большое внутреннее море, без приливов и отливов, куда юго-западные атлантические штормы приходят лишь после того, как уже в значительной мере исчерпают свою силу в Северном море, этот вытянутый в длину бассейн с его многочисленными островами, заливами и проливами, где при переезде с одного берега на другой лишь очень короткое время не видно земли, был словно создан для упражнений вновь развивавшегося судоходства. Уже шведские рисунки на скалах, приписываемые бронзовому веку, с их многочисленными изображениями весельных лодок, указывают на издревле существовавшее здесь судоходство. Находка в Нюдамском болоте в Шлезвиге представляет собой построенную в начале третьего столетия из дубовых досок ладью в 70 футов длины и 8—9 футов ширины, вполне приспособленную к плаванию в открытом море. Здесь вырабатывалась в тиши та техника судостроения, та сноровка мореходов, которые впоследствии обеспечили саксам и норманнам возможность совершать свои завоевательные походы в открытом море и благодаря которой германское племя до сих пор стоит во главе всех морских народов мира.
Римские монеты, попадавшие до конца второго века в Германию, были преимущественно серебряными денариями (1 денарий = 1,06 марки). При этом германцы, как нам сообщает Тацит, предпочитали старые, давно известные им монеты, с зубчатыми краями и с изображением парной колесницы. И действительно, среди старых монет было найдено много и этих serrati bigatique. В этих старых монетах содержалось только 5%—10% меди. Уже Траян велел прибавлять к серебру 20% меди; этого германцы, по-видимому, не заметили. Но когда Септимий Север с 198 г. повысил примесь до 50%—60%, то это уже вызвало недовольство у германцев; позднейшие неполноценные денарии встречаются в находках только в виде исключения, ввоз римских денег прекратился. Он возобновился лишь после того, как Константин в 312 г. установил в качестве монетной единицы золотой солид (72 солида на римский фунт чистого золота в 327 граммов, т. е. 1 солид = 4,55 грамма чистого золота = 12,70 марки); с тех пор в Германию, а еще больше на Эланд и особенно Готланд идут преимущественно золотые монеты, солиды. Этот второй период ввоза римских денег, период солида, продолжается для западноримских монет до конца существования Западной Римской империи, для византийских— до Анастасия (умер в 518 г.). Находки приходятся большей частью на Швецию, датские острова и некоторые — на германское побережье Балтийского моря; во внутренних областях Германии они встречаются только изредка.
Порча монеты, которую производили Септимий Север и его преемники, сама по себе, однако, не может служить объяснением внезапного перерыва торговых сношений между германцами и римлянами. Были, по-видимому, и другие причины. Одной из них несомненно служили политические отношения.
С первых лет третьего века начинается наступательная война германцев против римлян, и приблизительно к 250 г. она уже разгорается по всей линии от устья Дуная до Рейнской дельты. Между воюющими сторонами, конечно, не могло уже быть никакой регулярной торговли. Но эти внезапно возникшие упорные наступательные войны сами нуждаются в объяснении. В условиях внутренней жизни Рима такого объяснения найти нельзя; напротив, империя еще повсюду оказывает успешное сопротивление и в промежутки между отдельными периодами крайней анархии все еще выдвигает — как раз в это время — могущественных императоров. Следовательно, нападения германцев были вызваны переменами, происшедшими у них самих. И здесь опять-таки находки позволяют объяснить это.
В начале шестидесятых годов нашего столетия в двух шлезвигских торфяных болотах были сделаны исключительной важности находки, которые были тщательно исследованы Энгельхардтом в Копенгагене и после разных странствований помещены теперь в Кильском музее. От прочих находок подобного рода их выгодно отличают находящиеся в них монеты, которые устанавливают древность находок довольно точно. Одна из них, из Ташбергского болота (по-датски — Thorsbjerger) около Зюдербрарупа, содержит 37 монет, чеканенных в период от Нерона до Септимия Севера; другая находка, из Нюдамского болота — занесенного илом и превратившегося в торфяник морского залива — содержит 34 монеты за время от Тиберия до Макрина (218 год). Находки относятся несомненно к периоду между 220 и 250 годами. В их числе имеются предметы не только римского происхождения, но и много других, сделанных в самой Германии, предметов, которые, почти полностью сохранившись в железистой торфяной воде, с поразительной ясностью показывают нам состояние северогерманской металлической промышленности, ткачества и судостроения, а рунические знаки на них показывают нам также состояние письменности в первую половину третьего столетия.
Еще более поражает нас здесь самый уровень промышленности. Тонкие ткани, изящные сандалии и хорошо сработанные шорные изделия указывают на гораздо более высокую ступень культуры, чем та, на которой стояли тацитовские германцы; но что нас особенно изумляет, так это туземные металлические изделия.
Что германцы принесли с собой со своей азиатской родины знакомство с употреблением металлов, доказывает сравнительное языкознание. Знакомство с добыванием и обработкой металлов у них, может быть, также было, но едва ли уже в то время, когда они столкнулись с римлянами. По крайней мере, у писателей первого века не встречается никаких указаний на то, что между Рейном и Эльбой добывали и обрабатывали железо или бронзу; они скорее приводят к противоположным выводам. Правда, относительно готинов (в Верхней Силезии?) Тацит говорит, что они добывают железо, а соседним квадам Птолемей приписывает изготовление железных изделий, но и те и другие могли ведь заимствовать с берегов Дуная умение плавить железо. И находки I века, возраст которых подтверждается монетами, также нигде не содержат местных металлических изделий, а только римские; да и зачем было бы привозить в Германию в массовых количествах римские металлические товары, если бы там существовала собственная обработка металлов? Правда, в Германии встречаются старые формы для отливки, незаконченные бронзовые отливки и отходы литья, но все это без монет, удостоверяющих их давность; по всей вероятности, это следы догерманской эпохи, остатки изделий из бронзы, сделанных странствующими этрусскими литейщиками. Впрочем, бесполезно ставить вопрос о том, совершенно ли забыли переселившиеся германцы обработку металлов; все факты говорят за то, что в первом веке они не занимались никакой или почти никакой обработкой металлов.
Но тут вдруг выступают на сцену находки в Ташбергских болотах и обнаруживают неожиданно высокий уровень развития местной металлической промышленности. Застежки, металлические бляхи для украшений с изображениями голов животных и людей, серебряный шлем, совершенно закрывающий все лицо, за исключением только глаз, носа и рта, кольчуги, сплетенные из проволоки, требовавшие чрезвычайно усидчивой работы, так как проволоку приходилось предварительно выковывать (волоченье проволоки было изобретено лишь в 1306 г.), золотой головной обруч, — не упоминая при этом о других предметах, местное происхождение которых может быть подвергнуто сомнению. С этими предметами, найденными при раскопках, обнаруживают сходство предметы из Нюдамского болота, из болотной раскопки на острове Фюнене и, наконец, из одной богемской находки (в Горжовице), сделанной также в начала 60-х годов: роскошные бронзовые диски с изображением человеческих голов, застежки, пряжки и т. п. —совершенно того же рода, что и ташбергские, во всяком случае, следовательно, той же самой эпохи.
Начиная с третьего века металлическая промышленность, все более совершенствуясь, распространилась, по-видимому, по всей германской территории; ко времени переселения народов, примерно к концу V века, она достигла сравнительно высокого уровня. Не только железо и бронза, но также золото и серебро регулярно обрабатывались, по образцу римских монет чеканились золотые брактеаты [монеты с чеканкой только на одной стороне. Ред.], производилось золочение неблагородных металлов; встречаются инкрустации, эмалевые и филигранные работы; часто при неуклюжем общем виде изделия на нем можно обнаружить в высокой степени художественные и с большим вкусом сделанные украшения, лишь отчасти представляющие подражание римским; это главным образом относится к застежкам и пряжкам или брошкам с их определенными характерными формами, которые встречаются повсюду. В Британском музее хранятся застежки из Керчи, на Азовском море, рядом с совершенно одинаковыми, найденными в Англии; можно подумать, что те и другие сделаны в одной мастерской. Стиль этих работ — часто при довольно резких местных особенностях — в основных чертах тот же самый на всем пространстве от Швеции до Нижнего Дуная и от Черного моря до Франции и Англии. Этот первый период германской металлической промышленности на континенте приходит к концу вместе с окончанием переселения народов и со всеобщим принятием христианства; в Англии и Скандинавии он продолжается несколько дольше.
Как широко было распространено это производство у германцев в VI и VII веках и насколько сильно оно уже тогда выделилось как особая отрасль промышленности, свидетельствуют «Правды». Кузнецы, в частности кузнецы, изготовляющие мечи, золотых и серебряных дел мастера часто упоминаются в «Алеманнской правде», среди них даже такие, которые подвергались публичному испытанию (publice probati). «Баварская правда» наказывает за воровство, совершенное в церкви, в поместье герцога, в кузнице или на мельнице, повышенным штрафом, «потому что эти четыре здания являются общественными домами и постоянно стоят открытыми». За убийство золотых дел мастера платят, по «Фризской правде», виру на 1/4 выше, чем за других людей этого сословия; «Салическая правда» оценивает обыкновенного раба в 12 солидов, а раба-кузнеца (faber) в 35 солидов.
О судостроении мы уже говорили. Нюдамские суда — гребные ладьи; побольше — из дуба, на 14 пар гребцов, и поменьше — из соснового дерева. Весла, руль, ковши еще находились в самом судне. Только после того как германцы стали посещать также и Северное море, они, по-видимому, заимствовали у римлян и кельтов употребление паруса.
Гончарное дело было им знакомо уже во времена Тацита, правда, только ручное гончарное ремесло. На границе, именно с внутренней стороны пограничного вала в Швабии и Баварии, у римлян были большие гончарные мастерские, в которых работали и германцы, как о том свидетельствуют выжженные на изделиях имена рабочих. Через них в Германию, должно быть, проникло знакомство с гончарным кругом и глазурью, а также и более совершенные технические навыки. Изготовление стекла также стало известно германцам, вторгшимся в задунайские земли; в Баварии и Швабии часто находили стеклянные сосуды, цветные бусы и стеклянные инкрустации на металлических товарах, все — германского происхождения.
Наконец, мы видим уже повсеместное распространение и применение рунической письменности. В ташбергской находке имеются ножны для меча и пряжка от щита с руническими надписями. Те же рунические знаки мы находим и на золотом кольце, найденном в Валахии, на пряжках из Баварии и Бургундии, наконец на древнейших рунических камнях Скандинавии. Это более разработанный рунический алфавит, из которого впоследствии образовались
