этого новоявленного процветания, которое теперь пошатнулось при первом же залпе пушек на берегах По и Тичино. Без сомнения, вы уже получили сведения о том, как австрийский торговый кризис отразился на остальной Германии, и с какой быстротой последовали одно за другим банкротства в Лейпциге, Берлине, Мюнхене, Аугсбурге, Магдебурге, Касселе, Франкфурте и других торговых центрах Германии. Однако эти бедствия являются только симптомами близких катастроф в более высоких «деловых» сферах. Чтобы дать вам представление о действительном положении вещей, считаю целесообразным привлечь ваше внимание к только что опубликованной прокламации прусского правительства, в которой оно, указывая на опасный роспуск целых промышленных армий в Силезии, Берлине, Саксонии и Рейнской Пруссии, заявляет, что оно не может согласиться с петициями торговых палат в Берлине, Бреславле, Штеттине, Данциге и Магдебурге, рекомендующими ему сомнительный эксперимент с выпуском в большом количестве неконвертируемых бумажных денег, и еще более решительно отказывается использовать рабочих на общественных работах с единственной целью дать им занятие и заработок. Последнее требование действительно звучит несколько странно в тот момент, когда правительство, из-за недостатка средств, было вынуждено внезапно прекратить уже начатые общественные работы. Уже один тот факт, что в самом начале войны прусскому правительству приходится выпустить такую прокламацию, говорит о многом. К этому внезапному нарушению промышленной жизни прибавьте общее введение новых налогов по всей Германии, общее повышение цен на предметы первой необходимости и общее расстройство всех предприятий вследствие призыва резервов и ландвера, и вы получите некоторое представление о том, какой размах примет это социальное бедствие через несколько месяцев. Прошли, однако, те времена, когда большая часть германского народа имела обыкновение в земных бедствиях видеть неизбежную кару, ниспосланную небом. Слышится негромкий, но внятный голос народа, уже произносящий слова: «Ответственность! Если бы революция 1848 г. не была подавлена обманом и насилием, то Франция и Германия не стояли бы вновь вооруженными друг против друга. Если бы жестокие душители германской революции не склонили свои венценосные головы перед каким-то Бонапартом и каким-то Александром, то войны не было бы даже теперь». Таков глухой ропот народа, который мало-помалу выльется в раскаты грома.
Перейдем теперь к зрелищу, которое представляют германские правители взорам довольно нетерпеливой публики. С начала января австрийский кабинет привел в действие все виды дипломатических интриг, чтобы побудить германские государства сосредоточить в каком-либо пункте Южной Германии большую союзную армию, значительную часть которой составили бы австрийские силы, причем это сосредоточение должно было бы поставить Францию под угрозу нападения на ее восточные границы. Таким путем Германский союз должен был быть вовлечен в наступательную войну, и в то же время Австрия обеспечивала бы за собой руководство в этой войне. Предложенная Союзному сейму во Франкфурте 13 мая резолюция в этом духе от имени Ганновера встретила возражения г-на фон Узедома, прусского уполномоченного, заявившего официальный протест своего правительства. Отсюда общий взрыв патриотического негодования со стороны государей Южной Германии. Тогда Пруссия дополнила эти свои действия мерами противоположного характера.
Перед роспуском парламента на каникулы прусское правительство обеспечило себе широкую популярность, объявив, что оно решило придерживаться политики «вооруженного посредничества». Но едва парламент был распущен, как это «вооруженное посредничество» приняло гораздо более скромные размеры, вылившись в отказ Пруссии объявить себя нейтральной, к чему ее призывали Франция и Россия. Эта негативная удаль, хотя и достаточная для того, чтобы вызвать ярость петербургского двора, отнюдь не соответствовала ожиданиям прусского народа. Вооружение западных и восточных крепостей в сочетании с призывом резервов и ландвера имело целью успокоить вызванный этим ропот народа. Однако 19 мая г-н фон Узедом от имени своего правительства просил Союзный сейм подчинить союзную обсервационную армию непосредственно прусскому командованию и предоставить ей полную инициативу в вопросе военных мер, которые надлежало предпринять. Теперь наступила очередь мелких германских государей, тайно поддерживаемых Австрией, доказать искренность своих патриотических намерений. Бавария объявила, что еще не пришло время подчинить армию Виттельсбахов командованию Гогенцоллернов. Ганновер негодующим: «Tu quoque!» {«И ты тоже!» Ред.} напомнил Пруссии о ее протесте против союзной обсервационной армии, подлежавшей сосредоточению в одном из пунктов Южной Германии. Со своей стороны, Саксония не видела причин, по которым на ее августейшего правителя нельзя было бы возложить верховное командование, хотя бы для того, чтобы нейтрализовать взаимно сталкивающиеся претензии Габсбургов и Гогенцоллернов. Вюртемберг был чуть ли не готов предпочесть французское нашествие верховенству Пруссии. Таким образом, все худшие черты Священной германской империи торжествовали свое позорное возрождение. Влияние Германии сведено к нулю, — таков в данный момент общий итог этих распрей между ее мелкими правителями. Требование восстановления германского национального парламента представляет лишь первый слабый протест против этих династических обструкций, протест, идущий не от революционных масс, но от робкой, склонной к компромиссам буржуазии.
Я воспользуюсь другим случаем, чтобы поговорить о назревающих в Германии волнениях славян.
ИТАЛЬЯНСКАЯ КАМПАНИЯ[213]
Итальянская кампания, продолжающаяся около месяца, приняла своеобразный и неожиданный оборот. Две большие армии, каждая численностью немногим менее 200000 человек, сосредоточились в начале мая на виду друг у друга. В то время как их аванпосты сблизились на расстояние пушечного выстрела, обе армии ведут друг за другом наблюдение, то здесь, то там выпускают щупальца и в некоторых пунктах завязывают легкие стычки, меняют фронт, выдвигают то один, то другой фланг, но основными силами в бой друг с другом не вступают. Подобный способ ведения войны как будто не совместим с современной системой быстрых решительных ударов; он кажется шагом назад в сравнении с молниеносными походами и стремительными кампаниями Наполеона.
Со времени Наполеона два новых фактора значительно изменили способ ведения войны. Первый из них — это лучшее прикрытие государственных границ укрепленными лагерями и системой крепостей, которые создаются на пригодных для этого участках местности. Крепости наполеоновского времени были либо слишком слабы и изолированы друг от друга, либо находились в таких малозначительных в стратегическом отношении пунктах, что не служили серьезными препятствиями при наполеоновском методе ведения войны. Победой в открытом поле или обходным движением Наполеон оттеснял вражеское войско от его крепостей.
Чего можно достигнуть, используя крепости, показали Данциг в 1813 г., четырехугольник крепостей в Ломбардии в 1848 г., Коморн в 1849 г.[214], Севастополь в 1855 году. Теперь же позиция, занимаемая франко-пьемонтской армией по ту сторону По и Танаро, между Касале, Алессандрией и Валенцей, опирается на такую систему крепостей, которая обеспечивает ей защиту даже против значительно превосходящего по численности противника. До подхода австрийцев французам удалось сосредоточить за этой позицией такое количество войск, что все надежды австрийцев на решительный успех своего нападения оказались тщетными, а французы, таким образом, выиграли время для сосредоточения остальных сил и пополнения запасов вооружения. При этом австрийское наступление у Касале и Валенцы было приостановлено, а так как оказались невозможными ни фронтальная атака, ни серьезный обходный маневр, то австрийцам не оставалось ничего иного, как ограничиться демонстрациями на флангах западнее Сезии и южнее По в сочетании с мероприятиями по реквизиции имеющихся в этих областях необходимых для армии припасов.
Второй фактор, значительно изменивший способ ведения войны со времени Наполеона, это — пар. Только благодаря наличию железных дорог и пароходов французы смогли на протяжении пяти дней, прошедших с момента предъявления австрийцами ультиматума и до их вторжения, перебросить в Пьемонт такое количество войск, что любая атака австрийцев на пьемонтские позиции не могла принести никакого результата, а в течение следующей недели им удалось настолько увеличить свои силы, что к 20 мая на линии между Асти и Нови находилось по меньшей мере 130000 французов.
И все же в результате неизбежных при мошенническом господстве Луи Бонапарта коррупции и беспорядка в управлении французские войска снабжались несвоевременно и в недостаточном количестве. Выгодный контраст по сравнению с этим представляют порядок и быстрота, с какими австрийские корпуса в полной боевой готовности вступили в Италию. В ходе войны это неизбежно должно будет сказаться.
Австрийцы не могут продвигаться вперед, так как они натолкнулись на укрепленные позиции, расположенные между пьемонтскими крепостями, а французы не могут перейти в наступление, потому что еще не закончен подвоз военных материалов. Этим объясняется задержка в передвижениях, этим же объясняется и интерес, который незаслуженно был проявлен к незначительному столкновению у Монтебелло. Все дело ограничилось следующим. Австрийцы получили известие, что французы выдвигают свой правый фланг в направлении Пиаченцы; этот маневр давал основание предположить, что они намерены переправиться через По между Павией и Пиаченцей и таким образом обойти австрийские позиции при Ломеллине, двигаясь в направлении к Милану. Поэтому 5-й австрийский корпус (Стадиона) отправил три бригады за мост, построенный на По у Ваккариццы (ниже Павии) для занятия позиции под Страделлой и для ведения разведки в направлении Вогеры. Эти три бригады натолкнулись при Кастеджо на аванпосты союзников, а при Монтебелло на первую бригаду французской дивизии Форе, которую они вытеснили из Монтебелло. Вскоре сюда подоспела вторая французская бригада и в результате упорного боя австрийцы были выбиты из селения; но они отразили атаку на Кастеджо и заставили французов в беспорядке отступить к Монтебелло, пункту, которым они несомненно овладели бы (большая часть их войск еще не была введена в бой), если бы в этот момент не прибыла бригада французской дивизии Винуа. При виде этого подкрепления австрийцы приостановили свое наступление. Цель их была достигнута: они выяснили теперь ближайшее месторасположение войск французского правого крыла и беспрепятственно отошли из Кастеджо к По, а затем. переправившись на другой берег, примкнули к главным силам, уверенные в том, что французы до сих пор еще не предприняли серьезного движения на Пиаченцу. Австрийцы совершенно правильно поступили, сосредоточив свои силы на левом берегу По до тех пор, пока у них не будет веского основания для того, чтобы перебросить всю армию на правый берег. Всякое разделение армии a cheval {по обоим берегам. Ред.} реки было бы ошибкой, мост же при Ваккарицце с его предмостным укреплением дает им возможность осуществить переправу в любой момент и ударить во фланг французам в случае их наступления на Страделлу.
Гарибальди во главе 5000 добровольцев обошел правое крыло австрийцев и находится теперь в Ломбардии. По последним сообщениям австрийцы уже в тылу у него, и ему угрожает серьезная опасность оказаться отрезанным, что безусловно было бы весьма приятно Бонапарту-«освободителю».
Принц Наполеон, Плон-Плон, получил задание организовать в Ливорно (Тоскана) армейский корпус, который должен атаковать австрийцев во фланг. Французские солдаты злятся, а австрийцы
