к прямому, едва прикрытому закладными квитанциями, ограблению лиц, давших ссуду под ипотеку на 2 % из 5. Таким образом, единственный раз, когда г-н Жирарден собирается, не ограничиваясь налогами, изменить самые общественные отношения, он вынужден прямо посягнуть на частную собственность, он должен стать революционером и отказаться от всей своей утопии. Но и это посягательство исходит отнюдь не от него. Он заимствовал это требование у немецких коммунистов, которые после февральской революции впервые потребовали превращения ипотечного долга в долг государству[175], хотя, разумеется, совершенно иным образом, чем г-н Жирарден, выступивший даже против этого. Характерно, что единственный раз, когда г-н Жирарден предлагает в известной степени революционную меру, у него не хватает мужества выдвинуть что-либо другое, кроме паллиатива, который может лишь сделать процесс парцеллирования во Франции более хроническим, может лишь ослабить его на несколько десятилетий, с тем чтобы в конце концов снова привести к теперешнему положению.
Единственно, чего не найдет читатель во всей книге Жирардена, это рабочих. Но буржуазный социализм всегда ведь рисует дело так, будто общество состоит только из капиталистов, чтобы иметь затем возможность легко решать, исходя из этой точки зрения, тяжбу между капиталом и наемным трудом.
Написано во второй половине апреля 1850 г.
Напечатано в журнале «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-okonomische Revue» № 4, 1850 г.
Печатается по тексту журнала
Перевод с немецкого
(Ежемесячный обзор не мог быть напечатан в предыдущем номере из-за недостатка места. Мы помещаем здесь лишь ту часть этого обзора, которая относится к Англии.)
Незадолго до годовщины февральской революции, когда Карлье велел срубить деревья свободы, «Punch»[176] поместил рисунок дерева свободы, листья которого представляли собой штыки, а плоды — бомбы, и рядом с этим покрытым штыками французским деревом свободы в специальной песне воспевалось дерево английской свободы, единственное, которое приносит солидные плоды: pounds, shillings and pences {фунты, шиллинги и пенсы. Ред.}. Но эта злая конторская острота бледнеет перед теми неистовыми припадками бешенства, с которыми «Times» с 10 марта мечет громы и молнии по поводу побед «анархии». Реакционная партия в Англии, как и во всех других странах, воспринимает нанесенный в Париже удар так, как если бы он затронул ее непосредственно.
Но ведь «порядку» в Англии прежде всего угрожает не опасность, идущая из Парижа, а новое, прямое последствие порядка, плод этого английского древа свободы: торговый кризис.
В нашем январском обзоре (во втором номере журнала) мы уже указывали на приближение кризиса. Многие обстоятельства ускорили его приближение. Перед последним кризисом 1845 г. избыточный капитал устремился в железнодорожную спекуляцию. Перепроизводство и чрезмерная железнодорожная спекуляция достигли, однако, таких широких размеров, что железнодорожное предпринимательство не оправилось даже но время процветания 1848–1849 гг. и что акции даже самых солидных предприятий этого рода стоят еще чрезвычайно низко.
Низкие цены на хлеб и виды на урожай 1850 г. тоже не создавали сколько-нибудь благоприятных условий для вложения капиталов, а различные государственные бумаги подвергались слишком большому риску, чтобы стать предметом широкой спекуляции. Таким образом, обычные каналы реализации излишнего капитала периода процветания оказались закрытыми. Ему оставалось только целиком устремиться в промышленное производство и в спекуляцию колониальными товарами, а также важнейшими видами промышленного сырья — хлопком и шерстью. Ввиду такого притока непосредственно в промышленность значительной части капитала, который раньше использовался другим способом, промышленное производство, конечно, должно было необыкновенно быстро вырасти, что сопровождалось переполнением рынков и, следовательно, значительно ускорило наступление кризиса. Уже теперь обнаруживаются первые симптомы кризиса в наиболее значительных отраслях промышленности и в спекуляции. В течение месяца решающая отрасль промышленности, хлопчатобумажная промышленность, находится в состоянии полной депрессии, и в ней страдают опять-таки самые важные отрасли и больше всего прядение и ткачество простых изделий. Падение цен на пряжу и простые ситцы уже значительно опередило падение цен на хлопок-сырец. Производство сокращается; фабрики почти без исключения работают неполный рабочий день. Рассчитывали на кратковременное оживление промышленности вследствие весенних заказов с континента, но в то время как уже ранее сделанные заказы для внутреннего рынка, для Ост-Индии и Китая и для Леванта по большей части теперь отменяются, заказы с континента, которые обыкновенно обеспечивали работой на два месяца, почти совершенно отсутствуют вследствие неустойчивого политического положения. — В шерстяной промышленности то там, то тут заметны симптомы, на основании которых можно догадываться о том, что скоро наступит конец пока еще довольно «сносному» положению дел. Производство железа также испытывает затруднения. Предприниматели считают падение цен в ближайшем будущем неизбежным и пытаются задержать их слишком быстрое падение посредством образования между собой коалиции. Таково состояние промышленности. Перейдем теперь к спекуляции. Цены на хлопок падают отчасти благодаря увеличившемуся новому подвозу, отчасти благодаря депрессии промышленности. С колониальными товарами дело обстоит так же. Подвоз увеличивается, потребление же на внутреннем рынке уменьшается. Одного только чая за последние два месяца прибыло в Ливерпуль 25 кораблей. На потреблении колониальных товаров, которое даже во время процветания удерживается на низком уровне из-за бедственного положения в земледельческих округах, особенно тяжело сказывается угнетенное состояние, которое распространилось и на промышленные округа. В силу этого один из самых крупных торговых домов в Ливерпуле, торгующих колониальными товарами, уже потерпел крах.
По своему действию надвигающийся теперь торговый кризис будет гораздо сильнее, чем все предыдущие. Он совпадает с сельскохозяйственный кризисом, который начался уже с отменой хлебных пошлин в Англии и еще усилился благодаря последним хорошим урожаям. Англия впервые переживает одновременно и промышленный и сельскохозяйственный кризис. Этот английский двойной кризис благодаря предстоящим на континенте потрясениям ускорится, расширится и станет более опасным, а революции на континенте, в результате воздействия английского кризиса на мировой рынок, приобретут несравненно более резко выраженный социалистический характер. Известно, что ни одна европейская страна так непосредственно, так широко и так сильно не подвергается влиянию английских кризисов, как Германия. Причина этого проста: Германия является для Англии самым большим рынком сбыта на континенте, а главные предметы экспорта Германии, шерсть и хлеб, находят в Англии свой самый значительный сбыт. Это обстоятельство находит свое отражение в эпиграмме на друзей порядка, гласящей, что в то время как рабочие классы возмущаются из-за недостаточного потребления, высшие классы терпят банкротство из-за излишнего производства.
Виги будут, конечно, первыми жертвами кризиса. Как это было в предшествующие времена, они бросят кормило государства, лишь только разразится надвигающаяся буря. Но на этот раз они навсегда распрощаются с канцелярией на Даунинг-стрит[177]. Пусть им на смену сначала придет кратковременное торийское министерство, но почва под ним будет колебаться, против него объединятся все оппозиционные партии с промышленниками во главе. Последние не располагают уже таким популярным универсальным средством против кризиса, каким была отмена хлебных законов. Они вынуждены будут пойти по крайней мере на парламентскую реформу. Это значит, что политическая власть, которая неминуемо им достанется, попадет им в руки при таких условиях, которые откроют пролетариату доступ в парламент, поставят его требования в порядок дня палаты общин и втянут Англию в европейскую революцию.
К этим заметкам о надвигающемся торговом кризисе, написанным месяц тому назад, нам остается добавить только немногое. Наступающее, как правило, весной временное улучшение дел и на этот раз, наконец, наступило, однако в более слабой степени, чем обычно. Французская промышленность, изготовляющая преимущественно легкие летние ткани, особенно извлекла из него выгоды. Однако увеличилось также число заказов и в Манчестере, Глазго и в Уэст-Райдинге. Это временное оживление промышленности весной наблюдается, впрочем, каждый год и лишь незначительно задерживает развитие кризиса.
В Ост-Индии тоже наступило кратковременное оживление торговли. Более благоприятное состояние английского курса дало возможность продавцам сбыть часть своих запасов по ценам, ниже обычных, и благодаря этому состояние рынка в Бомбее немного улучшилось. Но и это временное и местное улучшение дел составляет одну из тех случайностей, которые имеют место время от времени, особенно в начале каждого кризиса, и оказывают лишь незначительное влияние на общий ход его развития.
Зато из Америки только что получены известия, говорящие о совершенно угнетенном состоянии тамошнего рынка. А между тем американский рынок является самым решающим. Переполнением американского рынка, застоем в делах и падением цен в Америке собственно и начинается кризис, начинается его прямое, быстрое и непрекращающееся воздействие на Англию. Достаточно вспомнить кризис 1837 года. Только один товар постоянно повышается в цене в Америке, это — государственные облигации Соединенных Штатов, единственные государственные бумаги, которые дают надежное прибежище для капитала наших европейских друзей порядка.
После вовлечения Америки в попятное движение, вызванное перепроизводством, можно ожидать, что в ближайшем месяце кризис начнет развиваться несколько быстрее, чем до сих пор. Политические события на континенте также с каждым днем все более неудержимо ведут к развязке, и то совпадение торгового кризиса и революции, о котором неоднократно говорилось в этом журнале, становится все более неотвратимым. Que les destins s’accomplissent! {Да свершится предначертанное! Рвд.}
Лондон, 18 апреля 1850 г.
Написано в середине марта — 18 апреля 1850 г.
Напечатано в журнале «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-okonomische Revue» № 4, 1850 г.
Печатается по тексту журнала
Перевод с немецкого
К. МАРКС
ЛУИ-НАПОЛЕОН И ФУЛЬД
Как наши читатели помнят, мы указывали в предыдущем номере на то, что финансовая аристократия во Франции опять пришла к власти. В этой связи мы указывали на союз Луи-Наполеона и Фульда для проведения выгодных биржевых спекуляций. Уже раньше бросалось в глаза, что со времени вступления Фульда в министерство внезапно прекратились беспрестанные требования денег, с которыми Луи-Наполеон обращался к Законодательному собранию. Но со времени последних выборов обнаружились факты, которые проливают очень яркий свет на источники дохода президента Бонапарта. Приведем только один пример.
В нашем сообщении мы, главным образом, будем ссылаться на «Patrie», добропорядочный орган Союза избирателей[178], владелец которого, банкир Деламар, сам является одним из виднейших парижских биржевиков.
Вокруг выборов 10 марта была организована большая спекуляция a la hausse {на повышение. Ред.}. Г-н Фульд возглавил интригу, лучшие друзья порядка приняли в ней участие, камарилья г-на Бонапарта, как и он сам, вложили в это дело значительные суммы.
7 марта трехпроцентные бумаги поднялись на 5 сантимов, а пятипроцентные на 15 сантимов. Дело в
