Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 301, 19 мая 1849 г.
Перевод с немецкого
«МОЕМУ НАРОДУ»
Кёльн, 18 мая. «Моему народу!» Не — «Моей доблестной армии!» Уж не разбиты ли русские? Не повернул ли ветер в другую сторону и не сбил ли он снова, как в марте прошлого года, военную фуражку с головы «неослабленного» слуги России? Не разразилось ли вновь всеобщее восстание находящихся на осадном положении «верноподданных»?
В 1813 г. «в бозе почивший» старик {Фридрих-Вильгельм III. Ред.} также черпал в продвижении казаков мужество, необходимое для того, чтобы покончить со своей жалкой ролью труса и с кровавыми карами революционной империи; и тогда — несмотря на наличие казаков, башкир и «доблестной армии», прославившейся в сражениях при Йене и Магдебурге и сдачей Кюстрина 150 французам[353], — лишь лживые обещания, данные в «Воззвании к моему народу», сделали возможным крестовый поход Священного союза против наследников французской революции. А теперь! Разве вторжение казаков на немецкую территорию не придало вновь укрепившемуся Гогенцоллерну мужество, необходимое для того, чтобы отказаться от роли труса, которую он играл после мартовских дней, чтобы устранять «клочок бумаги», поставленный революцией «между ним и его народом»? Разве «Моя доблестная армия» не отомстила достойным образом революции, храбро учинив в Дрездене, Бреславле, Познани, Берлине и на Рейне расправу над безоружными, женщинами и детьми с помощью шрапнели и адского камня?
Разве недавно октроированная военно-полевая хартия не упраздняет снова, «даже без осадного положения», последние трусливые уступки, сделанные в марте, — отмену цензуры, свободу союзов, вооружение народа?
Нет, сын героя Йены и Магдебурга все еще не чувствует себя в достаточной безопасности, несмотря на союз с казаками, несмотря на привилегию убийств и военно-полевого суда, предоставленную разнузданной «доблестной» солдатской своре. Неослабленная корона испытывает страх, она апеллирует «К моему народу», она «чувствует себя вынужденной» обращаться еще к попранному, придавленному осадным положением и обстрелянному картечью «народу» с призывом о поддержке против «внутренних и внешних врагов».
«В это столь тяжелое время Пруссия призвана защитить Германию от внутренних и внешних врагов. Поэтому я уже сейчас призываю Мой народ к оружию. Дело идет о том, чтобы восстановить порядок и закон в нашем государстве и в остальных немецких государствах, где требуется наша помощь. Дело идет о том, чтобы создать единство Германии, защитить ее свободу от террористического господства партии, которая хочет принести нравственность, честь и верность в жертву своим страстям, партии, которой удалось запутать часть народа в сетях обмана и заблуждений».
«В этом суть королевского обращения», — вопит полицейская гадина Дюмон. И в самом деле, продажные полицейские клакеры Дюмона нашли истинную «суть».
«Внешние враги»! Это «партия террора», партия ужаса{73} для храброго Гогенцоллерна, вызывает необходимость нашего вторжения в «остальные немецкие государства». Народ Рейнской провинции, Силезии и Саксонии призывается «во имя немецкого единства» положить конец революционным движениям в других немецких государствах — в Бадене, Баварии и Саксонии! И с этой целью снова преподносится приманка, какой Гогенцоллерн осчастливил народ в 1813 г., снова залогом выставляется уже испытанное «королевское слово», и «народу» обещается кастрированное признание франкфуртской конституции, равно как и «охрана права и свободы» от «безбожников». «Я и Моя династия хотим служить господу». Разве испытанное уже в качестве залога «гогенцоллернское королевское слово» не стоит крестового похода против «партии ужаса для многообещающей короны»?
Могущественный вассальный князь русского императора отозвал прусских депутатов из Франкфурта только для того, чтобы стать теперь, согласно своему мартовскому обещанию, «во главе Германии». Согласительное собрание и октроированная палата были разогнаны, «клочок бумаги» был заменен военно-полевой конституцией и палаческими военными судами только для того, чтобы гарантировать народу «охрану права и свободы»!
И свобода печати подавляется, в Эрфурте печать подвергнута цензуре, во всей Познани, в Бреславле, в силезских провинциальных городах газеты просто закрыты, так же, как в самом Берлине закрыта «National-Zeitung». В Дюссельдорфе de jure {юридически. Ред.} вновь введена цензура, de facto {фактически. Ред.} печать совершенно упразднена (дюссельдорфские газеты, «Neue Rheinische Zeitung» и т. д.). «Свободным» подданным октроированы в конце концов только грязные полицейские гадины в лице «Kolnische Zeitung» и берлинской газетки висельников {«Neue Preusische Zeitung» («Kreuz-Zeitung»). Ред.}. И все это для того, чтобы не было ни малейшего сомнения в ценности «королевского слова»!
И в самом деле, слово Гогенцоллерна стоит того, чтобы ради укрепления королевского мужества народ надел военный мундир и чтобы, согласно закону о ландвере, оставленные дома жены, «во избежание нищенства», получали ежемесячно королевскую милостыню в один талер.
Написано 18 мая. 1849 г.
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 301, 19 мая 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
К КЁЛЬНСКИМ РАБОЧИМ
На прощание мы предостерегаем вас против какого бы то ни было путча в Кёльне. При военном положении в Кельне вы потерпели бы жестокое поражение. На примере Эльберфельда вы видели, как буржуазия посылает рабочих в огонь, а потом самым подлым образом предает их. Осадное положение в Кёльне деморализовало бы всю Рейнскую провинцию, а осадное положение явилось бы необходимым следствием всякого восстания с вашей стороны в данный момент. Ваше спокойствие приведет пруссаков в отчаяние.
Редакторы «Neue Rheinische Zeitung», прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и повсюду будет: освобождение рабочего класса!
Редакция «Neue Rheinische Zeitung»
Написано 18 мая 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 301, 19 мая 1849 г.
Перевод с немецкого
Страница последнего номера «Neue Rheinische Zeitung»
СТАТЬИ И ДОКУМЕНТЫ
31 МАЯ — ИЮЛЬ 1849
В РЕДАКЦИЮ «FRANKFURTER JOURNAL»
Прошу уважаемую редакцию «Frankfurter Journal» поместить в Вашей газете на видном месте и крупным шрифтом нижеследующее заявление; если это можно сделать только на условиях платного объявления, то соответствующую сумму прошу отнести на счет И. Вейдемейера, редактора «Neue Deutsche Zeitung»[354].
Бинген, 31 мая.
Д-р Карл Маркс
Редакция «Neue Rheinische Zeitung» считает себя обязанной сообщить своим корреспондентам и публике, что она не имеет ничего общего с газеткой, выходящей в Кёльне под названием «Westdeutsche Zeitung»[355]. Нижеподписавшаяся редакция оставляет за собой право сообщить особо о том, когда и где будет снова выходить «Neue Rheinische Zeitung».
Редакция «Neue Rheinische Zeitung» Карл Маркс. Эрнст Дронке. Фридрих Энгельс. Ф. Фрейлиграт Георг Веерт Ф. Вольф. В. Вольф
Написано К. Марксом 31 мая 1849 г.
Печатается по рукописи
Заявление напечатано в «Neue Deutsche Zeitung» №№ 129 и 133; 2 и 7 uюня 1849 г.; во втором выпуске «Neue Kolnische Zeitung» № 126, 3 июня 1849 г.
Перевод с немецкого
Ф. ЭНГЕЛЬС
РЕВОЛЮЦИОННОЕ ВОССТАНИЕ В ПФАЛЬЦЕ И БАДЕНЕ [356]
Кайзерслаутерн, 2 июня. Контрреволюционные немецкие газеты всячески стараются очернить революцию в Пфальце и Бадене. Они не стыдятся утверждать, будто цель всего восстания сводится к тому, чтобы «предать французам» Пфальц, Баден и косвенно всю Германию. Таким путем они стремятся воскресить старую контрреволюционную ненависть к французам, ведущую свое начало с так называемого доброго старого времени, рассчитывая, что это позволит им оттолкнуть от нас наших немецких братьев в Северной и Восточной Германии. Но почему-то как раз те самые грязные, лживые газетки, которые упрекают Пфальц и Баден в том, что они продались Франции, приветствуют русское вторжение в Венгрию, прохождение русских войск через Пруссию и даже новый Священный союз между Россией, Австрией и Пруссией. Сошлемся в доказательство только на одну из этих газет — на «Kolnische Zeitung».
Итак, если для подавления венгерской свободы русские вступают на немецкую, на прусскую землю, — это не государственная измена! Если прусский король заключает союз с хорватами и русскими, чтобы растоптать копытами казацких лошадей последние остатки немецкой свободы, — это не государственная измена! Если все мы, если вся Германия от Немана до Альп предана и продана трусливыми деспотами русскому царю — это не государственная измена! Но вот если Пфальц пользуется симпатиями французского и в особенности эльзасского народа, если он не отворачивается с глупым самодовольством от выражения этого сочувствия, если он посылает в Париж людей для ознакомления с настроением во Франции, с предстоящим новым поворотом в политике Французской республики[357] — это, конечно, измена отечеству, это государственная измена, это означает продать Германию Франции, «наследственному врагу», «врагу империи»! Так рассуждают контрреволюционные газеты.
Да, почтенные господа «божьей милостью», Пфальц и Баден действовали именно так, и они нисколько не стыдятся своих действий. Да, если это — государственная измена, то все население Пфальца и Бадена состоит из двух с половиной миллионов государственных преступников. Поистине, не для того народ Пфальца и Бадена совершил революцию, чтобы в предстоящей великой борьбе между свободным Западом и деспотическим Востоком стать на сторону деспотов. Народ Пфальца, как и народ Бадена, совершил свою революцию, потому что он не хочет быть соучастником гнусного удушения свободы, которым так позорно запятнали себя за последние месяцы Австрия, Пруссия и Бавария, потому что он не позволил превратить и себя в орудие порабощения своих братьев. Армия Пфальца и Бадена безоговорочно примкнула к движению; она отказалась от своей присяги вероломным государям и перешла, как один человек, на сторону народа. Ни граждане, ни солдаты не желают сражаться против свободы вместе с хорватами и казаками. Если деспотам из Ольмюца, Берлина и Мюнхена еще удастся найти солдат, павших так низко, что они готовы поставить себя на одну доску с башкирами, пандурами, хорватами и тому подобным разбойничьим сбродом и сражаться под одним знаменем с этими ордами варваров, — тем хуже. Как нам это ни больно, мы будем смотреть на этих наемников не как на наших немецких братьев, а как на казаков и башкир, и нам нет дела до того, что во главе их стоит предатель — бывший имперский военный министр[358].
Да и вообще смешно говорить о «государственной измене» и прочих обвинениях, напоминающих травлю демагогов, в настоящий момент, когда европейская война, народная война, стучится в дверь. Через несколько недель, быть может ужо через несколько дней, армии республиканского
