гг. не дали крестьянам возможности ускорить выкуп. С 1819 г. выкупные операции быстро двинулись вперед в Бранденбурге, более медленно в Померании, еще медленнее в Познани и Пруссии. Деньги, отнятые у крестьян таким способом, — правда, по закону, но не по праву (ибо барщинные повинности были навязаны крестьянам вопреки праву), — эти деньги, поскольку они тотчас же не прокучивались по старому дворянскому обычаю, шли главным образом на основание винокуренных предприятий. И в остальных трех названных провинциях винокурение распространялось в той же мере, в какой выкупные платежи крестьян предоставляли для этого средства. Таким образом, водочная промышленность прусских юнкеров была создана буквально на деньги, отнятые у крестьян. И она бойко, развивалась, особенно с 1825 года. Уже спустя два года, в 1827 г., и Пруссии производилось 125 млн. четвертей водки, т. е. по 10,5 четвертей на душу населения, общей стоимостью в 15 млн. талеров; напротив, Ганновер, бывший пятнадцатью годами раньше первым водочным государством Германии, производил только 18 млн. четвертей.
Понятно, что с того времени вся Германия, поскольку отдельные государства или таможенные союзы отдельных государств не оградили себя от этого таможенным барьером, была прямо-таки затоплена бурным потоком прусской картофельной сивухи. Четырнадцать талеров за ом[старинная мера жидкости в Германии, в среднем равная 150 литрам. Ред.] в 180 четвертей, т. е. 2 гроша 4 пфеннига за четверть по оптовой цене! Пьянство, которое раньше обходилось в три-четыре раза дороже, теперь стало повседневно доступным даже самым неимущим людям, с тех пор как за пятнадцать зильбергрошей каждый получил возможность быть всю неделю в стельку пьяным.
Действие этих беспримерно дешевых цен на водку, которые дали себя знать в различных местах в разное время, но везде почти с быстротой молнии, было неслыханным. Я еще очень хорошо помню, как в конце 20-х годов дешевизна цен на водку внезапно распространилась на Нижнерейнский промышленный округ. В частности в Бергском округе, и особенно в Эльберфельд-Бармене, масса рабочего населения предалась пьянству. Толпами, рука об руку, запрудив улицу во всю ширину, шумя и горланя, «пьяные мужчины» шатались с 9 часов вечера из трактира в трактир и наконец разбредались по домам. При тогдашнем культурном уровне рабочих, при полной безвыходности их положения в этом не было ничего удивительного особенно в благословенном Вуппертале, где в течение шестидесяти лет одно производство беспрестанно вытесняло другое, где одна часть рабочих, таким образом, жила в постоянной нужде, если не вовсе не имела хлеба, тогда как другая часть (тогда — красильщики) оплачивалась по тем временам хорошо. И если, как это было тогда, вуппертальским рабочим не оставалось ничего другого, кроме выбора между земной водкой кабаков и небесной водкой пиетистских попов, — мудрено ли, что они предпочитали первую, как бы плоха она ни была.
А она была очень плоха. Как только водка выходила из холодильника, она рассылалась без всякой дальнейшей очистки,
со всем содержащимся в ней сивушным маслом, и сразу распивалась. Все водочные изделия, перегоняемые из виноградных выжимок, из свеклы, зерна или картофеля, содержат это сивушное масло, смесь, состоящую из высших спиртов, т. е. из жидкостей, аналогичных по составу обыкновенному алкоголю, но с большим содержанием углерода и водорода (в частности первичный пропиловый спирт, изобутиловый спирт, но в первую очередь амиловый спирт). Все эти виды спиртов вреднее обыкновенного винного спирта (этилового спирта), и доза, при которой они действуют отравляюще, гораздо меньше, чем соответствующая доза последнего. Профессор Бинц в Бонне после многократных опытов недавно установил, что опьяняющее действие наших спиртных напитков, точно так же, как и их неприятные последствия в виде пресловутого похмелья или в виде более серьезных явлений заболевания и отравления, должны быть приписаны не столько обычному винному, или этиловому, спирту, сколько главным образом высшим спиртам, т. е. сивушному маслу. Они действуют, однако, не только более опьяняюще и разрушительно, но и определяют характер опьянения. Каждый знает по собственному наблюдению, если не из опыта, как различно действует на мозг опьянение вином (даже разными сортами вина), пивом или водкой. Чем больше в напитке сивушного масла и чем вреднее это сивушное масло по своему составу, тем более омерзительно и буйно опьянение. Молодая неочищенная картофельная водка по сравнению с другими крепкими напитками содержит, как известно, наибольшее количество сивушного масла, наиболее вредно действующего состава. Действие непривычно больших количеств этого напитка на такое легко возбудимое, темпераментное население, как население Бергского округа, было, разумеется, вполне соответствующим. Характер опьянения совершенно изменился. Всякое празднество, прежде кончавшееся добродушным весельем и лишь изредка эксцессами, при которых, правда, нередко пускали в ход «Kneif» (нож, по-английски knife), каждое такое празднество стало превращаться в дикую попойку и завершалось неизбежной дракой, которая никак не обходилась без поножовщины, причем смертельные случаи от ножевых ран имели место все чаще. Попы сваливали вину за это на растущее безбожие, юристы и прочие филистеры — на кабацкие попойки. Настоящей же причиной было внезапное наводнение прусской сивухой, которая производила свое естественное физиологическое действие и отправляла в крепостные казематы сотни бедняг.
Это острое действие дешевой водки продолжалось много лет, пока оно мало-помалу в большей или меньшей мере не притупилось. Но ее влияние на нравы не исчезло полностью; водка осталась в большей степени, чем раньше, жизненной потребностью рабочего класса, а ее качество, хотя несколько и улучшилось, оставалось все же гораздо ниже качества прежнего старого хлебного вина.
То же самое, что было в Бергском округе, происходило и в других районах. Сетования филистеров по поводу роста среди рабочих чрезмерного потребления водки никогда еще не были так повсеместны, единодушны и громогласны, как в 1825—1835 годах. Можно даже поставить вопрос, не объясняется ли та апатия, с которой именно северогерманские рабочие отнеслись к событиям 1830 г., не пробудившим их активности, — не объясняется ли эта апатия в значительной степени водкой, во власти которой они тогда находились больше, чем когда бы то ни было. Серьезные и особенно успешные восстания возникали только в винодельческих районах или в тех немецких государствах, которые в большей или меньшей мере оградили себя от прусской водки таможенными пошлинами. Это не единственный случай, когда водка спасала прусское государство.
Единственной отраслью промышленности, которая привела к еще более опустошительным прямым результатам, — да и то не против собственного, а против чужого народа, — было англоиндийское производство опиума для отравления Китая.
Между тем производство водки стремительно развивалось, распространялось все больше и больше на восток и занимало под картофель морген за моргеном песчаные и болотистые пустоши Северо-Восточной Германии. Не довольствуясь тем, что она осчастливила свое отечество, эта отрасль производства стремилась к тому, чтобы сделать доступной благословенную старопрусскую сивуху и для заграницы. Обыкновенную водку перегоняли еще раз, чтобы удалить из нее часть содержащейся в ней воды, и называли полученный таким способом содержащий воду неочищенный винный спирт «Sprit», что представляет собой перевод на прусский язык латинского Spiritus. Высшие спирты имеют более высокую точку кипения, чем этиловый спирт. В то время как последний кипит при 78,5° стоградусного термометра, точка кипения первичного пропилового спирта равна 97°, изобутилового спирта —109°, амилового спирта —132°. Так что надо полагать, что при осторожной дистилляции по крайней мере большая часть амилового спирта, главной составной части сивушного масла, равно как и часть изобутилового спирта, должны остаться, и при дистилляции уйдет самое большее лишь часть их, наряду с большей частью первичного пропилового спирта, который, впрочем, в сивушном масле представлен очень слабо. Но даже научная химия не в состоянии путем дистилляции отделить эти три упомянутых низших спирта, а амиловый спирт можно выделить из сивушного масла только путем неприменимой в винокурении дробной перегонки. К тому же в сельских водочных предприятиях перегонка производится достаточно грубо. Так что нет ничего удивительного в том, что спирт, производившийся в начале сороковых годов, отличался еще изрядной примесью сивушного масла, что легко было установить по запаху: чистый или содержащий только воду винный спирт почти не имеет запаха.
Этот спирт отправлялся преимущественно в Гамбург. Что происходило с ним дальше? Часть направлялась в такие страны, куда ввозные пошлины не закрывали ему всякий доступ; в этом экспорте принимал участие также Штеттин; однако преобладающая его часть использовалась в Гамбурге и Бремене для фальсификации рома. Этот вид водки, который перегонялся в Вест-Индии частично из самого сахарного тростника, но большей частью из отходов, остающихся при изготовлении сахара, был единственным ее видом, который вследствие дешевизны его изготовления мог еще конкурировать с картофельной водкой в качестве напитка, представлявшего для масс своего рода роскошь. Чтобы изготовить «тонкий», но в то же время дешевый ром, брали примерно бочку действительно тонкого ямайского рома, три-четыре бочки дешевого, скверного бербисского рома и две-три бочки прусского картофельного спирта, — и эта, или ей подобная, смесь давала в общем то, чего хотели. Этот «яд», как сами купцы, занимавшиеся фальсификацией, называли в моем присутствии такую смесь, пересылался морем в Данию, Швецию, Норвегию и Россию; однако весьма значительная часть его направлялась снова вверх по Эльбе или через Штеттин в районы, откуда прибывал благородный спирт, и частью распивалась там в качестве рома, а частью контрабандным путем шла оттуда в Австрию и Польшу.
Гамбургские купцы не ограничились фальсификацией рома. С присущей им гениальностью они сразу увидели, какая потрясающая будущность уготована прусской картофельной водке. Они испробовали свои силы на всякого рода других напитках, и уже к концу 30-х годов никто в непрусской Северной Германии, сколько-нибудь знавший толк в вине, не хотел получать белые французские вина из Гамбурга, так как всем было известно, что они там подслащивались свинцовым сахаром и приобретали тем самым отравляющие свойства. Как бы то ни было, но картофельный спирт стал основой все возрастающей фальсификации напитков. За ромом последовал коньяк, который требовал уже более искусного обращения. Вскоре к вину начали примешивать спирт и, наконец, дошли до того, что стали приготовлять портвейн и испанские вина… совсем без вина: из спирта, воды и растительных соков; последние часто заменялись химическими препаратами. Еще более способствовало процветанию дела то, что во многих странах подобные проделки либо были прямо запрещены, либо так близко подходили под уголовные законы, что не было расчета отваживаться на них. Но Гамбург был резиденцией неограниченной свободы торговли, и фальсификация «на благо Гамбурга» развернулась там вовсю.
Однако
