которым Форе вел бой у Монтебелло. Однако по этому вопросу мы должны ожидать более достоверных сведений. По-видимому, сардинцам в ближайшем будущем предстоит испытать все прелести союза с французами. Их армии предстоит быть разделенной на части, вместо того чтобы составить особый корпус и самой добывать себе славу, каждая из ее пяти дивизий должна образовать придаток к одному из пяти французских армейских корпусов, в которых, конечно, она полностью растворится, так что все командование и вся слава будут принадлежать исключительно французам. Генуя с фортами и всем прочим уже полностью перешла в руки французов, и теперь сардинская армия будет существовать лишь как придаток к французской армии. Поистине занимается заря наполеоновского освобождения Италии! Хотя в обвинениях в грубой жестокости и грабежах в Ломеллине, возводимых сардинцами на австрийцев, нет ничего неожиданного или невероятного, однако справедливость требует заметить, что корреспонденции лондонского «Times» и аугсбургской «Allgemeine Zeitung» из австрийской главной квартиры представляют это дело в ином свете. Согласно этим достоверным источникам, ненависть крестьян Ломеллины, а также Ломбардии к землевладельцам значительно сильнее их отвращения к чужеземным угнетателям. Что касается землевладельцев Ломеллины (в прошлом австрийской провинции), то они большей частью являются sudditi misti {лицами с двойным подданством. Ред.}, т. е. подданными как Австрии, так и Пьемонта. Все крупные аристократы Милана имеют обширные поместья в Ломеллине. Они — пьемонтцы и в глубине души враждебно настроены по отношению к австрийцам, но крестьяне этой провинции, в силу своего антагонизма к ним, больше расположены к Австрии. Это доказывается сердечным приемом, который австрийцы нашли в Ломеллине, и их реквизиции и поборы, по-видимому, насколько возможно, ограничивались собственностью знати, а также городами, являющимися центрами итальянского патриотического движения, между тем как крестьян по возможности щадили. Эта политика является характерной для Австрии и она всегда была таковой с 1846 года[212]. Она вполне объясняет шум, поднятый в пьемонтской прессе по поводу реквизиций, которые, в конце концов, не превышают того, что считается нормальным в современной войне, и не достигают размеров, обычных для французских войск.

Ф. ЭНГЕЛЬС

СРАЖЕНИЕ ПРИ МОНТЕБЕЛЛО

Почта, доставленная «Африкой», мало добавляет к тому, что мы знали раньше об этом нашумевшем сражении, которое получило столь широкое освещение на страницах бонапартистской прессы по обе стороны Атлантики.

Из донесения Дьюлаи у нас имеется лишь краткая телеграфная выдержка, а многочисленные французские и сардинские сообщения являются не чем иным, как туринской и парижской сплетней и столь мало претендуют на точность, что в них даже не указаны правильно номера полков, принимавших участие в этом сражении. Правда, недостаток сведений отчасти восполняется донесением генерала Форе, которое мы получили с прибытием парохода «Город Вашингтон» в понедельник вечером, но Форе не приводит данных ни о численности, ни о потерях австрийцев. От Бараге д’Илье, к сожалению, мы ничего не имеем, а так как в этом сражении, помимо дивизии Форе, участвовали части его корпуса, то его донесение несомненно пролило бы свет на некоторые вызывающие сомнение моменты. Однако в ожидании более полных и достоверных сведений мы выскажем некоторые соображения, основанные на тщательном сопоставлении всех имеющихся у нас документов, которые все же представляют известную ценность. Австрийцы, получив сведения о том, что французы собираются продвинуться на линию реки По между Павией и Пиаченцей, навели мост через эту реку в Ваккарицце, недалеко от Павии. Корпус генерала Стадиона был переброшен на другой берег для разведки этой позиции и намерений противника. Генерал Стадион занял страделльскую позицию — дефиле вблизи реки, где один из отрогов Апеннин, через который нет проезжих дорог, подходит к реке По, — и послал три бригады (15 батальонов, примерно, с 18 орудиями и, возможно, с некоторым количеством кавалерии) по направлению к Вогере. Австрийцы, которые, несомненно, оставили сильные отряды на пути следования в целях обеспечения своего отхода, встретили передовые части противника перед Кастеджо и оттеснили их за город и за деревню Монтебелло. Затем они двинулись к следующей деревне, к Джинестрелло, но там натолкнулись на одну из бригад дивизии генерала Форе (бригада Бере, 17-й стрелковый батальон, 74-й и 84-й линейные полки), и борьба приняла позиционный характер. К этому времени со стороны австрийцев в сражении участвовало, очевидно, немного войск, может быть, около бригады. Французам были спешно посланы подкрепления в виде четырех батальонов из другой бригады генерала Форе (98-й полк Бланшара и один батальон 91-го линейного полка). Это дало им численное превосходство. Бригада Бере была построена для атаки; она захватила Джинестрелло, а затем, после упорного боя, и Монтебелло, но у Кастеджо, за маленькой речкой, на которой расположен этот пункт, австрийцы остановились и дали бой. По-видимому, в этот момент они получили свежие подкрепления, потому что отбросили французов в беспорядке к Монтебелло и собирались снова вступить в эту деревню, когда столкнулись с частью сил дивизии генерала Винуа — 6-м стрелковым батальоном и 52-м линейным полком. Это обстоятельство опять склонило чашу весов в пользу французов, и австрийцы организованно отступили в Кастеджо, где они оставили арьергард, пока их колонны не построились в походном порядке. Выполнив, таким образом, свою задачу и выяснив, где расположен корпус Бараге д’Илье (корпус этот составлял крайний правый фланг французов), они беспрепятственно отошли за По, уверенные в том, что союзники пока не имеют намерения двигаться на Пиаченцу.

У австрийцев на поле сражения не могло быть больше двух бригад, ибо по крайней мере три батальона должны были быть оставлены для охраны дороги, а еще два потребовались для боя с двумя батальонами 91-го французского полка у Ориоло, вследствие чего только один батальон этого полка сражался при Монтебелло. Из этих двух бригад, или 10 батальонов, только часть могла участвовать в бою, ибо австрийский генерал, который использовал бы для разведки последние имеющиеся у него в резерве войска, конечно, заслуживал бы весьма сурового порицания.

Со стороны французов было три полка (74-й, 84-й и 98-й) и один линейный батальон (91-го полка), а также один батальон стрелков, — всего 11 батальонов, поддержанных к концу боя двумя батальонами 52-го полка и 6-м стрелковым батальоном. Таким образом, в общем мы имеем 15 французских батальонов против примерно 10 австрийских. Хотя австрийский батальон, несомненно, крупнее французского, все же, когда наступил переломный момент сражения, численное превосходство было на стороне французов. Кроме того, не надо забывать, что австрийцы сражались не столько ради победы, сколько для того, чтобы заставить противника обнаружить свои силы в данном пункте, и эту задачу они полностью выполнили. Поэтому нелепо рассматривать этот незначительный бой как важную победу. При тех гигантских армиях, которые стоят друг против друга на равнинах Италии, бой, подобный тому, который имел место при Монтебелло, имеет не большее значение, чем простая стычка аванпостов в войнах более мелкого масштаба. И если это является победой, то где же ее плоды? Французы говорят, что они захватили 140 раненых и 60 нераненных пленных, т. е. не больше того, на что они могли бы рассчитывать в результате двухчасового боя за какую-нибудь деревню. Кроме того, они захватили один зарядный ящик и один потеряли. Не было никакого преследования. Не было попытки пожать плоды победы, несмотря на то, что у французов было достаточное количество пьемонтской кавалерии. Очевидно, в последний раз отбив атаку противника, австрийцы затем беспрепятственно и в полном порядке отошли.

. МАРКС

ПРУССКАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА ВОЙНУ

Берлин, 24 мая 1859 г.

Затеянная французским самодержцем война несомненно не только не может быть «локализована» в том смысле, в каком этот термин понимается в политическом жаргоне, т. е., что военные операции не должны быть вынесены за пределы итальянского полуострова, — но, напротив, война не ограничится рамками просто войны, которая ведется между двумя деспотическими правительствами и решается действиями регулярных армий. В своем дальнейшем развитии она превратится в общий революционный пожар континентальной Европы, из которого, по-видимому, едва ли многим из нынешних правителей удастся спасти свои короны и свои династии. Германия может стать центром этого потрясения, поскольку она же должна стать центром военных операций в тот самый момент, когда Россия будет готова бросить свой меч на чашу весов. Не требуется длительных размышлений, чтобы прийти к выводу, что серьезное поражение на поле битвы вызовет революционные потрясения во Франции или Австрии, однако Берлин является, пожалуй, единственным местом, где можно найти необходимые данные для выяснения размеров того сурового испытания, через которое Германии предстоит пройти в недалеком будущем. День за днем можно почти невооруженным глазом видеть рост тех предпосылок, которые, достигнув известной степени зрелости, вызовут колоссальный кризис, о котором едва ли подозревают обыватели всех рангов. Симптомы надвигающейся бури можно резюмировать в немногих словах: зависть и соперничество германских монархов, обрекающие их на бездействие в течение первой фазы войны; бедствия и недовольство народа, распространяющиеся, подобно степному пожару, от Вислы до Рейна и добавляющие во второй фазе войны к нападению извне народные восстания; и, наконец, восстания славянского населения, включенного в состав Германии, — восстания, которые к внешней войне и к революционным потрясениям прибавят внутреннюю межнациональную борьбу.

Рассмотрим прежде всего социальный базис, который явится опорой для германских монархов, когда обстоятельства, наконец, заставят их принять решение относительно каких-либо совместных действий. Известно, что период с 1849 по 1859 г. является небывалой эпохой в экономическом развитии Германии. В течение этого времени она, так сказать, превратилась из сельскохозяйственной страны в промышленную. Возьмем, например, один-единственный город, Берлин. В 1848 г. в нем едва насчитывалось 50000 фабричных рабочих, мужчин и женщин, а в настоящий момент общее количество их достигло 180000. Возьмем одну только отрасль промышленности: до 1848 г. экспорт шерсти в Англию, Францию и другие страны составлял один из главных источников дохода Германии, а в настоящее время вырабатываемой в Германии шерсти едва хватает для потребления ее собственных фабрик. Одновременно с развитием фабрик, железных дорог, пароходного сообщения и разведкой недр чрезвычайно быстро развилась кредитная система, не только соответствующая по размерам общему прогрессу промышленности и торговли, но развивающаяся сверх своих законных пределов благодаря тепличным изобретениям типа Credit Mobilier, заимствованным из Франции. Крестьянство и мелкая буржуазия, до последнего времени составлявшие огромное большинство нации, до революции 1848 г. спокойно придерживались старого азиатского обычая копить у себя дома наличные деньги; теперь они заменили их процентными бумагами всех сортов, всех цветов и всех достоинств. Гамбургский кризис 1857 г. слегка поколебал, но не повредил сколько-нибудь серьезно здание