хуже прежнего, но всё же сносное. Развитие промышленности шло в ногу с приростом населения, но в дальнейшем это развитие несколько замедлилось, а непрерывное усовершенствование машин уже не позволяло промышленности поглощать весь избыток рабочего населения, притекавшего из сельскохозяйственных районов. С этого момента нищета, наблюдавшаяся раньше, и то только временами, в фабричных округах, появилась также и в сельскохозяйственных районах. К этому ещё прибавилось, что приблизительно в это же время окончилась двадцатипятилетняя война с Францией. Во время войны сокращение производства на местах военных действий, прекращение подвоза и необходимость снабжать продовольствием британские войска в Испании вызывали искусственный подъём английского сельского хозяйства и кроме того масса рабочих рук была оторвана от мирного труда. Теперь же задержка в подвозе, необходимость экспорта и нехватка рабочих рук одновременно прекратились, и неизбежным следствием всего этого явилось то, что англичане называют agricultural distress, бедственным положением сельского хозяйства. Фермеры вынуждены были дёшево продавать свой хлеб и могли поэтому платить только низкую заработную плату. Чтобы поднять цены на хлеб, парламент в 1815 г. принял закон о хлебных пошлинах, запрещавший ввоз хлеба, пока цена на пшеницу оставалась ниже 80 шилл. за кварту. Впоследствии этот закон, который не оказал, разумеется, никакого действия, много раз подвергался изменениям, но это не облегчило бедственного положения сельскохозяйственных округов. Единственным результатом было то, что болезнь, которая при свободной иностранной конкуренции носила бы острый характер и имела бы свои кризисы, стала хронической и равномерно, но ещё более пагубно, влияла на положение сельскохозяйственных рабочих.
В первое время после появления сельскохозяйственного пролетариата здесь установились патриархальные отношения, подобные тем, которые только что были разрушены в промышленности, — те отношения между хозяином и его батраками, которые в наши дни ещё встречаются почти повсеместно в Германии. Пока существовали эти отношения, нужда среди рабочих была менее острой и не имела такого распространения; батраки разделяли участь своего хозяина-фермера, который увольнял их лишь в самом крайнем случае. Теперь всё это изменилось. Работники почти все стали подёнщиками: фермер нанимает их тогда, когда в них нуждается, и потому они целыми неделями, в особенности зимой, остаются совсем без работы. При патриархальных отношениях, когда батраки вместе со своими семьями жили на дворе у фермера, когда дети их вырастали тут же, причём хозяин, конечно, старался найти у себя какое-нибудь занятие для подрастающего поколения, когда подёнщики составляли не правило, а исключение, тогда в каждом хозяйстве насчитывалось больше рабочих, чем было, строго говоря, необходимо. Поэтому фермеры были заинтересованы в том, чтобы разрушить эти патриархальные отношения, изгнать батраков со своего двора и превратить их в подёнщиков. Так и произошло почти повсеместно к концу двадцатых годов нашего столетия. В результате «избыток» населения, находившийся прежде, выражаясь языком физики, в скрытом состоянии, теперь высвободился, заработная плата упала, и налог в пользу бедных чрезвычайно возрос. С этого времени сельскохозяйственные округа стали очагами хронического пауперизма, а фабричные округа — очагами периодического пауперизма, и реформа законодательства о бедных была первой предпринятой правительством мерой против растущего с каждым днём обнищания сельских общин. Кроме того, вследствие применения молотилок и других машин, вызванного непрестанным развитием системы крупного хозяйства, а также вследствие использования на полевых работах женского и детского труда, который в настоящее время настолько распространён, что его последствия недавно стали даже предметом обследования особой официальной комиссии, и в этой отрасли появилось большое число безработных. Итак, мы видим, что и сюда проникла система промышленного производства, создавая крупные хозяйства, разрушая патриархальные отношения, — которые именно здесь имели большое значение, — вводя применение машин, паровых двигателей, женского и детского труда и вовлекая и эту, остававшуюся ещё нетронутой, наиболее инертную часть трудящегося человечества в революционное движение. Но чем продолжительнее был застой в земледелии, тем тяжелее оказался удар, обрушившийся теперь на рабочих, тем сильнее сказалась здесь дезорганизация старого социального уклада. «Избыточное население» сразу выступило на свет божий и не могло быть поглощено расширением производства, как в промышленных округах. Всегда можно создать новую фабрику, если только есть покупатель для её продукции, но новую землю создать нельзя, а обработка пустующих общинных земель была рискованным вложением средств и, после окончания войны, привлекала мало капиталов. Неизбежным следствием происшедшей перемены явилось то, что конкуренция рабочих между собой достигла высшей точки, а заработная плата упала до минимума. Пока существовал старый закон о бедных, рабочие получали из кассы для бедных кое-какую поддержку; само собой разумеется, что заработная плата от этого только ещё больше падала, так как фермеры старались возможно большую часть расходов переложить на кассу для бедных. Это ещё больше увеличило размер и без того очень возросшего с появлением избыточного населения налога в пользу бедных и обусловило появление нового закона о бедных, о котором будет речь дальше. Но от этого закона положение не улучшилось. Заработная плата не повысилась, «излишнее» население не исчезло, а суровость нового закона лишь до крайности озлобила народ. Даже размер взимаемого налога, сначала сократившийся, вернулся по истечении нескольких лет к исходной точке. Единственным результатом нового закона было то, что если раньше насчитывалось 3–4 миллиона полунищих, то теперь обнаружился 1 миллион нищих в полном смысле слова, а остальные остались полунищими, но уже лишились всякой поддержки. Нужда в сельскохозяйственных округах с каждым годом возрастает. Люди живут в величайшей нищете, целые семьи должны существовать на 6, 7 или 8 шилл. в неделю, а по временам и этого не имеют. Послушаем, как изображал положение этого населения уже в 1830 г. один либеральный член парламента: «Английский крестьянин» (т. е. сельскохозяйственный подёнщик) «и английский паупер, эти два слова — синонимы. Отец его был паупером, и молоко матери не имело питательной силы; с детских лет он плохо питался, никогда не наедался досыта и теперь ещё он почти всегда испытывает муки неудовлетворённого голода, если только не спит. Он полуодет, топлива у него еле хватает для приготовления скудной пищи, так что холод и сырость его постоянные гости, появляющиеся вместе с непогодой и исчезающие только вместе с ней. Он женат, но радости отца и мужа ему незнакомы. Его жена и дети голодные, почти всегда озябшие, часто больные и беспомощные, вечно такие же озабоченные и унылые, как он сам, разумеется, жадны, эгоистичны и надоедливы. Поэтому ему, выражаясь его собственными словами, ненавистен самый вид их (hales the sight of them) и он возвращается в свою лачугу только потому, что она всё же является лучшей защитой от дождя и непогоды, чем забор. Он должен содержать семью, а сделать этого не может; это приводит к нищенству, неблаговидным проделкам всякого рода и кончается откровенным жульничеством. Даже при желании у него не хватило бы смелости сделаться, подобно другим, более энергичным людям его класса, настоящим браконьером или контрабандистом; по он ворует при случае и учит своих детей лгать и воровать. Его подобострастное, раболепное отношение к более богатым соседям показывает, что они обращаются с ним грубо и подозрительно; поэтому он боится и ненавидит их, но никогда не решится совершить над ними насилие. Он испорчен до мозга костей и слишком унижен, чтобы найти в себе даже энергию отчаяния. Его несчастная жизнь коротка. ревматизм и астма приводят его в работный дом, где он закончит свои дни без единого приятного воспоминания о прошлом и очистит место для другого несчастного, который так же прожил и так же умрёт, как и он».
Автор наш прибавляет, что кроме этой категории подённых сельскохозяйственных рабочих есть ещё и другая категория людей, более энергичных и лучше развитых в физическом, умственном и нравственном отношениях; эти люди, правда, живут. в такой же нищете, но они не родились в этих условиях. Они лучше относятся к своей семье, но это контрабандисты и браконьеры, которые часто вступают в кровавые стычки с лесной и береговой охраной, ещё более ожесточаются против общества из-за частых пребываний в тюрьме и в своей ненависти к имущим не уступают первой категории.
«И из вежливости (by courtesy)», — кончает наш автор, — «вся эта категория называется, по Шекспиру, «гордым английским крестьянством» (bold peasantry of England)»{161}.
Это описание может быть признано и в настоящее время верным для большей части подёнщиков в сельскохозяйственных округах Англии. В июне 1844 г. газета «Times» послала в эти местности корреспондента для обследования положения этой категории людей, и представленный им отчёт вполне совпадает с этим описанием. В некоторых местностях заработная плата не превышала 6 шилл. в неделю, т. е. была не выше, чем во многих местностях Германии, в то время как цены на съестные припасы в Англии по меньшей мере вдвое выше, чем в Германии. Не трудно представить себе, какую жизнь ведут эти люди. Пища их плохая и скудная, одежда в лохмотьях, жилище тесное и убогое — жалкая лачуга без всяких удобств; молодёжь живёт в ночлежных домах, где мужчины и женщины почти не отделены друг от друга, что приводит к беспорядочным сожительствам. Достаточно нескольких дней безработицы в месяц, чтобы довести этих людей до крайней нищеты. К тому же они не могут объединяться в союзы для борьбы за повышение заработной платы, потому что живут изолированно; если кто-нибудь и откажется работать за низкую плату, на его место найдутся десятки безработных и выходцев из работного дома, которые рады получить даже самый ничтожный заработок, а отказавшийся от работы, заклеймённый как лентяй и бездельник, уже не получит от попечительства никакой помощи, кроме отсылки в тот же ненавистный работный дом. Ведь в попечительстве о бедных заседают те же фермеры, и только у них или у их соседей и знакомых он и может получить работу. И это не случайные сведения о том или другом из сельскохозяйственных округов Англии; нет, нужда одинаково велика на юге, на востоке, на севере и на западе. Положение рабочих в Суффолке и Норфолке ничем не отличается от положения рабочих в Девоншире, Гэмпшире и Суссексе; заработная плата в Дорсетшире и Оксфордшире так же низка, как в Кенте и Суррее, в Бакингемшире и Кембриджшире.
Особо жестокой мерой, направленной против сельскохозяйственного пролетариата, являются законы об охоте, которые в Англии строже, чем где бы то ни было, хотя дичи там сколько угодно. В обычаи и традиции английского крестьянина издавна входило браконьерство как вполне естественное благородное проявление мужества и отваги, а контраст между нищетой крестьянина и самодурством лорда, разводящего в парках для собственного
