и несовершенной, лишь бы только действительно программой рабочего класса, — таков ближайший крупный шаг, который предстоит совершить в Америке. Для достижения этой цели и выработки достойной ее программы Социалистическая рабочая партия может много сделать, если только захочет действовать в том же направлении, в каком действовали европейские социалисты тогда, когда они составляли лишь незначительное меньшинство рабочего класса. Эта тактика была впервые изложена в «Манифесте Коммунистической партии» в 1847 г. в следующих словах:
«Коммунисты», — это было имя, которое мы приняли тогда и от которого мы отнюдь не собираемся отказываться и теперь, — «коммунисты не являются особой партией, противостоящей другим рабочим партиям.
У них нет никаких интересов, отдельных от интересов всего пролетариата в целом. Они не выставляют никаких особых принципов, под которые они хотели бы подогнать пролетарское движение.
Коммунисты отличаются от остальных пролетарских партий лишь тем, что, с одной стороны, в борьбе пролетариев различных наций они выделяют и отстаивают общие, не зависящие от национальности интересы всего пролетариата; с другой стороны, тем, что на различных ступенях развития, через которые проходит борьба пролетариата с буржуазией, они всегда являются представителями интересов движения в целом.
Коммунисты, следовательно, на практике являются самой решительной, всегда побуждающей к движению вперед частью рабочих партий всех стран, а в теоретическом отношении у них перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения».
«Коммунисты борются во имя ближайших целей и интересов рабочего класса, но в то же время в движении сегодняшнего дня они отстаивают и будущность движения»[382].
Такова тактика, которой великий основатель современного социализма Карл Маркс, а с ним и я и социалисты всех стран, работавшие вместе с нами, следовали в течение более чем сорока лет; в результате она всюду привела к победе, и в настоящее время вся масса европейских социалистов в Германии и Франции, в Бельгии, Голландии и Швейцарии, в Дании и Швеции, равно как в Испании и Португалии борется как единая [В немецком издании после слова «единая» добавлено: «великая». Ред.] армия под одним и тем же знаменем.
Лондон, 26 января 1887 г.
Фридрих Энгельс
ПИСЬМО ОРГАНИЗАЦИОННОМУ КОМИТЕТУ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАЗДНЕСТВА В ПАРИЖЕ[383]
Граждане! Мы стоим перед лицом чрезвычайной опасности. Нам угрожают войной, в которой французские и немецкие пролетарии, ненавидящие ее и имеющие одни лишь общие интересы, будут вынуждены истреблять друг друга.
Какова истинная причина этого положения вещей?
Милитаризм, введение прусской военной системы во всех крупных странах континента. Эта система будто бы вооружает всю нацию для защиты своей территории и своих прав. Это ложь.
Прусская система вытеснила систему ограниченного рекрутского набора и заместительства, покупаемого богатыми, потому что она отдавала в распоряжение власть имущих все ресурсы страны, как людские, так и материальные. Но она не могла создать народную армию.
Прусская система делит призываемых на военную службу граждан на две категории. Первая зачисляется в линейные войска, тогда как вторая сразу же определяется в резерв или в территориальную армию. Эта последняя категория не получает никакого или почти никакого военного обучения; но первую держат два-три года под ружьем, — время, достаточное для того, чтобы сделать из нее послушную, вымуштрованную дисциплиной армию, всегда готовую к завоеваниям вовне и к жестокому подавлению народных движений внутри страны. Ибо не следует забывать, что все правительства, принявшие эту систему, гораздо больше боятся рабочего народа в своей стране, чем соперничающих с ними правительств за ее пределами.
Благодаря своей эластичности эта система способна на колоссальное расширение. В самом деле, пока еще существует хотя бы один-единственный не зачисленный в строй молодой человек, до тех пор наличные ресурсы еще не исчерпаны. Отсюда такая безудержная конкуренция между государствами за обладание самой многочисленной и самой сильной армией; каждое увеличение вооруженных сил одного государства побуждает другие делать то же самое, если не больше. И все это стоит безумных денег. Народы изнемогают под тяжестью военных расходов. Мир становится почти что более дорогим, чем война, так что, в конце концов, война представляется уже не страшным бичом, а спасительным кризисом, который положит конец невыносимому положению.
Вот что позволяет интриганам всех стран, охотникам ловить рыбу в мутной воде, толкать народы к войне.
А средство против этого?
Упразднить прусскую систему, заменить ее действительно народной армией, простой школой, в которую будет зачисляться каждый гражданин, способный носить оружие, на строго определенное время, необходимое для обучения ремеслу солдата; формировать людей, прошедших такую школу, в кадры запаса, хорошо организованные по территориальному признаку, чтобы каждый город, каждый кантон имел свой собственный батальон, составленный из людей, знающих друг друга, сплоченных, вооруженных, обмундированных и готовых к выступлению в двадцать четыре часа в случае необходимости. Это значит, что каждый будет иметь свое ружье и снаряжение у себя дома, как это делается в Швейцарии.
Народ, который первый введет эту систему, удвоит свою реальную военную силу и в то же время наполовину уменьшит свой военный бюджет. Он докажет свою любовь к миру тем, что вооружит всех своих граждан. Ибо та армия, которую составляет сам народ, настолько же мало пригодна для внешних завоеваний, насколько непобедима при защите родной территории. И затем, какое правительство осмелится посягать на политические свободы, если у каждого гражданина будет дома ружье и пятьдесят боевых патронов? Лондон, 13 февраля 1887 г.
Фридрих Энгельс
ВВЕДЕНИЕ К БРОШЮРЕ БОРКХЕЙМА «НА ПАМЯТЬ УРА-ПАТРИОТАМ 1806–1807 ГОДОВ»[384]
Автор настоящей брошюры, Сигизмунд Боркхейм, родился 29 марта 1825 г. в Глогау. Окончив в 1844 г. гимназию в Берлине, он учился в университете сначала в Бреславле, а затем в Грейфсвальде и Берлине. Для отбывания воинской повинности ему пришлось в 1847 г. поступить в артиллерию в Глогау вольноопределяющимся с трехлетним сроком службы, так как он был слишком беден, чтобы нести расходы, связанные с одногодичной службой. После начала революции 1848 г. Боркхейм принимал участие в демократических собраниях и попал в связи с этим под следствие военного суда, от которого спасся бегством в Берлин. Здесь он, вначале не подвергаясь преследованиям, оставался активным деятелем движения и принимал энергичное участие в штурме цейхгауза[385]. Он избежал угрожавшего ему за это ареста, снова спасшись бегством, на сей раз в Швейцарию. Когда Струве в сентябре 1848 г. организовал здесь поход добровольческого отряда в баденский Шварцвальд[386], Боркхейм примкнул к нему, был взят в плен и находился в тюрьме до тех пор, пока баденская революция в мае 1849 г.[387] не освободила заключенных.
Боркхейм отправился в Карлсруэ, чтобы в качестве солдата предложить свои услуги революции. Когда Иоганн Филипп Беккер был назначен командующим всего народного ополчения, он поручил Боркхейму сформировать батарею, для которой правительство отпустило, однако, сначала одни орудия без упряжек. Упряжки все еще не были получены, когда вспыхнуло движение 6 июня[388], при помощи которого более решительные элементы хотели заставить действовать с большей энергией вялое временное правительство, состоявшее частично из прямых изменников. Боркхейм вместе с Беккером также принимал участие в демонстрации, непосредственным результатом которой было только то, что Беккер со всеми его добровольческими отрядами и народным ополчением был удален из Карлсруэ и послан на театр военных действий на Неккаре. Боркхейм не мог последовать за ним со своей батареей, пока ему не были предоставлены лошади для орудий. Когда он, наконец, их получил, — так как г-н Брентано, глава правительства, был теперь всемерно заинтересован в том, чтобы отделаться от революционной батареи, — пруссаки уже завоевали Пфальц, и первая операция батареи Боркхейма состояла в том, чтобы занять позицию у Книлингенского моста для прикрытия перехода пфальцской армии на баденскую территорию.
Вместе с пфальцскими и находившимися еще в районе Карлсруэ баденскими войсками батарея Боркхейма двинулась теперь в северном направлении. 21 июня она вступила в бой у Бланкенлоха и с честью принимала участие в сражении при Убштадте (25 июня). При реорганизации армии для занятия позиции на Мурге Боркхейм со своими орудиями был придан дивизии Оборского и отличился в боях за Куппенгейм.
После отступления революционной армии на швейцарскую территорию Боркхейм направился в Женеву. Здесь он встретил своего старого начальника и друга И. Ф. Беккера, а также некоторых более молодых боевых товарищей, которые составили веселую компанию, насколько это было возможно в условиях полной невзгод эмигрантской жизни. Осенью 1849 г. я, находясь проездом в Женеве, провел с ними несколько веселых дней. Это та самая компания, которая под названием «серной банды» приобрела совершенно незаслуженную посмертную известность благодаря чудовищной лжи г-на Карла Фогта[389].
Однако развлечения продолжались недолго. Летом 1850 г. рука сурового Союзного совета настигла также и безобидную «серную банду», и большинство веселых молодых людей должно было покинуть Швейцарию, так как они принадлежали к категориям эмигрантов, подлежавшим высылке. Боркхейм направился в Париж, затем в Страсбург. Но и здесь ему нельзя было оставаться. В феврале 1851 г. он был арестован и этапным порядком препровожден в Кале для отправки на корабле в Англию. В течение трех месяцев его таскали с места на место, большей частью в кандалах, по 25 различным тюрьмам. Но повсюду, куда он попадал, республиканцев заранее предупреждали о его прибытии; они встречали этапного арестанта, в изобилии доставляли ему продукты питания, угощали и подкупали жандармов и чиновников и, где было возможно, обеспечивали дальнейший переезд. Так он добрался, наконец, до Англии.
В Лондоне он застал, правда, гораздо более острую нужду среди эмигрантов, чем в Женеве или даже во Франции, но и здесь природная гибкость не покинула его. Он искал какого-либо занятия и нашел его сначала в ливерпульском эмигрантском предприятии, в котором требовались немецкие служащие в качестве переводчиков для многочисленных немецких эмигрантов, распрощавшихся со старым, вновь счастливо умиротворенным отечеством. В то же время он искал и других деловых связей, причем столь успешно, что ему удалось в начале Крымской войны отправить в Балаклаву пароход со всякого рода товарами и сбыть там этот груз по неслыханным ценам частью армейскому командованию, частью английским офицерам. Он вернулся с чистой прибылью в 15000 фунтов стерлингов (300000 марок). Но этот успех только побудил его к дальнейшим спекуляциям. Он связался с новым подрядом на поставки для английского правительства. Так как к этому времени уже шли мирные переговоры, то правительство внесло в
