не может ознакомить ученого джентльмена с теми удовлетворительными объяснениями, которые были даны по этому вопросу». В ответ на это было замечено, что, когда британское правительство дает законный ход делу о насмешках над Бонапартом и его женой, г-н Пельтье за свои остроты по адресу этих лиц привлекается к суду королевской скамьи[337] как уголовный преступник; а когда в официальной французской газете появляется пасквиль на английскую нацию и ее короля называют вдохновителем убийц, тогда все дело улаживается «объяснением», да к тому же еще таким секретным, что его невозможно сообщить даже парламенту. Ободренный явными колебаниями английского министерства, Отто 17 августа 1802 г. вручил лорду Хоксбёри крайне наглую ноту, где было прямо выставлено требование: принять эффективные меры, которые прекратили бы все неуместные и мятежные публикации в английской печати, выслать с Джерси определенных лиц, изгнать французских епископов, перевезти Жоржа и его приверженцев в Канаду, а французских принцев выслать в Варшаву. Что касается закона об иностранцах, то г-н Отто подчеркивал, что правительство должно обладать «законной и достаточно сильной властью, чтобы обуздать иностранцев, не прибегая к суду»; при этом он добавлял:
«Французское правительство, предлагая в этом вопросе полную взаимность, считает, что оно дает новое доказательство своих мирных намерений, требуя высылки лиц, все интриги которых неизменно направлены к тому, чтобы сеять раздор между обеими нациями».
Ответ лорда Хоксбёри, помеченный 28 августа и отправленный в форме депеши английскому посланнику в Париже, цитировался в лондонской печати во время недавних споров с Бонапартом III как образец достоинства, присущего государственному деятелю; но надо признать, что, хотя этот ответ составлен в выражениях, исполненных добродетельного негодования, в нем даются обещания принести французских эмигрантов в жертву подозрениям и опасениям первого консула.
В начале 1803 г. Наполеон взял на себя задачу упорядочить процедуру английского парламента и ограничить свободу слова его членов. Прямо намекая на бывших министров г-на Уиндхема, лорда Гренвилла и лорда Минто, он писал в своей газете «Moniteur»:
«Закон, запрещающий бывшим министрам в течение семи лет после их отставки быть членами английского парламента, явился бы законом патриотическим и мудрым. Не менее мудрым явился бы и другой закон, который осуждал бы на молчание в течение двух лет всякого члена парламента, позволившего себе оскорбить дружественный народ и его правительство. Если язык совершает преступление, язык должен понести наказание».
В то же самое время уже успевший прибыть в Лондон генерал Андреосси в ноте, адресованной лорду Хоксбёри, выражал свое недовольство тем, что презренные авторы памфлетов и пасквилей, публикуемых в английской печати, «в своих наглых заметках неизменно опираются на отдельные фразы, заимствованные из речей некоторых видных членов парламента». По поводу этих речей в его ноте говорилось, что «всякий рассудительный англичанин счел бы для себя унизительными такие неслыханные непристойности». От имени первого консула он выразил пожелание,
«чтобы были приняты меры к запрещению на будущее время в какой бы то ни было форме, будь то в официальных дебатах или в полемических сочинениях, которые печатаются в Англии, касаться того, что происходит во Франции, так же как в официальных дебатах и в полемических произведениях во Франции не следует касаться того, что происходит в Англии».
В то время как Бонапарт подобным тоном, в котором лицемерие смешивалось с высокомерием, вел секретную переписку с английским правительством, газета «Moniteur» только и делала, что осыпала оскорблениями английский народ; она опубликовала также официальный отчет полковника Себастиани, содержащий самые оскорбительные обвинения по адресу английской армии в Египте. 5 февраля 1803 г. французский commissaire de relation commerciale [комиссар по торговым сношениям. Ред.] на Джерси, хотя и не облеченный никакими официальными полномочиями, имел наглость подать жалобу на ряд типографов за то, что они перепечатали из лондонских газет выдержки, оскорбительные для Бонапарта, и угрожал, что если подобные происки не будут пресечены, Бонапарт непременно отомстит за это Джерси. Эта угроза возымела желаемое действие. Двое из типографов были привлечены к королевскому суду, и относительно них было вынесено решение, категорически запрещающее им на будущее время печатать что-либо оскорбительное для Франции, даже если бы это было заимствовано из лондонских газет. 20 февраля 1803 г., за день до суда над Пельтье, лорд Уитуорт, английский посол в Париже, был вызван на прием к самому великому человеку. Принятый в его кабинете, Уитуорт был приглашен сесть, после того как Бонапарт сел сам по другую сторону стола. Бонапарт перечислил ряд провокаций, которые он якобы встречал со стороны Англии.
«Он коснулся оскорблений по своему адресу, опубликованных в английской печати, но, сказал он, на них он не так обращает внимание, как на то, что печатается во французских газетах, выходящих в Лондоне. Это последнее он считает гораздо более злонамеренным, так как они имеют целью возбудить его страну против него самого и его правительства. Он сетовал на покровительство, которое оказывали Жоржу и прочим подобным ему лицам; он признался, что раздражение, которое он чувствует против Англии, возрастает с каждым днем, потому что все, что исходит от Англии, не несет с собой ничего, кроме вражды и ненависти к нему… В доказательство своего желания сохранить мир он привел то соображение, что он не видит никакой выгоды для себя от войны с Англией. Десант — вот единственное средство защиты от оскорблений, которым он подвергается, и он решил испробовать это средство, возглавив сам эту экспедицию. Он признал, что сто шансов против одного неблагоприятны для него, но все же он решил испробовать это, если следствием данных переговоров будет война; он добавил, что настроение войск таково, что армия за армией пойдет в этот поход… Чтобы сохранить мир, нужно соблюдать Амьенский договор; если уж не полностью пресечь оскорбления в печати, то ввести их, по крайней мере, в рамки и ограничить только английскими газетами, а также прекратить покровительство, которое так открыто оказывается его злейшим врагам».
21 февраля Пельтье предстал перед судом, в который входил лорд Элленборо и специально назначенные присяжные; ему было предъявлено обвинение в опубликовании пасквиля на Бонапарта и «в подстрекательстве народа Франции к убийству своего правителя». Лорд Элленборо имел низость закончить свою речь, обращенную к присяжным, следующими словами:
«Господа, я уверен, что ваш вердикт укрепит отношения, в силу которых интересы нашей страны связаны с интересами Франции, и что он всюду послужит подтверждением и подкреплением давно уже и повсеместно распространенного убеждения в незапятнанной чистоте английского правосудия».
Присяжные, не покидая своих мест, немедленно вынесли приговор: виновен. Однако в результате последовавшего разрыва отношений между двумя странами, г-н Пельтье не был вызван для вручения ему приговора, и судебное преследование было, таким образом, прекращено. Заставив английское правительство начать эти гонения против печати и вынудив у него осуждение Пельтье, правдивая и героическая газета «Moniteur» опубликовала по этому поводу 2 марта 1803 г. следующий комментарий:
«Некто по имени Пельтье был признан судом в Лондоне виновным в напечатании и распространении ряда подлых пасквилей против первого консула. Непонятно только, почему английское правительство старается поднять такой eclat [шум. Ред.] вокруг этого дела. Так как английские газеты утверждают, будто процесс был возбужден по требованию французского правительства и будто французский посол даже присутствовал на заседании суда, когда присяжные вынесли свой приговор, то мы уполномочены заявить, что ничего подобного никогда не было. Первый консул даже и не знал о существовании пасквилей Пельтье, пока не прочел опубликованного отчета о его процессе… Однако надо признать, что весь этот судебный процесс, хотя и бесполезный в других отношениях, дал судьям, председательствующим на суде, случай доказать своей мудростью и беспристрастием, что они действительно достойны отправлять правосудие нации, столь просвещенной и заслуживающей уважения во многих отношениях».
В то время как газета «Moniteur» в этой же самой статье настойчиво подчеркивала возложенный на все «цивилизованные нации в Европе» долг совместно истреблять варваров печати, г-н Ренар, французский посланник в Гамбурге, созвал гамбургский сенат для обсуждения требования первого консула поместить в «Hamburger Correspondent»[338] статью, чрезвычайно оскорбительную для английского правительства. Сенат выразил желание, чтобы было разрешено, по крайней мере, опустить или изменить наиболее оскорбительные места; но г-н Ренар заявил, что он имеет категорический приказ, чтобы статья была опубликована целиком и полностью. Вслед за этим статья появилась во всей своей первоначальной грубости. Французский посланник потребовал, чтобы эта же статья была напечатана и в газетах Альтоны; но члены датского магистрата заявили, что они не могут разрешить этого, не получив определенного приказа от своего правительства. Вследствие этого отказа г-н д’Агессо, французский посланник в Копенгагене, получил от своего коллеги в Гамбурге экземпляр этой статьи с просьбой добиться разрешения опубликовать ее в датских газетах. Когда же лорд Уитуорт в связи с этим пасквилем посетил г-на Талейрана, этот последний заявил, что
«первый консул, узнав, что подобная статья была опубликована согласно приказу, был поражен не меньше, чем английские министры, и что от г-на Ренара были немедленно затребованы объяснения и т. д.».
Написано К. Марксом 4 апреля 1858 г.
К. МАРКС
ФИНАНСОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ФРАНЦИИ
Париж, 13 апреля 1858 г.
Обстоятельства все больше и больше вынуждают реставрированную Империю отказываться от ее притворных ужимок и обнажать свои истинные черты во всем присущем им уродстве. Час признаний наступил для нее совершенно неожиданно. Она уже больше не претендует на то, чтобы быть законной формой правления или детищем «suffrage universel» [ «всеобщего избирательного права». Ред.]. Она провозгласила себя режимом выскочки, доносчика и 12-фунтовой пушки[339]. Теперь она идет еще дальше и открыто признает себя режимом мошенника. В «Moniteur» от 11 апреля имеется заметка, гласящая, что некоторые газеты преждевременно объявили дивиденд по акциям ряда железнодорожных компаний и других промышленных обществ, причем он оказался ниже той цифры, которая ранее была установлена советами директоров.
«Необходимо защитить промышленность и капитал страны от подобных махинаций. Редакторы упомянутых газет были вызваны к императорскому прокурору и предупреждены, что в дальнейшем такие дела будут передаваться в суд и рассматриваться как злонамеренная публикация ложных сведений. Долг прессы — просвещать публику, а не вводить ее в заблуждение».
Другими словами, долг работников печати, не желающих попасть в Кайенну, — поддерживать престиж Credit Mobilier, вместо того чтобы предупреждать публику о надвигающемся крахе этого чудовищного жульничества, что они и
