те, описанные Страбоном хижины, которые можно построить в один день. К земельному устройству мы еще вернемся. Германцы имеют уже подземные кладовые — род подвалов, в которых зимой они укрывались от холода и где, по свидетельству Плиняя, женщины занимались ткачеством. Земледелие, следовательно, имеет уже большое значение, но скот все еще остается главным достоянием. Скота много, но плохой породы; лошади безобразны и плохие скакуны, овцы и коровы мелки, последние безроги. В числе пищевых продуктов перечисляются мясо, молоко, дикие яблоки, но не хлеб. Охотой уже много не занимались, дичи, надо полагать, стало со времен Цезаря значительно меньше. И одежда еще весьма первобытная: у большинства грубое покрывало, остальное тело голое (почти как у кафров-зулусов), но у наиболее богатых уже платья, плотно облегающие тело; для одежды используются также и шкуры животных; женщины одеваются, как мужчины, но у них уже чаще встречаются полотняные одежды без рукавов. Дети все бегают нагишом. Чтение и письмо неизвестны, но одно место указывает на то, что жрецы уже пользовались заимствованными из латинских букв руническими письменами, которые они вырезывали на дереве. К золоту и серебру внутренние германские племена равнодушны; серебряные сосуды, подаренные римлянами князьям и послам, употребляются в обиходе наравне с глиняными. Незначительный торговый оборот представляет собой простой обмен.
Мужчины еще полностью сохраняют общее всем первобытным народам обыкновение предоставлять женщинам, старикам и детям работу по дому и в поле как недостойную мужчины. Зато они переняли у цивилизации две привычки — пьянство и игру — и предаются обеим со всей неумеренностью девственных варваров — вплоть до проигрыша собственной персоны.
Их напитком во внутренних областях является пиво из ячменя или пшеницы; если бы уже тогда была изобретена водка, то ход мировой истории, наверное, был бы иной.
В пограничных с римской территорией местностях наблюдается еще больший прогресс: там пили привозное вино; привыкли уже до некоторой степени к деньгам, причем, конечно, отдается предпочтение серебру, более удобному для ограниченного обмена, и, согласно обычаю варваров, монетам давно знакомой чеканки. Дальше видно будет, насколько эта предосторожность была основательна. Торговля с германцами происходила только на самых берегах Рейна; только гермундуры, жившие за пограничным валом, уже ездили по торговым делам в Галлию и Грецию.
Эпоха между Цезарем и Тацитом представляет, таким образом, первый большой период немецкой истории — окончательный переход от кочевой жизни к оседлости, по крайней мере для большей части народа, от Рейна до областей, лежащих далеко за Эльбой. Названия отдельных племен начинают в большей или меньшей мере распространять на определенные местности. Но ввиду противоречивости сведений, сообщаемых древними, и непостоянства и изменчивости названий часто все-таки невозможно точно определить местожительство каждого отдельного племени. Это к тому же завело бы нас слишком далеко. Здесь достаточно общего указания, которое мы находим у Плиния:
«Существует 5 основных групп германских племен: виндилы, к которым принадлежат бургундионы, варины, карины, гуттоны; второе племя образуют ингевоны, часть которых составляют кимвры, тевтоны и племена хавков. Ближе всего к Рейну живут искевоны, среди них сигамбры. В центре страны — гермионы, среди них свевы, гермундуры, хатты, херуски. Пятое племя образуют певкиыы и бастарны, которые граничат с даками»[300].
К этому затем присоединяется еще шестая ветвь, которая населяет Скандинавию: гиллевионы.
Из всех сведений, сообщаемых древними, вышеприведенное более всего соответствует более поздним фактам и дошедшим до нас остаткам языка.
В состав виндилов входили племена, говорившие на готском языке; они занимали побережье Балтийского моря между Эльбой и Вислой вплоть до внутренних областей страны; по ту сторону Вислы, вокруг Фриш-Гафа, жили гуттоны (готы). Дошедшие до нас скудные остатки языка не оставляют ни малейшего сомнения в том, что вандалы (которые во всяком случае должны были принадлежать к виндилам Плиния, так как он переносит их название на всю данную основную группу племен) и бургунды говорили на готских диалектах. Сомнение могли бы возбудить только варны, или варины, которых на основании сведений из V и VI веков принято относить к тюрингам; об их языке мы не знаем ничего.
Вторая группа племен, ингевоны, состояла из племен, говоривших на языке фризов, жителей побережья Северного моря и полуострова кимвров, и, весьма вероятно, также из тех говоривших на саксонском языке народностей, которые жили между Эльбой и Везером; в таком случае сюда следовало бы причислить и херусков.
Так как к искевонам присоединены сигамбры, то отсюда ясно, что это — будущие франки, живущие на правом берегу Рейна от Таунуса до истоков Лана, Зига, Рура, Липпе и Эмса и граничащие на севере с фризами и хавками.
Гермионы, или, как их более правильно называет Тацит, герминоны — позднейшие верхнегерманцы; гермундуры (тюринги), свевы (швабы и маркоманны; баварцы), хатты (гессы) и т. д. Херуски, без всякого сомнения, попали сюда по ошибке. Это — единственная несомненная ошибка во всем этом размещении племен у Плиния.
Пятая группа — певкины и бастарны — исчезла. Якоб Гримм несомненно прав, считая ее готской.
Наконец, шестая гиллевионская группа включает жителей датских островов и большого Скандинавского полуострова.
Таким образом, классификация Плиния с поразительной точностью соответствует группировке действительно появившихся впоследствии германских наречий. Мы не знаем диалектов, которые не принадлежали бы к готскому, фризско-нижнесаксонскому, франкскому, верхненемецкому или скандинавскому, и мы еще также и в настоящее время можем признать эту классификацию Плиния образцовой. То, что можно было бы против нее возразить, я рассматриваю в примечании о германских племенах [См. настоящий том, стр. 481—494. Ред.].
Первоначальное переселение германцев на их новую родину мы должны были бы, следовательно, представлять себе приблизительно так, что первыми по северогерманской равнине, между южными возвышенностями и Балтийским и Северным морями, продвинулись искевоны, непосредственно за ними, но ближе к берегу — ингевоны. За этими последовали, по-видимому, гиллевионы, но завернули на острова. Возможно, что за гиллевионами последовали готы (виндилы у Плиния), оставив певкинов и бастарнов на юго-востоке; имя готов в Швеции свидетельствует о том, что их отдельные ветви примкнули к переселению гиллевионов. Наконец, к югу от готов следовали гермионы, которые — по крайней мере в большей своей части — только во времена Цезаря и даже Августа заняли те места своего расселения, которые они удерживали за собой вплоть до переселения народов [Здесь в рукописи пометка карандашом: «Следует глава об аграрном и военном строе». Ред.].
ПЕРВЫЕ БОИ С РИМЛЯНАМИ
Со времени Цезаря римляне и германцы стояли друг против друга на противоположных берегах Рейна, а после покорения Августом Реции, Норика и Паннонии — и на берегах Дуная. Между тем в Галлии римское господство упрочилось; по всей стране была проложена Агриппой сеть военных дорог; были построены крепости; выросло новое поколение, родившееся под римским игом. Построенными при Августе альпийскими дорогами через Малый и Большой Сен-Бернар была установлена самая непосредственная связь между Италией и Галлией, которая могла служить базой для завоевания Германии со стороны Рейна. Выполнение этой задачи Август возложил на своего пасынка (или родного сына?) Друза с восемью легионами, расположенными на Рейне.
Поводом послужили непрерывные трения между пограничными жителями, набеги германцев на Галлию и мнимый или действительный заговор недовольных белгов и сигамбров, в соответствии с которым последние должны были перейти через Рейн и поднять всеобщее восстание. Друз заручился содействием вождей белгов (—12 г.), перешел через Рейн у самого острова батавов, выше дельты, опустошил землю узипетов и часть земли сигамбров, спустился затем на судах вниз по Рейну, принудил фризов поставить ему вспомогательные отряды пеших воинов и направился со своим флотом вдоль морского побережья к устью Эмса с целью покорить хавков. Здесь, однако, его римские моряки, не привыкшие к морским приливам и отливам, посадили его флот на мель во время отлива; только при помощи союзных отрядов фризов, которые были лучше знакомы с делом, он снял суда и вернулся обратно.
Этот первый поход был только большой рекогносцировкой. В следующем году (—11) он начал настоящее завоевание. Он перешел снова через Рейн, ниже впадения Липпе, подчинил живших здесь узипетов, построил мост через Липпе и вторгся в область сигамбров, которые как раз в это время вели войну с хаттами, потому что последние не хотели примкнуть к союзу против римлян под руководством сигамбров. Затем он построил при слиянии Липпе и Элизо сильный лагерь (Алезию) и с приближением зимы перешел обратно через Рейн. На обратном пути в одной из узких лощин его войско подверглось нападению германцев и лишь с большим трудом спаслось от уничтожения. В том же году он построил другой укрепленный лагерь «в земле хаттов, почти на Рейне»[301].
В этот второй поход Друз выполняет уже целый завоевательный план, который последовательно проводился с тех пор в жизнь. Область, в первую очередь подлежавшая завоеванию, была довольно четко ограничена: это — искевонские внутренние земли до границы с херусками и хаттами и примыкающее к ним побережье до Эмса и частью до Везера. Главная роль в покорении земель побережья выпадает на долю флота. На юге операционной базой служит основанный Агриппой и расширенный Друзом Майнц, по соседству с которым следует искать крепость, построенную «в земле хаттов» (в последнее время полагают, что это Заальбург близ Хомбурга). Отсюда нижнее течение Майна ведет в открытую местность Веттерау и верхнего Лана, захват которой отрезает искевонов от хаттов. Расположенное в центре фронта наступления между Липпе и Руром и прорезанное течением Липпе плоскогорье представляет самую удобную операционную линию для главных сил римлян; овладев ею, они рассекают всю подлежащую завоеванию территорию на две приблизительно равные части и одновременно отрезают бруктеров от сигамбров; используя эту позицию, они могут на левом фланге взаимодействовать с флотом, на правом колонной, выступающей из Веттерау, изолировать искевонскую местность сланцевых гор, а в центре сдерживать херусков. Форт Алезия образует крайний укрепленный опорный пункт этой операционной линии; он был расположен недалеко от истоков Липпе, или близ Эльзена у Падерборна, при впадении Альмы в Липпе, или у Липштадта, где недавно была открыта большая римская крепость.
В следующем (—10) году хатты, осознав общую опасность, вступили, наконец, в союз с сигамбрами. Однако Друз напал на них и, по крайней мере, часть из них покорил. Но они уже до конца зимы вышли из подчинения, так как следующей весной
