с помощью минного взрыва заложили передовую траншею перед этим бастионом
[В «Neue Oder-Zeitung» вместо первого абзаца настоящей статьи дан следующий текст: «Установление телеграфного сообщения между Балаклавой, Лондоном и Парижем пока что ничего не дало публике, а внесло лишь еще большую путаницу в получаемую ею информацию.
Английское правительство либо ничего не публикует, либо ограничивается неопределенными заверениями о достигнутых успехах. Французское правительство публикует депеши, подписанные Канробером, но в таком урезанном и искаженном виде, что извлечь что-либо из этих сообщений почти невозможно. Например, бастион, против которого был направлен главный удар французов, назывался до сих пор Мачтовым бастионом — Bastion du Mat. Теперь мы узнаем о больших успехах, достигнутых французами в действиях против Центрального бастиона, а затем бастиона № 4. Однако тщательное сравнение этих донесений с прежними, и в особенности с русскими, показывает, что речь по-прежнему идет о нашем старом знакомом, о Мачтовом бастионе, только под другими названиями. Подобного рода мистификация насквозь тенденциозна и тем самым в известной мере «провиденциальна».
Но если телеграф не принес пользы публике, то в лагере союзников он бесспорно вызвал некоторое оживление. Не приходится сомневаться, что первые же телеграммы, полученные Канробером, содержали строгое предписание действовать более решительно и любыми средствами добиться каких-либо успехов. В одном неофициальном сообщении утверждается, что все передовые оборонительные сооружения — Селенгинское, Волынское и Камчатское, — а также расположенные по всей линии перед ними стрелковые окопы оставлены русскими». Ред.].
Допустим, что русские действительно отброшены назад к своей первоначальной линии обороны, хотя очень странно, что до сих пор не получено сообщений о взятии союзниками Сапун-горы и Мамелона. Но даже если редуты на этих высотах не находятся больше в руках русских, все же никто не может отрицать, что русские использовали их с большой для себя выгодой. Сапун-гору русские удерживали с 23 февраля, а Камчатский редут на Мамелоне с 12 марта до конца апреля; в течение всего этого времени траншеи союзников находились или под анфиладным или под сосредоточенным фронтальным огнем русских батарей, в то же время ключ всей позиции — Малахов курган — был полностью прикрыт русскими на протяжении всей двухнедельной канонады. После того как русские с таким успехом сумели использовать эти высоты, они могли пойти на то, чтобы их потерять.
Нет необходимости описывать здесь многочисленные ночные атаки, в результате которых союзники овладели русскими стрелковыми окопами и контрапрошами, а также вылазки, предпринятые русскими с целью отбить их у союзников. Такие операции представляют интерес с точки зрения тактики только для тех, кто лично знаком с местностью, ибо проведение подобных операций зависит большей частью от находчивости, натиска и упорства младших офицеров и солдат. Этими качествами англо-французы превосходят русских, и поэтому им удалось в некоторых местах создать свои опорные пункты в непосредственной близости к русским укреплениям. В отдельных местах расстояние между противниками сократилось до дистанции броска ручной гранаты, то есть союзники оказались в 20–30 ярдах от крытого хода русских, или в 40–60 ярдах от главного вала. Русские заявляют, что осаждающие находятся от него на расстоянии тридцати саженей, то есть 60 ярдов. Таково положение, в частности, перед Мачтовым бастионом, Центральным бастионом и Реданом, где впадины этой местности образуют мертвое пространство, причем они так
