принять приглашения. Неправда, что «многолетняя жестокая распря» Лафарга с поссибилистами носила личный характер. Лафарг, Гед, Девиль и многочисленная группа социалистов и профессиональных организаций откололись от большинства партии потому, что оно отреклось от своей программы и предпочло основать партию, вовсе не имеющую программы.
Единственное правильное положение в параграфах 8 и 9 это то, что конференция была «тайной», поскольку она не была открытой. Публика и представители печати, конечно, не были на нее приглашены. Если она оказалась «тайной» для поссибилистов, то лишь потому, что они не сочли нужным на нее явиться. Но резолюции конференции были вынесены специально для того, чтобы поссибилисты о них узнали, и немедленно были им сообщены Вольдерсом. Что же в таком случае означает это брюзжание о «тайной» конференции? Она, бесспорно, была куда менее «тайной», чем собрания двух загадочных органов, взявших на себя ответственность за манифест. Миру известны не только ее резолюции, поскольку они могут интересовать публику, но даже фамилии делегатов. А пригласить представителей печати на конференцию, ставившую себе целью посредничество между двумя несогласными группами социалистов, было бы, конечно, нелепо.
10. «Это тайное сборище, заседавшее, таким образом, при закрытых дверях, приняло ряд резолюций, не вызывающих серьезных возражений. Однако Вольдерс был направлен в Париж, чтобы навязать эти решения поссибилистам, словно это были по меньшей мере указы вселенского собора, а Бернштейн писал в том же духе в Лондоне. Письма немецких лидеров, которые мы, надо надеяться, не будем вынуждены опубликовать, также написаны в очень злобном и властном тоне и содержат угрозу созвать конкурирующий конгресс в случае, если их приказания не будут немедленно исполнены».
После всех этих зловещих инсинуаций по поводу подтасованного состава конференции и тайного сборища читатель имеет все основания ждать потрясающих разоблачений относительно позорных преступлений и гнусных злодеяний этого собрания заговорщиков, «преследующего, как нам сдается, недобрые цели». А какова развязка? В Гааге был принят «ряд резолюций, не вызывающих серьезных возражений»! Неужели у Международной комиссии и у Генерального совета Социал-демократической федерации не осталось ни капли чувства юмора?
Наши авторы пытаются отделаться от этих резолюций возможно скорее. Ведь в них содержалось гораздо больше уступок, чем поссибилисты могли надеяться получить. И немцы, которые не были допущены на Лондонский конгресс, и французские коллективисты, которых он игнорировал, выразили готовность признать лондонский мандат, допустить, что в силу этого аннулируются решения, принятые в Бордо и Труа, и сохранить за поссибилистами их полномочия по созыву и организации конгресса при условии, что они в ясных и четких словах откажутся от всех претензий на предписывание правил, обязательных для этого конгресса, и на «использование его в своих целях». Все же необходимо отметить, что даже манифест не смог придраться к гаагским резолюциям.
Но ведь главное-то зло таится не в самих резолюциях, а в том, как поссибилистов пытались заставить их принять. И здесь опять начинается вымысел. Вольдерс был послан, чтобы «навязать эти решения поссибилистам». Вольдерс, которого направили туда потому, что из всех других делегатов Гаагской конференции он наиболее энергично выступал в их Защиту! То, что «писал Бернштейн», не обязательно ни для кого, кроме него самого, и авторам манифеста пора бы это знать. И хотя я не имею права говорить от имени «немецких лидеров», я уверен, что они не отреклись бы от меня, если бы я предложил Социал-демократической федерации и ее парижским союзникам опубликовать любое полученное от них письмо.
Гаагские резолюции обнародованы, и поссибилисты были предупреждены, что если они их не примут, то организации, представленные на конференции, созовут другой конгресс, тот самый, о созыве которого были вынесены резолюции в Бордо и Труа. Это могло показаться поссибилистам «очень злобным и властным», но это было единственное средство образумить их, если это вообще было возможно.
А дальше следует самое лучшее — поистине перл всего манифеста.
11. «Тем не менее поссибилисты фактически признали все резолюции, вынесенные и предложенные им вышеуказанным образом».
12. «Несмотря на это признание и на то, что конгресс, созываемый поссибилистами, будет и при всех обстоятельствах был бы суверенным в отношении своих внутренних дел, несмотря на то, что каждая сторона может представить любой спорный случай на разрешение всего конгресса, приверженцы гаагского тайного сборища созывают теперь в Париже второй конгресс».
Участники Гаагской конференции заявили, что они готовы присоединиться к тайному сборищу поссибилистов на двух условиях. Во-первых, поссибилисты должны созвать конгресс в согласии с рабочими и социалистическими организациями Франции и других стран, делегаты которых должны вместе с поссибилистами подписать извещение о созыве конгресса. Выполнить это условие поссибилисты отказались наотрез; пусть подписывает кто угодно, только не представители соперничающей с ними французской группировки. Если авторы манифеста не знают об этом, пусть обратятся за справкой к редактору «Justice» [Гайндману. Ред.], которому это очень хорошо известно.
Второе условие гласило, что конгресс должен быть суверенным в отношении проверки мандатов и установления порядка дня. Этого условия поссибилисты тоже не признали ни «фактически», ни как-либо еще. Вначале они постановили, что проверять мандаты будет каждая национальная группа в отдельности. На заявление противной стороны, что решение по этому вопросу следует предоставить конгрессу в целом, поссибилисты ответили, что исключительные случаи можно будет передавать на разрешение конгрессу, ни словом не пояснив, какие случаи будут считаться исключительными. Нет, они продолжают пререкаться о том, какие права дать конгрессу, а каких не давать, и, только получив циркуляр о созыве «конкурирующего конгресса», оказались, наконец, вынужденными ясно и без обиняков заявить, что конгресс будет разрешать все случаи, когда мандаты будут оспариваться национальной группой. Заяви они об этом своевременно, главная трудность была бы преодолена; теперь же, конечно, слишком поздно.
К подобным уверткам они прибегали и в вопросе о порядке дня. Они не смотрели на себя как на лиц, уполномоченных наметить для облегчения работы конгресса временные мероприятия и предложения, которые конгресс будет волен утвердить или отвергнуть; напротив, они действовали как носители некоей мистической и в сущности неограниченной власти над будущим конгрессом, которые, если будет на то их воля, могли поступиться частью своих прав из любезности к иностранным организациям, а последние за это должны были признать остальные их притязания на власть над конгрессом. Взять хотя бы их самые последние резолюции от 13 мая, когда циркуляр о созыве контрконгресса уже был ими получен (смотри «Justice» от 25 мая). Они все еще торгуются с датчанами о порядке дня, словно им или датчанам предоставлено право решать вопрос, входящий в компетенцию только самого конгресса. Затем они милостиво соглашаются принять предложение комитета протеста английских тред-юнионов о включении в порядок дня правил созыва и организации будущих конгрессов. К этому «Justice» наивно добавляет, что, если даже и есть еще основания для недовольства, «наши немецкие и другие товарищи могут на этот раз с этим примириться». Сделайте по-нашему «только на этот раз», а в следующий раз можете поступать, как хотите, — предложение, конечно, заманчивое, но, к сожалению, такую же линию пытались проводить в прошлом году в Лондоне, и «в тот раз» этого оказалось более чем достаточно.
Поссибилистам стоило сказать лишь одно слово, и соглашение было бы достигнуто, — им следовало вставить во все свои правила и инструкции слово «временный», «подлежащий утверждению конгресса». Но этого-то и не удалось от них добиться никакими силами, и, таким образом, второй конгресс стал необходимостью для всех тех, кто не желал быть вторично ошиптоненным [shiptonized].
Поскольку большая часть этой дискуссии велась на страницах «Justice», совершенно очевидно, что люди, заявившие от имени Социал-демократической федерации то, что содержится в § 12, либо не читают своего собственного официального органа, либо умышленно утверждают то, что противоречит фактам.
13. «Они назначили для своего конгресса то же самое время, что и поссибилисты для своего, хотя в Гаагеони единогласно вынесли резолюций, где говорится, что конец июля — самое неподходящее и неудобное времядля организации рабочего конгресса в Париже, и хотя Ансель в письме к Социал-демократической федерацииутверждал, что, если второй конгресс будет созван, он состоится в сентябре, а Либкнехт говорил, что он состо-ится либо в этом году, либо в будущем».
Выходит, следовательно, что делегаты Гаагской конференции дали, якобы, поссибилистам торжественное обещание созвать свой конгресс не в июле, а «в сентябре», или «либо в этом году, либо в будущем». Но ведь третья неделя июля безусловно будет «в этом году», так что Либкнехта, во всяком случае, упрекнуть не в чем. Из уважения к нашим читателям мы не будем вступать в дискуссию по поводу таких ребяческих претензий. Впрочем, я могу сказать, что время от 14 до 21 июля было выбрано, во-первых, чтобы удовлетворить единогласное требование французов, а во-вторых, потому, что единственное еще не испробованное средство добиться слияния обоих конгрессов, если таковое вообще возможно, — это заставить их заседать одновременно.
14. «Главными зачинщиками гаагского тайного сборища и конкурирующего конгресса в Париже являютсяЛафарг, Гед, г-жа Элеонора Маркс-Эвелинг (на сестре которой, дочери Карла Маркса, женат Лафарг), Берн-штейн (редактор газеты «Sozialdemokrat»), Бебель и Либкнехт. Полное одобрение их образу действий высказы-вает Фридрих Энгельс».
В этой последней «очевидной истине» действительно есть, наконец, хотя бы доля истины. Никто не оспаривает того факта, что сестра г-жи Элеоноры Маркс-Эвелинг — дочь Карла Маркса и жена Лафарга; впрочем, авторы манифеста сформулировали эту мысль так, что можно понять, будто г-жа Лафарг — дочь Карла Маркса, а ее сестра — нет. И хотя абсолютно неверно, что Бернштейн или кто-либо еще в Лондоне в какой бы то ни было мере являются «зачинщиками Гаагской конференции», к созыву и определению состава которой они не имели ни малейшего отношения, ни одно из перечисленных выше лиц не будет, я думаю, отрицать, что они содействовали созыву «конкурирующего конгресса в Париже», но они поступили так лишь после того, как поведение поссибилистов сделало это содействие неизбежным. Авторам манифеста должно быть известно, что г-жа Э. Маркс-Эвелинг и Бернштейн побывали у г-на Гайндмана в начале апреля, как только тон «Justice» стал немного менее «злобным» и «личным», с целью заручиться его поддержкой в деле смягчения существующих разногласий, и что г-н Гайндман обещал им эту поддержку.
В конце манифеста имеется следующее
