с другом и подкрепляя слабость одного смелостью другого. Что касается договора, о подробностях которого теперь оповещен весь мир, то вы увидите, что его краткая характеристика, данная мною несколько недель тому назад [См. настоящий том, стр. 12–16. Ред.], совершенно правильна; в сущности, мне нечего прибавить к тому общему критическому анализу, который я тогда ему дал. Поэтому я буду здесь рассматривать бюджет г-на Гладстона лишь как операцию с английскими финансами. Такой подход к вопросу тем более необходим, что предстоящие парламентские дебаты несомненно раскроют перед нами, между прочим, те дипломатические соображения, которые скрываются за фактами и цифрами г-на Гладстона.
Какой бы непоследовательностью ни отличались детали бюджета, какие бы политические возражения ни выдвигались против благоразумия такой меры, когда дефициту, составляющему более 14 % всего дохода, и огромному росту расходов противопоставляют полную отмену многих существующих пошлин, часть которых едва ли обременяла народные массы, — все же простая справедливость заставляет меня сказать, что бюджет г-на Гладстона является замечательным и смелым финансовым маневром. Если встать на точку зрения британской доктрины свободной торговли и оставить в стороне некоторые очевидные нелепости, обусловленные договором с Францией, а также связанные с нежностью, которую каждый британский канцлер казначейства всегда проявляет по отношению к земельной ренте 50000 крупнейших лендлордов, — бюджет придется признать прекрасным. Положение г-на Гладстона осложнялось трудностями, созданными им же самим. Ведь именно он в 1853 г. в своем так называемом образцовом бюджете, рассчитанном на семилетний период, обязался окончательно отменить подоходный налог в 1860/1861 году. Далее, в дополнительном бюджете, вызванном войной с Россией, Гладстон же обещал отменить в недалеком будущем военную пошлину на чай и сахар. И вот теперь, когда наступил срок платежа по его векселям, он же предлагает план, согласно которому последняя пошлина сохраняется, а подоходный налог повышается с 9 до 10 пенсов с фунта, то есть на 11 % %. Но, как вы помните, в своих критических замечаниях по поводу гладстоновского бюджета на 1853 г. я старался показать, что если фритредерское финансовое законодательство вообще что-нибудь означает, то оно означает прежде всего замену косвенного налогообложения прямым налогообложением[23]. Я указывал тогда, что обещание г-на Гладстона продолжать отмену таможенных пошлин и акцизных сборов несовместимо с одновременным его обещанием окончательно вычеркнуть рубрику подоходного налога из списка сборщика налогов. Несмотря на то, что ставки подоходного налога не охватывают всех доходов, что они несправедливы и даже просто нелепы, подоходный налог является лучшей частью английского финансового законодательства. Тот факт, что г-н Гладстон, вместо существенного обложения налогом земельной собственности, сохраняет военные налоги на такие предметы первой необходимости, как чай и сахар, является проявлением трусости, объясняемой в гораздо большей степени аристократической структурой парламента, чем известной ограниченностью его кругозора. Если бы он осмелился наложить руку на земельную ренту, то кабинет, перспективы которого довольно шатки, немедленно был бы сменен. Есть старая поговорка: у голодного брюха нет уха, но не менее верно и то, что у земельной ренты нет совести.
Прежде чем вкратце охарактеризовать намеченные г-ном Гладстоном изменения, я должен сначала обратить внимание читателя на некоторые случайные замечания, оброненные им в своей речи. Во-первых, канцлер казначейства признал, что распространенное представление об английской финансовой системе как о воплощении фритредерства просто вульгарно. Во-вторых, он признал, что Англия не ведет сколько-нибудь значительной торговли с Францией, между тем как Франция, наоборот, ведет с Англией весьма обширную и все растущую торговлю. В-третьих, он вынужден был признать, что пальмерстоновская политика, устраивающая за спиной парламента «дружественные экспедиции», в корне изменила положение и свела на нет рост доходов казначейства от развития британской торговли и промышленности. Наконец, — хотя эту горькую пилюлю он вложил в сладкую облатку и преподнес ее в столь же изящном виде, в каком французские аптекари обычно преподносят самую отвратительную фармацевтическую дрянь, — он не мог не признать, что именно тот дорогой союзник, которому Великобритания вот-вот готова пожертвовать почти два миллиона своего дохода, является главной причиной увеличения британских военных и военно-морских расходов в 1860/1861 году до огромной цифры в 30 миллионов. Следует напомнить, что 18 миллионов были той максимальной суммой военных расходов, с которой железный герцог [Веллингтон. Ред.] призывал примириться двадцать четыре года тому назад, обращаясь к английской рассудительности.
После этих предварительных замечаний я перехожу к изменениям, предлагаемым г-ном Гладстоном. Они делятся на две категории: одна включает изменения, обусловленные договором с Францией, а другая охватывает те дополнительные изменения, которые г-н Гладстон был вынужден ввести во избежание упрека, будто его бюджет есть уступка, вырванная деспотической иностранной державой, а также для того, чтобы придать бюджету более приемлемый вид, изобразив его как общую реформу существующего тарифа.
Изменения, обусловленные торговым договором с Францией, состоят в следующем. Промышленные товары немедленно целиком и полностью изымаются из английского таможенного тарифа, за исключением на ограниченный период времени только трех видов товаров, именно пробки, перчаток и еще одного малозначащего товара. Пошлина на водку будет снижена с 15 шилл. за галлон [мера жидких и сыпучих тел; английский галлон равен 4,54 литра. Ред.] до уровня колониальной пошлины — 8 шиллингов. Пошлина на все иностранные вина будет немедленно сокращена с 5 шилл. 10 пенсов за галлон до 3 шилл. за галлон. Далее, Англия обязуется с 1 апреля 1861 г. снизить пошлину до размеров, соответствующих содержанию спирта в вине. Все пошлины на такие иностранные товары, которые производятся также и в Англии и облагаются английским акцизным сбором, будут уменьшены до размеров внутреннего акциза; Такова суть первой группы намеченных изменений.
Изменения, которые, независимо от договора с Францией, должны придать настоящему бюджету характер общей реформы британского финансового законодательства, сводятся к следующему.
Немедленно и полностью отменяются пошлины на масло, сало, сыр, апельсины и лимоны, яйца, мускатный орех, перец, лакрицу и разные другие продукты, общая пошлина на которые составляет около 382000 ф. ст. в год. Существующая ныне пошлина на строевой лес в размере 7 шилл. и 7 шилл. 6 пенсов снижается до уровня колониальной ставки в 1 шилл. и 1 шилл. 6 пенсов. На коринку пошлина снижается с 15 шилл. 9 пенсов до 7 шиллингов; пошлина на изюм и винные ягоды — с 10 шилл. до 7 шиллингов; пошлина на хмель — с 45 шилл. до 15 шиллингов. Наконец, совершенно отменяется акцизный сбор с бумаги.
Бюджет на 1860 финансовый год таков:
Расходы (ф. ст.)
Фундированный и нефундированный долг 26 200 000
Расходы по консолидированному долгу 2 000 000
Армия и милиция 15 800 000
Военный флот и почтовые пароходы 13 900 000
Разные статьи и гражданская служба 7 500 000
Департамент налогов и сборов 4 700 000
Всего 70 100 000
Доходы ф. ст.
Таможенные пошлины 22 700 000
Акцизные сборы 19 170 000
Гербовый сбор 8 000 000
Прочие налоги 3 250 000
Подоходный налог 2 400 000
Почтовые доходы 3 400 000
Коронные земли 280 000
Разные доходы 1 500 000
Всего 60 700 000
Сравнение расходов с доходами показывает явный дефицит почти в 10000000 ф. ст., который, как мы уже говорили, г-н Гладстон рассчитывает покрыть путем повышения подоходного налога с 9 шилл. до 10 шилл. и сохранения военных пошлин на чай и сахар. В этом общем обзоре британского бюджета на 1860/1861 год нет необходимости останавливаться на менее важных изменениях, с помощью которых г-н Гладстон рассчитывает получить грошовые доходы из различных источников.
Ф. ЭНГЕЛЬС
О НАРЕЗНОЙ ПУШКЕ
I
Первые попытки увеличить дальность полета снарядов и меткость огня артиллерийских орудий посредством винтовой нарезки канала ствола орудия и придания таким образом снаряду вращательного движения, перпендикулярного к линии полета, начинаются уже в XVII столетии. В Мюнхене есть небольшая нарезная пушка, изготовленная в Нюрнберге в 1694 году; она имеет восемь нарезов, а диаметр ее канала ствола равен приблизительно 2 дюймам. В течение всего XVIII века как в Германии, так и в Англии производились опыты с нарезными пушками, причем некоторые из них заряжались с казенной части. Несмотря на то, что пушки имели небольшие калибры, достигнутые результаты оказались очень хорошими; в 1776 г. двухфунтовые английские пушки при стрельбе на дистанцию в 1300 ярдов давали боковое отклонение только в 2 фута — степень меткости, в то время совершенно недосягаемая ни для какого другого орудия. В том же году эти нарезные пушки были впервые применены для стрельбы снарядами продолговатой формы.
Однако все эти опыты в течение долгого времени не давали никаких практических результатов. В то время военные круги в общем были настроены против нарезного оружия. Сама винтовка представляла тогда чрезвычайно громоздкий инструмент, её заряжание являлось медленной и утомительной операцией, требующей большого мастерства. Это оружие не подходило для широкого применения на войне в эпоху, когда одним из главных требований в сражении был частый огонь развернутых линий, головных шеренг колонн или стрелков в цепи. Наполеон не захотел иметь в своей армии винтовок; в Англии и Германии винтовкой были вооружены только немногие батальоны; лишь в Америке и Швейцарии винтовка осталась национальным оружием.
Война в Алжире послужила поводом к тому, чтобы снова обратить внимание на винтовку и внести в ее конструкцию усовершенствования, которые явились лишь началом той колоссальной революции во всей системе огнестрельного оружия, которая еще и теперь далека от завершения. Гладкоствольные мушкеты французов не могли соперничать с длинными эспингардами арабов; их большая длина и лучший материал, допускавший применение более тяжелого заряда, позволяли кабилам и бедуинам стрелять по французам на расстоянии, на котором мушкет установленного образца был совершенно бессилен. Когда герцог Орлеанский увидел прусских и австрийских стрелков, он пришел от них в восторг и создал по их образцу также формирования французских стрелков, которые вскоре по вооружению, снаряжению и тактике стали лучшими в мире войсками этого рода. Винтовка, которой они были вооружены, значительно превосходила старую винтовку, а вскоре она подверглась дальнейшим изменениям, что, в конце концов, привело к повсеместному введению нарезных ружей в пехоте всех европейских государств.
Когда таким образом дальность огня пехоты возросла с
