рабочий, который и впредь будет полагаться на аргументы экономистов, обнаружит, что франк в его кармане растаял, что от него осталось не более пяти су.
Экономисты возразят нам на это: ну, хорошо, мы согласны, что конкуренция между рабочими, которая, наверное, не уменьшится при господстве свободной торговли, очень скоро приведет заработную плату в соответствие с более низкой ценой товаров. Но, с другой стороны, понижение цены товаров поведет к большему потреблению; большее потребление потребует усиленного производства, которое повлечет за собой усиление спроса на рабочие руки; результатом этого усиления спроса на рабочие руки будет повышение заработной платы.
Вся эта аргументация сводится к следующему: свободная торговля увеличивает производительные силы. Если промышленность возрастает, если богатство, производительные силы, одним словом, производительный капитал повышает спрос на труд, то цена труда, а, следовательно, и заработная плата повышаются. Возрастание капитала является обстоятельством, наиболее благоприятным для рабочего. С этим необходимо согласиться. Если капитал останется неподвижным, то промышленность не останется неподвижной, а станет падать, и рабочий в этом случае окажется первой жертвой ее падения. Рабочий погибнет раньше капиталиста. Ну, а в том случае, когда капитал возрастает, то есть, как уже сказано, в лучшем для рабочего случае, какова будет его судьба? Он точно так же погибнет. Рост производительного капитала означает также накопление и концентрацию капиталов. Следствием централизации капиталов является большее разделение труда и более широкое применение машин. Более развитое разделение труда сводит на нет профессиональное искусство рабочего, ставя на место этого искусства работу, которую может выполнить каждый, и увеличивая тем самым конкуренцию между рабочими.
Эта конкуренция становится тем более сильной, что разделение труда дает возможность одному рабочему выполнять работу троих. Применение машин приводит к тому же результату, и притом в гораздо большем масштабе. Рост производительного капитала заставляет промышленных капиталистов вести дело, непрерывно увеличивая средства производства, и этим разоряет мелких предпринимателей, отбрасывая их в ряды пролетариата. Далее, так как по мере накопления капиталов понижается норма процента, то мелкие рантье, которые не могут больше прожить на свою ренту, вынуждены пускаться в предпринимательство, чтобы в дальнейшем увеличить число пролетариев.
Наконец, по мере роста производительного капитала для него все больше становится необходимым производить для такого рынка, потребности которого ему не известны, производство все больше опережает потребление, предложение все больше стремится увеличить спрос, и вследствие всего этого кризисы происходят все чаще и становятся все интенсивнее. Но каждый кризис, со своей стороны, ускоряет централизацию капиталов и увеличивает ряды пролетариата.
Итак, с ростом производительного капитала конкуренция между рабочими увеличивается в гораздо большей степени. Оплата труда уменьшается для всех, а для некоторых увеличивается и тяжесть труда.
В 1829 г. в Манчестере имелось 1088 прядильщиков, которые работали на 36 фабриках. В 1841 г. прядильщиков насчитывалось уже только 448, и эти рабочие обслуживали на 53353 веретена больше, чем 1088 прядильщиков в 1829 году. Если бы количество применяемого ручного труда возрастало соответственно развитию производительных сил, то число рабочих должно было бы дойти до 1848; следовательно, усовершенствования, сделанные в области машинной техники, оставили без работы 1100 рабочих.
Мы заранее знаем ответ экономистов. Эти оставшиеся без работы люди, скажут они, найдут себе другое занятие. На конгрессе экономистов д-р Боуринг не преминул привести этот аргумент, но не преминул при этом опровергнуть самого себя.
В 1835 г. д-р Боуринг произнес в палате общин речь на тему о 50000 лондонских ткачей, уже в течение долгого времени гибнущих от голода в бесплодных поисках того нового занятия, перспективой получения которого тешат их фритредеры.
Приведем наиболее примечательные места из этой речи д-ра Боуринга.
«Нищета, в которой пребывают ручные ткачи», — говорит он, — «есть неизбежный удел всех занимающихся таким видом труда, которому легко обучиться и который в любой момент может быть заменен менее дорогими средствами. Так как в этом случае конкуренция между рабочими чрезвычайно велика, малейшее уменьшение спроса вызывает кризис. Ручные ткачи находятся как бы на грани человеческого существования. Еще шаг — и их существование становится невозможным. Достаточно самого ничтожного толчка, чтобы обречь их на гибель. Прогресс в области машинной техники, благодаря которому ручной труд все больше вытесняется, в переходную эпоху неизбежно влечет за собой множество временных страданий. Национальное благосостояние может быть куплено лишь ценой бедствий известного числа отдельных лиц. В промышленности развитие совершается всегда за счет отсталых; из всех изобретений именно ткацкий станок, приводимый в движение силой пара, тяжелее всего повлиял на участь ручных ткачей. Уже теперь в производстве многих изделий, изготовлявшихся прежде вручную, ручной ткач оказался совершенно вытесненным, и ему предстоит еще потерпеть поражение в области производства многих других изделий, которые до сих пор изготовляются вручную».
«В моем распоряжении», — говорит он далее, — «находится переписка генерал-губернатора Индии с Ост-индской компанией. Эта переписка касается ткачей Даккского округа. Губернатор сообщает в своих письмах следующее: несколько лет тому назад Ост-индская компания покупала от 6 до 8 миллионов кусков хлопчатобумажной ткани, изготовлявшейся на местных ручных станках. Спрос постепенно падал и сократился приблизительно до одного миллиона кусков.
В настоящее время спрос почти совсем упал. Кроме того, в 1800 г. Северная Америка получала из Индии почти 800000 кусков хлопчатобумажной ткани. В 1830 г. она не вывезла даже и 4000 кусков. Наконец, для отправки в Португалию в 1800 г. был погружен один миллион кусков ткани. В 1830 г. Португалия получила не более 20000 кусков.
Отчеты о бедствиях индийских ткачей производят ужасное впечатление. Но что же явилось причиной этих бедствий?
Наличие на рынках английских продуктов, производство изделий с помощью ткацких станков, приводимых в движение силой пара. Очень большое число ткачей погибло голодной смертью; остальные нашли другие занятия, преимущественно в сельском хозяйстве. Не суметь переменить занятие — значит быть осужденным на смерть. В настоящий момент Даккский округ наводнен английскими тканями и пряжей. Даккский муслин, славившийся во всем мире прочностью и красотой своей выделки, также совершенно исчез вследствие конкуренции английских машин. Во всей истории торговли трудно, пожалуй, найти другой пример бедствий, подобных тем, которые пришлось, таким образом, испытать целым классам населения Ост-Индии».
Речь д-ра Боуринга тем более замечательна, что факты, приведенные в ней, точны, а фразы, которыми он старается прикрыть их, отмечены той же печатью лицемерия, как и остальные проповеди приверженцев свободы торговли. Он изображает рабочих в виде средств производства, подлежащих замене другими, более дешевыми средствами производства. Он притворяется, будто рассматривает ту отрасль труда, о которой идет речь, как совершенно особую отрасль труда, а машину, истребившую ручных ткачей, считает совершенно особой машиной. Он забывает, что не существует ни одной отрасли ручного труда, которая не могла бы испытать в один прекрасный день судьбу ручного ткачества.
«В действительности постоянной целью и тенденцией всякого усовершенствования в области машинной техники является полное устранение человеческого труда или понижение его цены путем замены труда мужчин трудом женским и детским, труда искусных ремесленников — трудом необученных рабочих. В большинстве механических прядилен — по-английски throstle-mills — прядением занимаются исключительно девочки 16 лет и моложе. В результате введения автоматической прядильной машины вместо простой мюль-машины большая часть взрослых прядильщиков была уволена и оставлены были только дети и подростки».
Эти слова самого страстного приверженца свободы торговли, д-ра Юра[216], являются хорошим дополнением к признаниям г-на Боуринга. Г-н Боуринг рассуждает о бедствиях, постигших известное число отдельных лиц, и сообщает нам в то же время, что эти бедствия отдельных лиц осуждают на гибель целые классы; он говорит о «временных страданиях» «переходной эпохи» и, говоря об этом, в то же время не скрывает, что эти страдания переходного характера означали для большинства переход от жизни к смерти, а для остальных — переход от их прежнего положения к еще худшему. Если он говорит далее, что бедствия этих рабочих неразрывно связаны с прогрессом промышленности и необходимы для национального благосостояния, то тем самым он признает, что бедственное положение рабочего класса является необходимым условием благосостояния класса буржуазии.
Все утешения, которые г-н Боуринг щедро предлагает гибнущим рабочим, как и вообще вся созданная фритредерами теория компенсации, сводятся к следующему:
Вы, тысячи гибнущих рабочих, не должны отчаиваться. Вы можете умирать вполне спокойно. Ваш класс не вымрет. Он всегда будет достаточно многочисленным для того, чтобы капитал мог истреблять его, не опасаясь его полного уничтожения. Да и как может капитал найти для себя полезное применение, если он не будет заботиться об обеспечении себя материалом для эксплуатации — рабочими, чтобы эксплуатировать их снова и снова?
Но зачем же тогда продолжать говорить о том влиянии, которое осуществление свободы торговли окажет на положение рабочего класса, как о неразрешенной проблеме? Все законы, формулированные экономистами от Кенэ до Рикардо, основываются на том предположении, что путы, стеснявшие до сих пор свободу торговли, перестали существовать. Действие этих законов усиливается по мере осуществления свободы торговли. Первый из этих законов гласит, что конкуренция понижает цену всякого товара до минимума издержек его производства. Таким образом, минимум заработной платы есть естественная цена труда. А что такое минимум заработной платы? Это как раз тот минимум, который требуется для производства предметов, необходимых для поддержания рабочего, чтобы он был в состоянии кое-как себя прокормить и мог бы в какой-то мере продолжать свой род.
Не делайте отсюда заключения, что рабочий не может получить больше этого минимума заработной платы, и уж во всяком случае не думайте, что он всегда получает этот минимум.
Нет, в результате действия этого закона у рабочего класса иной раз бывают более счастливые времена. Иногда ему случается получить и сверх этого минимума, но это превышение является всего лишь надбавкой, компенсирующей то, что он недополучает по сравнению с минимумом во времена промышленного застоя. Это означает, что в известный, всегда периодически повторяющийся промежуток времени в течение того кругооборота, который совершает промышленность, проходя одну за другой фазы процветания, перепроизводства, застоя и кризиса, рабочему классу — если сосчитать все, что он получает сверх необходимого, и все, что он недополучает, — достается в итоге не больше и не меньше этого минимума; иначе говоря, рабочий класс сохраняется в целом как класс, несмотря на все пережитые им бедствия и нищету, несмотря на трупы, оставленные им на поле промышленной битвы. Но какое это
