составляет 3 шилл. и что в этих 3 шилл. представлен шестичасовой труд. Предположим далее, что необходимо шесть часов, для того чтобы один рабочий выпрял 10 ф. пряжи. В таком случае 3 шилл. прибавлены к продукту трудом; стоимость 10 ф. пряжи равна 15 шилл., или 1 шилл. 6 пенсам за фунт.
Этот процесс чрезвычайно прост, но он не дает прибавочной стоимости. И не может дать, так как в капиталистическом производстве дело не происходит так просто.
«Присмотримся к делу поближе. Per diem стоимость рабочей силы составляла 3 шилл., потому что в ней самой овеществлена половина рабочего дня… То обстоятельство, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно половины рабочего дня, нисколько не препятствует тому, чтобы рабочий работал целый день. Следовательно, стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе ее потребления, суть две различные величины. Капиталист, покупая рабочую силу, имел в виду это различие стоимости. Ее полезное свойство, ее способность производить пряжу или сапоги, было только conditio sine qua non [необходимым условием. Ред.], потому что для создания стоимости необходимо затратить труд в полезной форме. Но решающее значение имела специфическая потребительная стоимость этого товара, его свойство быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет он сам. Это — та специфическая услуга, которой ожидает от него капиталист. И он действует при этом соответственно вечным законам товарного обмена. В самом деле, продавец рабочей силы, подобно продавцу всякого другого товара, реализует ее меновую стоимость и отчуждает ее потребительную стоимость. Он не может получить первой, не отдавая второй. Потребительная стоимость рабочей силы, самый труд, так же не принадлежит ее продавцу, как потребительная стоимость проданного масла — торговцу маслом. Владелец денег оплатил per diem стоимость рабочей силы, поэтому ему принадлежит потребление ее в течение дня, дневной труд. То обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем ее собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя, но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу.
Итак, рабочий, работая 12 часов, изготовляет 20 ф. пряжи, в которых представлено на 20 шилл. хлопка, на 4 шилл. веретен и т. д., и труд его стоит 3 шилл., то есть всего 27 шиллингов. Но если 10 ф. хлопка впитывали 6 рабочих часов, то 20 ф. хлопка впитали 12 рабочих часов, равных 6 шиллингам. В этих 20 ф. пряжи теперь овеществлено 5 рабочих дней: 4 в потребленном количестве хлопка и веретен, 1 впитан хлопком в процессе прядения. Но денежное выражение 5 рабочих дней есть 30 шиллингов. Это и есть, следовательно, цена 20 ф. пряжи. Фунт пряжи по-прежнему стоит 1 шилл. 6 пенсов. Но сумма стоимостей товаров, брошенных в процесс, составляла 27 шиллингов. Стоимость продукта возросла на 1/9 по сравнению с авансированной на его производство стоимостью. Таким образом 27 шилл. превратились в 30 шиллингов. Они принесли прибавочную стоимость в 3 шиллинга. Наконец фокус удался. Деньги превратились в капитал.
Все условия проблемы соблюдены, и законы товарного обмена нисколько не нарушены. Эквивалент обменивался на эквивалент. Капиталист как покупатель оплачивал каждый товар — хлопок, веретена, рабочую силу — по его стоимости. Потом он сделал то, что делает всякий другой покупатель товаров. Он потребил их потребительную стоимость. Процесс потребления рабочей силы, который является в то же время и процессом производства товара, дал продукт, 20 ф. пряжи, стоимостью в 30 шиллингов. Теперь капиталист возвращается на рынок и продает товар. Он продает фунт пряжи по 1 шилл. 6 пенсов, ни на грош не дороже и не дешевле его стоимости. И, тем не менее, он извлекает из обращения на 3 шилл. больше, чем первоначально бросил в него. Весь этот процесс, превращение его денег в капитал, совершается в сфере обращения и совершается не в ней. При посредстве обращения — потому что он обусловливается куплей рабочей силы на товарном рынке. Не в обращении — потому что последнее только подготовляет процесс увеличения стоимости, совершается же он в сфере производства. Таким образом,
«tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles» [ «все к лучшему в этом лучшем из миров» (Вольтер, «Кандид»). Ред.]» [204–206].
От изложения способа производства прибавочной стоимости г-н Маркс переходит к ее анализу. Из предыдущего очевидно, что только одна часть вложенного в производственное предприятие капитала непосредственно участвует в создании прибавочной стоимости, а именно капитал, авансированный на покупку рабочей силы. Только эта часть производит новую стоимость; капитал, вложенный в машины, сырье, уголь и т. д., правда, вновь появляется pro tanto [соответствующей долей. Ред.]в стоимости продукта, он сохраняется и воспроизводится, но из него не получается прибавочной стоимости. Это побуждает г-на Маркса предложить новое разделение капитала: на постоянный капитал — тот, который только воспроизводится: часть, вложенная в машины, сырье и все другие элементы, необходимые для процесса труда, — и переменный капитал, — тот, который не только воспроизводится, но который в то же самое время является непосредственным источником прибавочной стоимости: часть, которая затрачена на покупку рабочей силы, на заработную плату. Отсюда ясно, что, как бы ни был необходим постоянный капитал для производства прибавочной стоимости, он, однако, не участвует в нем непосредственно, и, кроме того, величина вложенного в производство постоянного капитала не имеет ни малейшего влияния на величину прибавочной стоимости, производимой в данной отрасли [Мы должны здесь заметить, что прибавочная стоимость отнюдь не тождественна с прибылью.]. Следовательно, постоянный капитал не должен быть принят во внимание при установлении нормы прибавочной стоимости. Последняя может быть определена только путем сопоставления величины прибавочной стоимости с величиной капитала, непосредственно участвующего в создании ее, то есть с величиной переменного капитала. Г-н Маркс поэтому определяет норму прибавочной стоимости как отношение прибавочной стоимости только к переменному капиталу: если дневная цена труда равна 3 шилл., а ежедневно создаваемая прибавочная стоимость также равна 3 шилл., тогда норма прибавочной стоимости равна 100 %. До каких курьезов можно дойти, если считать, как это обычно принято, постоянный капитал активным фактором в производстве прибавочной стоимости, можно видеть на примере г-на Н. У. Сениора, «когда этот оксфордский профессор, известный своими экономическими познаниями и своим прекрасным стилем, был вызван в 1836 г. в Манчестер, чтобы поучиться здесь политической экономии (у бумагопрядильных фабрикантов), вместо того чтобы обучать ей в Оксфорде» [235]
Рабочее время, в продолжение которого рабочий воспроизводит стоимость своей рабочей силы, г-н Маркс называет «необходимым трудом»; время, проработанное сверх этого, в продолжение которого производится прибавочная стоимость, он называет «прибавочным трудом». Необходимый труд и прибавочный труд вместе образуют «рабочий день».
В рабочем дне время, потребное для необходимого труда, дано; но время, употребляемое для прибавочного труда, не установлено никаким экономическим законом; оно может быть, в пределах определенных границ, более продолжительным и менее продолжительным. Оно никогда не может быть равно нулю, потому что тогда исчезло бы для капиталиста побуждение применять труд; вместе с тем общая продолжительность рабочего дня по физиологическим причинам никогда не может достигнуть 24 часов. Однако между рабочим днем, например, в 6 часов и рабочим днем в 24 часа есть много промежуточных ступеней. Законы товарного обмена требуют, чтобы продолжительность рабочего дня не превышала продолжительности, совместимой с нормальным износом рабочего. Но что означает этот нормальный износ? Сколько часов ежедневного труда совместимо с нормальным износом? Здесь мнение капиталистов резко отличается от мнения рабочих, а так как высшего авторитета в этом отношении нет, то вопрос решается силой. История установления продолжительности рабочего дня есть история борьбы за его границы между совокупным капиталистом к совокупным рабочим, между классом капиталистов и классом рабочих.
«Капитал, как уже отмечалось, не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственник[аристократ. Ред.],этрусский теократ, civis romanus [римский гражданин. Ред.], норманский барон, американский рабовладелец, валашский боярин, современный лендлорд или капиталист» [246–247].
Однако очевидно, что во всяком обществе, где потребительная стоимость продукта имеет большее значение, чем его меновая стоимость, прибавочный труд ограничен более или менее узким кругом общественных потребностей и что при этих условиях не существует непременного стремления к прибавочному труду ради него самого. Так, в классический период древности прибавочный труд в его крайней форме, труд, убивающий работника, существовал почти исключительно в золотых и серебряных рудниках, где меновая стоимость производилась в ее самостоятельной форме, в виде денег.
«Но как только народы, у которых производство совершается еще в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т. д., вовлекаются в мировой рынок, на котором господствует капиталистический способ производства и который преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам рабства, крепостничества и т. д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда. Поэтому труд негров в южных штатах Американского союза носил умеренно-патриархальный характер до тех пор, пока целью производства было главным образом непосредственное удовлетворение собственных потребностей. Но по мере того как экспорт хлопка становился жизненным интересом для этих штатов, чрезмерный труд негра, доходящий в отдельных случаях до потребления его жизни в течение семи лет труда, становился фактором рассчитанной и рассчитывающей системы… То же самое происходило с барщинным трудом, например в Дунайских княжествах» [247].
Здесь сравнение с капиталистическим производством становится особенно интересным, потому что при барщине прибавочный труд обладает самостоятельной осязательной формой.
«Предположим, что рабочий день состоит из 6 часов необходимого труда и 6 часов прибавочного труда. В таком случае свободный рабочий доставляет капиталисту еженедельно 36 часов прибавочного труда. Это равносильно тому, как если бы он работал 3 дня в неделю на себя и 3 дня в неделю даром на капиталиста. Но это распадение рабочего времени незаметно. Прибавочный труд и необходимый труд сливаются вместе. Поэтому то же самое отношение я мог бы, например, выразить в таком виде, что рабочий в продолжение каждой минуты работает 30 секунд на себя и 30 секунд на капиталиста. Иначе обстоит дело с барщинным трудом. Необходимый труд, который выполняет, например, валашский крестьянин для поддержания собственного существования, пространственно отделен от его прибавочного
