не могли в Германии никого ввести в заблуждение. Это был случай, о котором старая пословица говорит: бьют по мешку, но имеют в виду осла. Если Италия была вынуждена изображать мешок, то Германия не имела на этот раз никакого желания играть роль осла.
Таким образом, удерживать за собой реку По в данном случае означало бы только то, что Германия, находясь под угрозой нападения, при котором дело в конечном счете касается захвата нескольких ее лучших провинций, никоим образом не может думать о том, чтобы уступить без боя одну из сильнейших, если не самую сильную из своих военных позиций. В этом смысле, конечно, вся Германия всерьез заинтересована в обороне По. Накануне войны, как и во время самой войны, обычно овладевают каждой пригодной позицией, с которой можно угрожать врагу и вредить ему, и не занимаются нравоучительными размышлениями о том, совместимо ли это с вечной справедливостью или с принципом национальности. Тогда защищают только свою шкуру.
Однако эта постановка вопроса о защите Рейна на реке По весьма отлична от стремления очень многих германских военных и политиков объявить По, т. е. Ломбардию и Венецианскую область, стратегически необходимым дополнением и, так сказать, неотъемлемой частью Германии. Эта точка зрения была выдвинута и теоретически защищалась особенно со времени итальянских походов 1848 и 1849 годов; ее доказывали генерал фон Радовиц в соборе св. Павла[109] и генерал фон Виллизен в своей книге «Итальянский поход 1848 г.»[110]. В неавстрийской Южной Германии эту же тему с пристрастием, граничащим с вдохновением, развивал баварский генерал фон Хайльброннер. Главный аргумент, выдвигаемый во всех этих случаях, был всегда политического характера: Италия совершенно не в состоянии оставаться независимой; в Италии должны господствовать либо Германия, либо Франция; если бы сегодня австрийцы убрались из Италии, то завтра в долине Эча и у ворот Триеста появились бы французы, и вся южная граница Германии была бы обнажена перед «исконным врагом». Поэтому Австрия от имени и в интересах всей Германии удерживает Ломбардию.
Как видим, военные авторитеты, высказывавшиеся за эту точку зрения, принадлежат к числу наиболее видных в Германии. Несмотря на это, мы должны самым решительным образом выступить против них.
Для аугсбургской «Allgemeine Zeitung», которая взяла на себя задачу быть официальной защитницей германских интересов в Италии, эта точка зрения стала символом веры, защищаемым с подлинным фанатизмом. Несмотря на свою ненависть к евреям и туркам, эта христианско-германская газета готова скорее сама подвергнуться «обрезанию», чем допустить таковое по отношению к «германским» областям в Италии. То, что пускающимися в политику генералами защищается, в конце концов, лишь как прекрасная военная позиция в руках Германии, то для аугсбургской «Allgemeine Zeitung» является важнейшей составной частью определенной политической теории. Мы имеем в виду теорию так называемой «великой среднеевропейской державы», союзного государства, образованного из Австрии, Пруссии и остальной Германии под гегемонией Австрии; Венгрия и славяно-румынские страны вдоль Дуная должны быть германизированы с помощью колонизации, школ и осторожно применяемого принуждения — тем самым центр тяжести всего этого комплекса стран все более и более переносится на юго-восток, в Вену; кроме того должны быть завоеваны вновь Эльзас и Лотарингия[111]. Эта «великая среднеевропейская держава» должна быть своего рода возрождением Священной Римской империи германской нации[112] и, по-видимому, среди прочих целей должна иметь также в виду присоединение, в качестве вассальных государств, бывших Австрийских Нидерландов[113], а также Голландии. Немецкое отечество в этом случае раскинулось бы почти вдвое шире тех пределов, где ныне звучит немецкая речь; если это все действительно осуществится, то Германия станет арбитром и господином Европы. Судьба уже позаботилась о том, чтобы все это могло осуществиться. Романские народы быстро вырождаются: испанцы и итальянцы окончательно погибли; французы в данный момент также переживают распад. С другой стороны, славяне совершенно неспособны создать подлинное современное государство и они ходом всемирной истории предназначены к германизации, причем омоложенной Австрии опять-таки отводится роль главнейшего орудия провидения. Таким образом, лишь германские народы сохраняют моральную силу и способность к историческому творчеству, причем из них англичане так глубоко погрязли в своем островном эгоизме и материализме, что от их влияния, от их торговли и промышленности приходится отгораживаться высокими охранительными пошлинами, создав на европейском материке своего рода рациональную континентальную систему[114]. Таким образом, у строгой германской добродетели и у юной «среднеевропейской державы» имеется абсолютно все, чтобы в течение короткого времени захватить мировое господство на суше и на море и открыть новую историческую эру, когда Германия, наконец, после долгого перерыва, снова станет играть первую скрипку, под которую будут плясать остальные народы.
Французам и русским — подвластна земля,
Британцам — море покорно,
Но в царстве воздушном мечтательных грез
Немецкая мощь бесспорна.
{Гейне. «Германия. Зимняя сказка», глава VII. Ред.}
Мы отнюдь не собираемся заниматься здесь обсуждением политической стороны этих патриотических фантазий. Мы обрисовали их в нескольких словах лишь в общей связи для того, чтобы впоследствии никто не мог воспользоваться всем этим великолепием как новым аргументом для подтверждения необходимости «германского» господства в Италии. Здесь нас интересует только военная сторона вопроса, а именно, нуждается ли Германия для своей обороны в постоянном господстве над Италией и, в частности, в полном военном обладании Ломбардией и Венецианской областью?
Этот вопрос с чисто военной точки зрения можно сформулировать следующим образом: нужно ли Германии для обороны своей южной границы обладание реками Эч, Минчо и нижним По с предмостными укреплениями Пескьерой и Мантуей?
Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, мы должны твердо запомнить следующее: когда мы здесь говорим о Германии, то мы понимаем под этим названием единое государство, руководство вооруженными силами и действия которого осуществляются из одного центра; мы представляем себе Германию не как какой-то воображаемый, но как реально существующий политический организм. При иных предпосылках не может быть вообще речи о каких бы то ни было политических или военных потребностях Германии.
II
В течение целых столетий Северная Италия, еще в большей мере, чем Бельгия, являлась полем сражения, на котором велись войны между французами и немцами. Обладание Бельгией и долиной реки По является необходимым условием для нападающего, независимо от того, идет ли речь о немецком вторжении во Францию или о французском вторжении в Германию; только обладание этими странами вполне гарантирует тыл и фланги вторгающейся во Францию или Германию армии. Только в случае полнейшего нейтралитета Бельгии и Северной Италии можно было бы говорить об исключении из указанного правила, но такого случая до сих пор еще никогда не бывало.
Если еще со времени битвы под Павией[115] на полях сражения в долине По косвенным образом решалась судьба Франции и Германии, то судьба Италии в этих боях решалась там прямо и непосредственно. С появлением в новое время больших постоянных армий, при непрерывно возрастающей силе Германии и Франции, при политическом распаде Италии, собственно древняя Италия, Италия к югу от Рубикона, потеряла какое бы то ни было военное значение, и обладание древней Цизальпинской Галлией неизбежно влекло за собой господство над всем узким, вытянутым в длину Апеннинским полуостровом. Наиболее густо населенными местностями были бассейны По и Эча, генуэзское, романьольское и венецианское побережье; в этих районах сосредоточились самое цветущее земледелие, наиболее развитая промышленность и наиболее оживленная торговля Италии. Полуостров, т. е. Неаполь и Папская область, оставался относительно стабильным в своем общественном развитии; с военной точки зрения эти области уже в течение столетий не играли никакой роли. Тот, кто владел долиной реки По, отрезывал сухопутные сообщения полуострова с материком и мог при случае без труда подчинить себе всю Италию.
Французы делали это дважды во время революционных войн; тех же результатов добивались два раза и австрийцы за последнее столетие. Поэтому только бассейн рек По и Эч имеет военное значение.
С трех сторон бассейн этих рек охвачен непрерывной цепью Альпийских и Апеннинских гор, а с четвертой — от Аквилеи до Римини — он замыкается Адриатическим морем; сама природа резко очертила этот отрезок территории, по которому По протекает с запада на восток. Южная или апеннинская граница этой области в данном случае нас не интересует, но зато тем более нас интересует северная граница, альпийская. К ее снежным хребтам лишь в немногих местах ведут шоссейные дороги, даже дорог для колесного и вьючного транспорта, а также пешеходных троп имеется ограниченное число; длинные дефиле долин ведут к перевалам через высокие горы.
Германская граница охватывает Северную Италию от устья Изонцы до Штильфского перевала, отсюда до Женевы тянется граница Швейцарии, а от Женевы до устья Вара Италия соприкасается с Францией. По мере движения с востока на запад, от Адриатического моря к Штильфскому перевалу, каждый следующий проход через горы ведет все глубже в сердце бассейна По и, следовательно, обходит все лежащие к востоку позиции итальянской или французской армий. Пограничная линия по реке Изонца может быть обойдена также через ближайший с запада проход Карфрейт (Капоретто) в направлении на Чивидале. Понтафельский перевал дает возможность обойти позицию у Тальяменто, которую также можно атаковать с фланга через два нешоссированных прохода из Каринтии и Кадоры. Перевал Бреннер обходит линию Пьяве через перевал Пёйтельштейн от Брунека на Кортина д’Ампеццо и Беллуно; линию реки Бренты можно обойти через Валь-Сугану на Бассано, линию реки Эч — по долине этой реки. Позицию на Кьезе можно обойти через Джудикарие, позицию на Ольо — по нешоссированному пути через Тонале и, наконец, всю область к востоку от Адды — через Штильфский перевал и Вальтеллину.
Поэтому можно сказать, что при таком выгодном стратегическом положении действительное обладание равниной вплоть до реки По для нас, немцев, может быть совершенно безразличным. Где бы, при равенстве сил, ни расположилась неприятельская армия — к востоку от Адды или к северу от По, все ее позиции могут быть обойдены. Где бы она ни перешла По или Адду, она везде подставляет свои фланги под удар: если она расположится к югу от По, то ее сообщение с Миланом и Пьемонтом оказывается под угрозой, если она отойдет за Тичино, тогда она
