Но не могут ли южные славяне Австрии присоединиться к сербам, боснякам, морлакам[212] и болгарам? Конечно, это было бы возможно, если бы, кроме уже указанных трудностей, не существовала застарелая ненависть жителей пограничной Австрии к турецким славянам, живущим по ту сторону Савы и Уны; а эти люди, которые в продолжение многих веков видят друг в друге мошенников и бандитов, при всем своем национальном родстве гораздо сильнее ненавидят друг друга, чем славяне и мадьяры.

Поистине, положение немцев и мадьяр было бы весьма приятным, если бы австрийским славянам помогли добиться своих так называемых «прав»! Между Силезией и Австрией вклинилось бы независимое богемско-моравское государство; Австрия и Штирия были бы отрезаны «южнославянской республикой» от своего естественного выхода к Адриатическому и Средиземному морям; восточная часть Германии была бы искромсана, как обглоданный крысами хлеб! И все это в благодарность за то, что немцы дали себе труд цивилизовать упрямых чехов и словенцев, ввести у них торговлю и промышленность, более или менее сносное земледелие и культуру!

Но именно это-то ярмо, навязанное славянам под предлогом цивилизации, и составляет величайшее преступление немцев и мадьяр! Послушайте только:

«Вы справедливо охвачены гневом, вы по праву требуете мести против той проклятой немецкой политики, которая думала только о вашей гибели, которая веками держала вас в рабстве»… (стр. 5).

«… Мадьяры, ярые враги, нашей расы, едва насчитывающие четыре миллиона человек, похваляются, что возложили свое ярмо на восемь миллионов славян…» (стр. 9).

«Я знаю все то зло, которое мадьяры причинили нашим славянским братьям, я знаю их преступления против нашей национальности, я знаю, как они третировали наш язык и попирали ногами нашу независимость» (стр. 30).

В чем же состоят великие, страшные преступления немцев и мадьяр против славянской национальности? Мы не говорим здесь о разделе Польши, который сюда не относится, мы говорим о «вековой несправедливости», якобы причиненной славянам.

Немцы снова отвоевали на севере у славян прежде немецкую, а впоследствии славянскую область от Эльбы до Варты; это завоевание было обусловлено «географическими и стратегическими соображениями», вытекавшими из раздела Каролингской монархии. Эти славянские области полностью германизированы; дело это уже сделано и не может быть исправлено, разве только панслависты разыщут исчезнувшие сербский, вендский и ободритский языки и навяжут их жителям Лейпцига, Берлина и Штеттина {Польское название: Щецин. Ред.}. Но что указанное завоевание было в интересах цивилизации, — этого никто до сих пор не оспаривал.

На юге немцы нашли славянские племена уже распыленными. Об этом позаботились неславянские авары, завладевшие территорией, которую впоследствии заняли мадьяры. Немцы заставили этих славян платить себе дань и вели с ними многочисленные войны. Такие же войны вели они с аварами и мадьярами, у которых отняли всю страну от Энса до Лейты. В то время как здесь они германизировали насильно, германизация славянских земель происходила гораздо более мирно, посредством иммиграции и влияния более развитой нации на менее развитую. Немецкая промышленность, немецкая торговля и немецкая культура сами собой ввели в стране немецкий язык. Что касается «угнетения», то славяне угнетались немцами не больше, чем сама масса немецкого населения.

Что касается мадьяр, то ведь в Венгрии живет большое число немцев, и тем не менее мадьяры никогда не имели повода жаловаться на «проклятую немецкую политику», хотя их и насчитывалось «едва четыре миллиона человек»! И если «восемь миллионов славян» в продолжение восьми веков вынуждены были терпеть ярмо, возложенное на них четырьмя миллионами мадьяр, то одно это достаточно показывает, кто был более жизнеспособным и энергичным — многочисленные славяне или немногочисленные мадьяры!

Но, конечно, величайшее «преступление» немцев и мадьяр заключается в том, что они помешали этим двенадцати миллионам славян отуречиться! Что стало бы с этими распыленными маленькими национальностями, игравшими в истории столь жалкую роль, если бы немцы и мадьяры не удержали их вместе и не повели в бой против войск Мехмеда и Сулеймана, если бы их так называемые «угнетатели» не решили исход тех сражений, которые велись для защиты этих слабых народов! Не говорит ли об этом достаточно ясно судьба «двенадцати миллионов славян, валахов и греков», которых «семьсот тысяч османов попирают ногами» и по сей день? (стр. 8).

И, наконец, можно ли видеть «преступление» и «проклятую политику» в том, что в эпоху, когда вообще в Европе крупные монархии стали «исторической необходимостью», немцы и мадьяры соединили все эти маленькие, хилые и бессильные национальности в одно большое государство и тем самым сделали их способными принять участие в историческом развитии, которому они, предоставленные сами себе, остались бы совершенно чужды! Конечно, при этом дело не обходится без того, чтобы не растоптали несколько нежных национальных цветков. Но без насилия и неумолимой беспощадности ничто в истории не делается, и если бы Александр, Цезарь и Наполеон отличались таким же мягкосердечием, к которому ныне апеллируют панслависты в интересах своих ослабевших клиентов, что стало бы тогда с историей! И чем персы, кельты и жители Священной Римской империи германской нации хуже чехов, огулинцев и сережан?

Но теперь в результате мощного прогресса промышленности, торговли и путей сообщения политическая централизация представляет еще более настоятельную потребность, чем тогда, в XV и XVI веках. Все, что еще может быть централизовано, централизуется. И вот теперь являются панслависты и требуют, чтобы мы «освободили» этих полугерманизированных славян, чтобы мы уничтожили централизацию, которая навязывается этим славянам всеми их материальными интересами!

Словом, оказывается, что эти «преступления» немцев и мадьяр против упомянутых славян принадлежат к самым лучшим и заслуживающим признательности деяниям, которыми только могут похвалиться в своей истории наш и венгерский народы.

Впрочем, что касается мадьяр, то здесь необходимо еще особо отметить, что с начала революции они действовали слишком уступчиво и слабо по отношению к надменным хорватам. Известно, что Кошут сделал им все возможные уступки, за исключением того, что не позволил их депутатам выступать в сейме на хорватском языке. И единственное, в чем можно упрекнуть мадьяр, — это в излишней уступчивости по отношению к нации, по самой природе своей контрреволюционной.

II

Кёльн, 15 февраля. Вчера мы закончили статью указанием на то, что австрийские славяне никогда не имели собственной истории, что в историческом, литературном, политическом, торговом и промышленном отношениях они зависят от немцев и мадьяр, что они частично уже германизированы, мадьяризированы и итальянизированы, что в случае создания самостоятельных государств господствовать в них будут не они, а немецкая и итальянская буржуазия их городов, что, наконец, ни Венгрия, ни Германия не могут допустить отторжения и самостоятельного конституирования подобных нежизнеспособных маленьких промежуточных государств.

Однако все это еще не имело бы решающего значения. Если бы славяне в какую-нибудь эпоху своего угнетения начали новую революционную историю, они уже этим одним доказали бы свою жизнеспособность. Революция с этого самого момента была бы заинтересована в их освобождении, и частные интересы немцев и мадьяр отступили бы перед более важными интересами европейской революции.

Но как раз этого-то ни разу и не случилось. Славяне — мы еще раз напоминаем, что при этом мы всегда исключаем поляков, — постоянно служили как раз главным орудием контрреволюции. Угнетаемые дома, они вовне, всюду, куда простиралось славянское влияние, были угнетателями всех революционных наций.

Пусть не возражают нам, что мы выступаем здесь будто бы в интересах национальных предрассудков немцев. В немецких, французских, бельгийских и английских газетах имеются доказательства того, что именно редакторы «Neue Rheinische Zeitung» еще задолго до революции самым решительным образом выступали против всяких проявлений национальной ограниченности немцев[213]. Хотя, в отличие от некоторых других лиц, они не ругали все немецкое зря и с чужих слов, но зато они исторически показали и беспощадно вскрыли ту гнусную роль, которую Германия безусловно играла в истории благодаря своему дворянству и бюргерству, благодаря своему слабому промышленному развитию; они всегда признавали преимущества великих исторических народов Запада, англичан и французов, по сравнению с отсталыми немцами. Но именно поэтому мы имеем право не разделять фантастических иллюзий славян и так же строго судить другие народы, как мы судили нашу собственную нацию.

До сих пор всегда говорилось, что немцы были во всей Европе ландскнехтами деспотизма. Мы отнюдь не намерены отрицать позорную роль немцев в позорных войнах 1792–1815 гг. против французской революции, в угнетении Италии после 1815 г. и Польши после 1772 года; но кто стоял за спиной немцев, кто пользовался ими в качестве своих наемников или авангарда? Англия и Россия. Ведь русские и поныне еще похваляются тем, что они своими бесчисленными войсками решили падение Наполеона, и это, конечно, в значительной степени правильно. Во всяком случае не подлежит сомнению, что среди тех армий, которые своими превосходящими силами оттеснили Наполеона от Одера до Парижа, три четверти составляли славяне, русские или австрийские славяне.

А угнетение немцами итальянцев и поляков! При разделе Польши конкурировали между собой одно славянское и одно полуславянское государство; войска, подавившие Костюшко, состояли в большинстве из славян; войска Дибича и Паскевича были исключительно славянскими. В Италии одни только tedeschi {немцы. Ред.} долгое время пользовались позорной репутацией угнетателей; но опять-таки, из кого состояли армии, которые лучше всего можно было использовать для угнетения и жестокости которых приписывались немцам? Опять-таки — из славян. Поезжайте в Италию и спросите, кто подавил миланскую революцию; вам теперь уже не скажут, что это сделали tedeschi — с того времени, как tedeschi совершили в Вене революцию, их перестали ненавидеть, — а скажут, что это сделали croati {хорваты. Ред.}. Этим названием итальянцы обозначают теперь всю австрийскую армию, т. е. все, что им наиболее глубоко ненавистно: i croati!

И тем не менее эти упреки оказались бы излишними и несправедливыми, если бы славяне где бы то ни было приняли серьезное участие в движении 1848 года, если бы они поспешили вступить в ряды революционных народов. Одна смелая попытка совершить демократическую революцию, даже в том случае, если она терпит поражение, вытравляет из памяти народов целые века позора и трусости, немедленно реабилитирует даже глубоко презираемую нацию. Немцы испытали это в прошлом году. Но в то время как французы, немцы, итальянцы, поляки, мадьяры