капитала становится для них более необходимой, чем охрана наработкой платы. До какой степени это верно, показывает тот факт, что рабочие, к крайнему удивлению английских экономистов, жертвуют значительной частью своей заработной платы в пользу союзов, основанных, по мнению этих экономистов, лишь ради заработной платы. В этой борьбе — настоящей гражданской войне — объединяются и развиваются все элементы для грядущей битвы. Достигши этого пункта, коалиция принимает политический характер.
Экономические условия превратили сначала массу народонаселения в рабочих. Господство капитала создало для этой массы одинаковое положение и общие интересы. Таким образом, эта масса является уже классом по отношению к капиталу, но еще не для себя самой. В борьбе, намеченной нами лишь в некоторых ее фазах, эта масса сплачивается, она конституируется как класс для себя. Защищаемые ею интересы становятся классовыми интересами. Но борьба класса против класса есть борьба политическая.
В истории буржуазии мы должны различать две фазы: в первой фазе она складывается в класс в условиях господства феодализма и абсолютной монархии; во второй, уже сложившись в класс, она ниспровергает феодализм и монархию, чтобы из старого общества создать общество буржуазное. Первая из этих фаз была более длительной и потребовала наибольших усилий. Буржуазия тоже начала свою борьбу с частичных коалиций против феодалов.
Существует немало исследований, изображающих различные исторические фазы, пройденные буржуазией, начиная с городской самоуправляющейся общины до конституирования буржуазии как класса.
Но когда дело идет о том, чтобы дать себе ясный отчет относительно стачек, коалиций и других форм, в которых пролетарии на наших глазах осуществляют свою организацию как класса, то одних охватывает подлинный страх, а другие афишируют трансцендентальное пренебрежение.
Существование угнетенного класса составляет жизненное условие каждого общества, основанного на антагонизме классов. Освобождение угнетенного класса необходимо подразумевает, следовательно, создание нового общества. Для того чтобы угнетенный класс мог освободить себя, нужно, чтобы приобретенные уже производительные силы и существующие общественные отношения не могли долее существовать рядом. Из всех орудий производства наиболее могучей производительной силой является сам революционный класс. Организация революционных элементов как класса предполагает существование всех тех производительных сил, которые могли зародиться в недрах старого общества.
Значит ли это, что после падения старого общества наступит господство нового класса, выражающееся в новой политической власти? Нет.
Условие освобождения рабочего класса есть уничтожение всех классов; точно так же, как условием освобождения третьего сословия, буржуазии, было уничтожение всех и всяческих сословий{47}.
Рабочий класс поставит, в ходе развития, на место старого буржуазного общества такую ассоциацию, которая исключает классы и их противоположность; не будет уже никакой собственно политической власти, ибо именно политическая власть есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества.
А до тех пор антагонизм между пролетариатом и буржуазией останется борьбой класса против класса, борьбой, которая, будучи доведена до высшей степени своего напряжения, представляет собой полную революцию. Впрочем, нужно ли удивляться, что общество, основанное на противоположности классов, приходит, как к последней развязке, к грубому противоречию, к физическому столкновению людей?
Не говорите, что социальное движение исключает политическое движение. Никогда не бывает политического движения, которое не было бы в то же время и социальным.
Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями. А до тех пор накануне каждого всеобщего переустройства общества последним словом социальной науки всегда будет:
«Битва или смерть; кровавая борьба или небытие. Такова неумолимая постановка вопроса». (Жорж Санд.)[74]
Ф. ЭНГЕЛЬС ЗАКАТ И БЛИЗОСТЬ ПАДЕНИЯ ГИЗО. — ПОЗИЦИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ БУРЖУАЗИИ
Английским театрам следовало бы изъять из своего репертуара «Школу злословия»[75], ибо на деле величайшая школа этого рода создана в Париже, в палате депутатов. Такого количества скандальных историй, какое было там накоплено и предано гласности за последние четыре-пять недель, право же, еще не встречалось в анналах парламентских прений. Вы помните, какую надпись г-н Данкомб как-то предложил начертать на здании вашей достославной палаты общин: «В этих стенах творятся самые позорные и гнусные дела». Итак, оказывается, что ваше сборище буржуазных законодателей имеет достойную пару. Здесь творятся дела, которые могут вогнать в краску и британскую шайку прохвостов. Честь старой Англии спасена: мосье де Жирарден превзошел м-ра Робака, мосье Дюшатель побил рекорды сэра Джемса Грехема.
Я не собираюсь давать здесь полного перечня скандальных дел, которые были раскрыты за последние несколько педель; я ни слова не скажу ни о десятках случаев взяточничества, ставших предметом судебного разбирательства, ни о г-не Гюдене, адъютанте короля, который не без некоторой ловкости предпринял попытку ввести в Тюильрийском дворце нравы фешенебельных мошенников; я не стану подробно излагать вам грязное дело генерала Кюбьера, пэра Франции, бывшего военного министра, который под предлогом необходимости дать взятку министерству, дабы получить разрешение на создание горнозаводской компании, надул эту самую компанию на сорок акций, преспокойно положив их себе в карман, за что его в настоящее время и судит палата пэров. Нет, я сообщу вам только несколько избранных эпизодов, несколько показательных случаев, взятых из двух-трех заседаний палаты депутатов, а по ним вы уже сможете судить об остальном.
Г-н Эмиль де Жирарден, депутат и редактор ежедневной газеты «Presse», поддерживающий и в том и в другом своем качестве новую партию «прогрессивных консерваторов» и с некоторых пор ставший одним из самых яростных противников министерства, которое он до недавнего времени поддерживал, — человек весьма одаренный и энергичный, но лишенный каких бы то ни было принципов. С самого начала своей общественной карьеры он беззастенчиво пускал в ход любые средства, лишь бы достичь видного положения в обществе. Это он принудил Армана Карреля, известного редактора газеты «National», драться с ним на дуэли и застрелил его, избавившись таким образом от опасного конкурента. Правительству было, конечно, очень важно заручиться поддержкой такого человека, владельца влиятельной газеты и члена палаты депутатов, но г-н де Жирарден продал свою поддержку (а он всегда продавал ее) недешево. Г-н де Жирарден и министерство заключили между собой не одну сделку, но эти сделки не всегда целиком удовлетворяли ту или другую сторону. А тем временем г-н де Жирарден готовился к любой перемене, к которой мог привести тот или другой оборот дел. В предвидении возможного разрыва с министерством Гизо он собирал все те сведения о всякого рода скандальных сделках, подкупах и махинациях, которые он мог сам раздобыть, пользуясь выгодами своего положения, и которые доставлялись ему его друзьями и агентами в высших сферах. Ход дебатов между партиями на нынешней сессии показал ему, что час падения Гизо и Дюшателя недалек. Он сыграл одну из главных ролей в создании новой партии «прогрессивных консерваторов» и не раз угрожал обрушить на правительство всю силу своего гнева, если оно будет упорствовать в проведении своего курса. Г-н Гизо в весьма презрительных выражениях отклонил какой бы то ни было компромисс с новой партией. Последняя откололась от большинства и стала досаждать правительству оппозиционными выступлениями. Во время прений в палате по финансовым и другим вопросам обнаружилось столько скандальных дел, что гг. Гизо и Дюшатель были вынуждены для собственного спасения выбросить за борт нескольких своих коллег. Однако освободившиеся должности были замещены такими незначительными фигурами, что ни одна из партий не была удовлетворена, и министерство скорее ослабило себя, чем укрепило. Затем началось дело Кюбьера, которое даже у представителей большинства пробудило некоторые сомнения в возможности сохранить за г-ном Гизо его пост. Тогда-то, наконец, видя, что министерство совершенно дезорганизовано и ослаблено, г-н де Жирарден и решил, что для него пришло время извлечь свой ящик Пандоры[76], полный скандальных тайн, и окончательно сокрушить уже шатающееся министерство такими разоблачениями, которые способны поколебать доверие к нему даже «чрева» палаты[77].
Для начала он обвинил министерство в том, что оно продало за 80000 франков звание пэра, но, получив денежки, не выполнило своего обязательства! Палата пэров сочла себя оскорбленной этим заявлением, сделанным на столбцах «Presse», и запросила палату депутатов о разрешении привлечь г-на де Жирардена к суду палаты пэров. Этот запрос вызвал в палате депутатов дебаты, во время которых г-н де Жирарден полностью подтвердил свое обвинение, заявив, что располагает доказательствами, но отказался назвать имена, так как он, по его словам, не желал играть роль доносчика. Он, однако, сказал, что уже трижды упоминал об этом деле в частной беседе с г-ном Гизо, который ни разу не отрицал этого факта, и что однажды он сообщил об этом г-ну Дюшателю, который ответил: «Это было сделано в мое отсутствие, и впоследствии я не одобрил этого; это сделал г-н Гизо». Г-н Дюшатель категорически отрицал все это. «В таком случае», — заявил г-н де Жирарден, — «я докажу вам, что предлагать такие сделки — вещь для министерства весьма обычная». И он зачитал письмо королю генерала Александра де Жирардена (это, насколько я знаю, отец г-на Эмиля де Жирардена; последний — незаконнорожденный сын генерала). В этом письме генерал де Жирарден выражает благодарность за предложенное ему звание пэра, но в то же время заявляет, что поскольку г-н Гизо позднее поставил условием пожалования в пэры, чтобы он (генерал де Жирарден), употребив свое влияние на г-на Эмиля де Жирардена, удержал его от выступлений против правительства, то он, генерал де Жирарден, не согласен участвовать в такой сделке и поэтому отказывается от звания пэра. «О», — воскликнул г-н Дюшатель, — «если это — все, разрешите упомянуть о том, что г-н Эмиль де Жирарден сам предлагал нам прекратить свои оппозиционные выступления, если мы пожалуем ему звание пэра, но мы отклонили это предложение». Hinc illae lacrimae!{48} Однако по поводу утверждения, содержащегося в письме, г-н Дюшатель не ответил ни слова. Затем палата постановила, что г-н Эмиль де Жирарден должен предстать перед судом пэров. Суд состоялся; г-н де Жирарден повторил свое утверждение, но заявил, что поскольку пожалование проданных званий пэров не состоялось, его обвинения могли затронуть только правительство, но не палату пэров. И пэры оправдали его. Тогда Жирарден вытащил другое скандальное дело. В прошлом году предпринималось издание большой газеты «Epoque»; она должна была поддерживать правительство, вытеснить с рынка все оппозиционные газеты и заменить своей поддержкой дорогостоящую поддержку
