с ингево-нами, на северо-востоке и востоке — с готскими племенами.
До сих пор все идет довольно гладко. Но тут Плиний причисляет к герминонам и херусков и несомненно делает ошибку. Уже Цезарь определенно отделяет их от свевов, к которым он еще причисляет хаттов. Не знает ничего и Тацит о родстве херусков с каким-либо верхнегерманским племенем. Не более осведомлен и Птолемей, который название свевов распространяет даже на англов. Один только тот факт, что херуски заполняют пространство между хаттами и гермундурами на юге и лангобардами на северо-востоке, еще далеко не достаточен, чтобы делать из него вывод о близком племенном родстве, хотя, может быть, именно этот факт и ввел в данном случае Плиния в заблуждение.
Насколько я знаю, ни один из исследователей, мнение которых может быть принято во внимание, не причислял херусков к верхнегерманцам. Таким образом, остается только под вопросом, следует ли их отнести к ингевонам или к искевонам. Немногие названия, дошедшие до нас, носят на себе франкский отпечаток: ch вместо позднейшего h — в cherusci, chariomerus, e вместо i в Segestes, Segimerus, Segimundus. Но почти все германские имена, которые попали к римлянам с Рейна, были ими получены, по-видимому, от франков во франкской форме. Кроме того, мы не знаем, не звучала ли в первом веке у всех западногерманских племен, как ch, гуттуральная аспирата первого передвижения согласных, еще в VII веке произносившаяся у франков как ch и только впоследствии смягчившаяся в общий всем звук h. Ни в чем другом мы также не находим племенного родства херусков с искевонами, подобного тому, которое проявляется, например, в факте приема сигамбрами ускользнувших от Цезаря остатков тенктеров и узипетов. Занятая римлянами во времена Вара на правом берегу Рейна территория, которую они рассматривали как свою провинцию, также совпадает с искевоно-франкской. Здесь были расположены Алезия и остальные римские укрепления; из земель херусков было, по-видимому, действительно занято римлянами в лучшем случае пространство между Оснингом и Везером; за этим римским владением жили хатты, херуски, хавки, фризы, более или менее ненадежные союзники, обуздываемые страхом, но в своих внутренних делах автономные и освобожденные от постоянного постоя римских гарнизонов. В этом крае римляне, в случае сильного сопротивления, всегда временно приостанавливали свои завоевания на племенных границах. Так поступал еще Цезарь в Галлии; на границе белгов он остановился и перешел ее только тогда, когда счел надежными свои позиции в собственно так называемой кельтской Галлии.
Итак, не остается ничего другого, как в согласии с Я. Гриммом и с общепринятым взглядом отнести херусков и наиболее родственные им меньшие соседние народности к саксонскому племени, а тем самым к ингевонам. В пользу этого говорит также и то, что как раз в древней земле херусков в наибольшей чистоте сохранилось старое саксонское a в окончании родительного падежа множественного числа и в слабом склонении существительных мужского рода, в противоположность господствующему в Вестфалии o. В таком случае отпадают все трудности, ингевонская основная группа племен приобретает наравне с другими довольно округленную территорию, в которую несколько вклиниваются только герминонские лангобарды. Из обеих больших частей племени фризско-англо-ютская часть занимала побережье и по меньшей мере северный и западный районы полуострова, саксонская — внутренние земли и, может быть, уже в то время часть Нордальбингии, где Птолемей вскоре после того впервые упоминает saxones [саксов. Ред.].
V. Quinta pars peucini, basternae contermini dacis [Пятая часть — певкины, бастарны, граничащие с даками. Ред.]. To немногое, что мы знаем об этих обеих племенах, как и сама форма названия basternae, характеризует их как соплеменников готов. Если Плиний представляет их как особую группу племен, то это происходит, пожалуй, оттого, что он получил свои сведения о них с Нижнего Дуная, через посредство греков, тогда как его познания о готских племенах, живших на Одере и Висле, почерпнуты были на Рейне и у Северного моря; поэтому и ускользнула от него связь между готами и бастарнами. Бастарны, так же как и певкины, — германские племена, еще долгое время остававшиеся в кочевом состоянии у Карпат и устья Дуная, подготовившие образование позднейшего большого готского королевства, в котором исчезли бесследно.
VI. Гиллевионов, под общим названием которых Плиний приводит германских скандинавов, я упоминаю только для порядка и для того, чтобы еще раз констатировать, что все древние писатели отводят этой основной группе племен только острова (к которым они также причисляют Швецию и Норвегию), удаляя их с полуострова кимвров.
Таким образом, мы имеем пять основных групп германских племен с пятью основными диалектами.
Готское племя на востоке и северо-востоке имеет в родительном падеже множественного числа мужского и среднего рода — e, женского рода — o и e; в существительных мужского рода слабого склонения — a.
Формы флексий в спряжении настоящего времени (изъявительного наклонения) еще тесно примыкают к формам искони родственных языков, особенно греческого и латинского, с соблюдением передвижения согласных.
Ингевонское племя на северо-западе имеет в родительном падеже множественного числа а, в существительных мужского рода слабого склонения также а; в настоящем времени изъявительного наклонения во всех трех лицах множественного числа окончание d или dh с выпадением всех носовых звуков. Племя делится на две главные Ветви, саксонскую и фризскую, которые в англосаксонском племени вновь сливаются воедино. К фризской ветви примыкает скандинавское племя; родительный падеж множественного числа на а, слабое склонение мужского рода на i, которое смягчено из а, как показывает все склонение. В настоящем времени изъявительного наклонения первоначальное s второго лица единственного числа перешло в r, первое лицо множественного числа сохраняет т, второе — dh, остальные лица более или менее искажены.
Этим трем племенам противостоят два южных племени: искевонское и герминонское, в позднейшей терминологии — франкское и верхнегерманское. Общее у обоих — слабое склонение мужского рода на о; весьма вероятно, что и родительный падеж множественного числа на о, хотя во франкском он не установлен, а в древнейших западных (салических) памятниках винительный падеж множественного числа оканчивается на as. В спряжении настоящего времени оба диалекта близки друг другу, насколько мы можем это установить для франкского, и, в этом отношении подобно готскому, тесно примыкают к искони родственным языкам. Но соединить воедино оба диалекта нам не позволяет вся история языка — от весьма существенных архаических особенностей древнейшего франкского диалекта до большого расхождения между современными говорами их обоих, точно так же как вся история самих народностей не дает возможности включить их в одно основное племя.
Если я во всем этом исследовании обращал внимание только на формы флексии, а не на соотношение звуков, то это объясняется значительными изменениями, которые это соотношение претерпело — по крайней мере, во многих диалектах — между первым столетием и временем составления наших древнейших источников по изучению языков. Для немецкого языка мне следует только упомянуть о втором передвижении согласных; в Скандинавии аллитерации древнейших песен показывают, как сильно изменился язык за время от их составления до их записи. То, что здесь еще следует сделать, будет, конечно, сделано немецкими языковедами по специальности; в данном случае это без нужды только усложнило бы исследование.
Написано Ф. Энгельсом в 1881—1882 гг.
Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса 1 изд., т. XVI, ч. I, 1937г.
Печатается по рукописи
Перевод с немецкого
Ф. ЭНГЕЛЬС
ФРАНКСКИЙ ПЕРИОД[324]
ПЕРЕВОРОТ В АГРАРНЫХ ОТНОШЕНИЯХ ПРИ МЕРОВИНГАХ И КАРОЛИНГАХ
Строй марки оставался до конца средневековья основой почти всей жизни германской нации. После полутора тысяч лет своего существования этот строй начал, наконец, постепенно разлагаться в силу чисто экономических причин. Он распался под влиянием хозяйственного прогресса, которому больше не соответствовал. Нам предстоит ниже исследовать его упадок и окончательное исчезновение; мы установим, что его остатки существуют еще до сих пор.
Но если ему удалось так долго сохраниться, то это произошло за счет его политического значения. На протяжении столетий он служил формой, в которой осуществлялась свобода германских племен. Затем он становится основой тысячелетнего народного рабства. Как это могло произойти?
Первоначальная община включала в себя, как мы видели, все племя. Ему принадлежала первоначально вся занятая территория. Позднее владельцами заселенной территории становились все жители округа, состоявшие в более близком родстве друг с другом, а на долю народа, как такового, оставалось лишь право распоряжения остальными, еще бесхозяйными землями. Население округа, в свою очередь, уступало свои полевые и лесные марки отдельным сельским общинам, также образовавшимся из ближайших сородичей, причем и тогда избыточная земля опять-таки оставалась в распоряжении округа. Точно так же происходило в случае выделения из основных деревень новых колонизирующихся деревень, которые при этом наделялись землей из прежней марки первоначального поселения.
С ростом численности народа и дальнейшим его развитием все больше и больше забывали о союзе, основанном на кровном родстве и служившем здесь, как и повсюду, основой для всего строя народной жизни. Это прежде всего сказалось на народе в целом. Общее происхождение все в меньшей степени воспринималось как подлинное кровное родство, память о нем все больше ослабевала, оставались лишь общая история и общее наречие. Напротив, сознание кровного родства у жителей каждого отдельного округа, естественно, сохранялось дольше. Таким образом, народ превратился в более или менее прочную конфедерацию округов. В таком состоянии, по-видимому, находились германцы в эпоху переселения народов. Относительно алеманнов об этом определенно рассказывает Аммиан Марцеллин; в «Правдах» это еще проглядывает повсюду; саксы находились на этой ступени развития еще во времена Карла Великого, а фризы — до потери фризской свободы.
Но переселение на римскую территорию разрывало кровнородственный союз и в пределах округа, и должно было его разрывать. Имелось, правда, в виду, что будут селиться племенами и родами, но это было неосуществимо. Продолжительные походы перемешивали между собой не только племена и роды, но и целые народы. Только с трудом могли еще удержаться союзы отдельных сельских общин, основанные на кровном родстве, и благодаря этому они стали настоящими политическими единицами, из которых составлялся народ. Новые области на римской территории уже с самого начала представляли более или менее произвольно созданные — или обусловленные ранее существовавшими здесь отношениями — судебные округа или очень скоро становились таковыми.
