выставкой воздвигает в современном Риме свой пантеон, где она с гордым самодовольством выставит своих богов, созданных ею самой. Она этим доказывает на практике, что «бессилие и недовольство гражданина», о котором из года в год твердят немецкие идеологи, есть только собственное бессилие этих господ понять современное движение и их собственное недовольство этим бессилием. Буржуазия празднует этот свой величайший праздник в такой момент, когда предстоит крушение всего ее величия, крушение, которое наиболее убедительно докажет ей, как созданные ею силы вышли из ее подчинения. Быть может на одной из будущих выставок буржуа уже будут фигурировать не как владельцы этих производительных сил, а разве только как их чичероне.
Подобно тому как в 1845 и 1846 гг. картофельная болезнь, так с начала нынешнего года плохой сбор хлопка вызвал общую тревогу у буржуазии. Эта тревога еще значительно усилилась с тех пор, как стало известно, что урожай хлопка в 1851 г. ни в коем случае не будет обильнее урожая 1850 года. Плохой сбор хлопка, который в предыдущие периоды не имел бы значения, при теперешнем расширении хлопчатобумажной промышленности имеет огромное значение и уже стал существенно тормозить ее деятельность. Буржуазия, которая только что оправилась от удручающего открытия, что одной из основ всего ее общественного порядка, картофелю, угрожает опасность, теперь видит такую же опасность и для второй своей основы, для хлопка. Если уже незначительное уменьшение урожая хлопка в одном году и ожидание такого же уменьшения в следующем могли вызвать серьезную тревогу в самый разгар процветания, то несколько следующих один за другим годов действительного неурожая хлопка неизбежно отбросят на время цивилизованное общество в состояние варварства. Золотой и железный века давно уже прошли: XIX столетию с его наукой, с его мировым рынком и колоссальными производительными силами суждено было создать хлопчатобумажный век. Английская буржуазия вместе с тем чувствовала сильнее, чем когда-либо, какую власть имеют над нею Соединенные Штаты благодаря их до сих пор еще не подорванной монополии производства хлопка. И она тотчас же приложила усилия, чтобы уничтожить эту монополию. Не только в Ост-Индии, но и в Натале и в северных частях Австралии, и вообще во всех частях света, где климат и условия делают возможной культуру хлопка, она должна всеми способами поощряться. В то же самое время английская негрофильская буржуазия делает открытие, что «процветание Манчестера зависит от того, как будут обращаться с рабами в Техасе, Алабаме и Луизиане, и что это столь же странный, сколь и тревожный факт» («Economist», 21 сентября 1850 г.), что самая важная отрасль английской промышленности покоится на существовании рабства в южных штатах американского союза, что восстание негров в этих местностях может разрушить всю современную систему производства, это, разумеется, весьма печальный факт для тех, кто не так давно отпустил 20 млн. ф. ст. на освобождение негров в своих собственных колониях[270]. Но этот факт вместе с тем приводит к, единственно возможному реальному решению вопроса о рабстве, вопроса, который недавно опять послужил темой длинных и бурных дебатов в американском конгрессе. Американское производство хлопка основано на рабстве. Как только промышленность разовьется до такой степени, что для нее станет нестерпимой хлопковая монополия Соединенных Штатов, в других странах с успехом развернется массовое производство хлопка, причем оно теперь почти всюду может быть обеспечено только трудом свободных рабочих. Но раз свободный труд в других странах станет доставлять промышленности достаточное количество хлопка и притом по более дешевой цене, чем труд рабов в Соединенных Штатах, то вместе с американской хлопковой монополией будет подорвано и американское рабство, и рабы будут освобождены, потому что в качестве рабов они станут бесполезны. Точно так же будет уничтожен и наемный труд в Европе, раз он не только перестанет быть необходимой формой для производства, но даже превратится в его оковы.
Если начавшийся в 1848 г. новый цикл промышленного развития будет протекать так же, как и цикл 1843–1847 гг., то кризис должен наступить в 1852 году. Как симптом того, что вытекающая из перепроизводства безудержная спекуляция, предшествующая каждому кризису, уже не заставит себя долго ждать, мы приводим здесь тот факт, что учетная ставка Английского банка в течение двух лет не поднимается выше 2 %. Но если Английский банк в годы процветания придерживается низкой процентной, ставки, то остальные торговцы деньгами вынуждены ее еще больше понижать, подобно тому как в годы кризиса, когда Английский банк значительно повышает процентную ставку, они повышают ее еще больше. Добавочный капитал, который, как мы видели выше, в годы процветания регулярно выбрасывается на рынок ссудного капитала, согласно законам конкуренции, уже сам. по себе значительно понижает уровень процентной ставки, но в еще гораздо большей степени ее снижает рост кредита, который сильно расширяется вследствие всеобщего процветания и тем самым уменьшает спрос на капитал. Правительство в такие периоды получает возможность понизить ставку процента по своим консолидированным долгам, а землевладелец — возобновить свои ипотеки на более благоприятных условиях. Таким образом, доход капиталистов, выступающих на рынке ссудного капитала, уменьшается на одну треть или даже больше, в то время как доход всех других категорий увеличивается. Чем дольше продолжается это состояние, тем интенсивнее приходится им искать более выгодного приложения своих капиталов. Перепроизводство вызывает к жизни многочисленные новые проекты, и успеха некоторых из них достаточно для того, чтобы множество капиталов устремилось в этом направлении, до тех пор пока спекуляция не приобретет постепенно всеобщий характер. Но спекуляция, как мы видели, в данный момент может пойти только по двум главным каналам: культура хлопка и новые связи мирового рынка, созданные развитием Калифорнии и Австралии. Мы видим, что поле деятельности для спекуляции на этот раз будет гораздо обширнее, чем в какой бы то ни было из прежних периодов процветания.
Бросим еще взгляд на положение английских сельскохозяйственных округов. Здесь общее угнетенное состояние вследствие отмены хлебных пошлин и совпавших с этим обильных урожаев стало хроническим, хотя оно до известной степени облегчается благодаря значительному увеличению потребления, вызванного периодом процветания. К этому надо прибавить, что при низких хлебных ценах сельскохозяйственные рабочие во всяком случае всегда находятся в относительно более благоприятном положении, хотя в Англии это имеет место в меньшей степени, чем в тех странах, где преобладает парцелляция земельной собственности. При этих условиях в сельскохозяйственных округах продолжает вестись агитация протекционистов за восстановление хлебных пошлин, хотя в более глухой и скрытой форме, чем раньше. Очевидно, что она и дальше не будет иметь никакого значения, пока продолжается процветание промышленности и сравнительно сносное положение сельскохозяйственных рабочих. Но лишь только наступит кризис и распространит свое действие на сельскохозяйственные округа, как угнетенное состояние сельского хозяйства вызовет в деревне необыкновенное возбуждение. На этот раз впервые промышленный и торговый кризис совпадет с сельскохозяйственным, и во всех вопросах, по которым борются друг с другом город и деревня, фабриканты и землевладельцы, обе партии будут поддержаны двумя большими армиями: фабриканты — массой промышленных рабочих, землевладельцы — массой сельскохозяйственных рабочих.
Мы переходим теперь к Соединенным Штатам Северной Америки. Кризис 1836 г., который здесь был первым кризисом и здесь больше всего свирепствовал, продолжался почти без перерыва до 1842 г., и результатом его был полный переворот в американской кредитной системе. На этой более солидной основе торговля Соединенных Штатов оправилась: сперва, разумеется, очень медленно, пока начиная с 1844–1845 гг. процветание и здесь не стало существенно сказываться. И дороговизна и революции в Европе были для Америки только источником прибыли. С 1845 по 1847 г. она получила большую прибыль благодаря огромному вывозу хлеба и установившимся в 1846 г. высоким ценам на хлопок. Кризис 1847 г. ее лишь слабо затронул. В 1849 г. она собрала хлопка больше, чем когда-либо до тех пор, а в 1850 г. заработала около 20 млн. долларов вследствие неурожая хлопка, совпавшего с новым подъемом европейской хлопчатобумажной промышленности. Революции 1848 г. повлекли за собой вывоз в Соединенные Штаты большого количества европейского капитала, который отчасти был привезен прибывшими эмигрантами, отчасти же в Европе был вложен в американские государственные бумаги. Это увеличение спроса на американские ценные бумаги настолько подняло их| цены, что с недавнего времени в Нью-Йорке они стали предметом бурной спекуляции. Мы остаемся, таким образом, несмотря на все возражения реакционной буржуазной прессы, при том мнении, что единственной государственной формой, которой наши европейские капиталисты оказывают доверие, является буржуазная республика. Вообще есть только одна форма выражения буржуазного доверия к какой бы то ни было государственной форме: ее котировка на бирже.
Процветание Соединенных Штатов увеличилось, однако, еще больше вследствие других причин. Населенная территория, — рынок североамериканского союза, — с поразительной быстротой расширялась по двум направлениям. Увеличение населения, как благодаря естественному приросту, так благодаря и постоянному росту иммиграции, повело к заселению целых штатов и областей. Висконсин и Айова в течение нескольких лет оказались сравнительно густо заселены, и все штаты в верховьях Миссисипи получили значительный прирост иммигрантов. Разработка рудников на озере Верхнем и рост производства зерна во всем озерном районе содействовали новому подъему торговли и судоходства по этой крупной системе внутренних вод. Этот подъем еще больше усилится благодаря акту последней сессии конгресса, по которому предоставляются большие льготы в торговле с Канадой и Новой Шотландией. В то время как северозападные штаты приобрели, таким образом, совершенно новое значение, Орегон был в несколько лет колонизирован, Техас и Новая Мексика аннексированы, Калифорния завоевана. Открытие калифорнийских золотых приисков довело до Апогея американское процветание. Мы уже указывали в № 2 этого журнала, — раньше, чем это было сделано в каком-либо другом из европейских периодических изданий, — на особое значение этого открытия и на вытекающие из него необходимые последствия для всей мировой торговли. Значение это заключается не в увеличении количества золота вследствие открытия новых приисков, хотя и это увеличение средств обмена, конечно, не может не иметь благоприятного влияния на торговлю в целом. Оно заключается в том толчке, который минеральные богатства Калифорнии дали капиталам на всем мировом рынке, в оживлении, охватившем все западное побережье Америки и восточное побережье Азии, в новом рынке сбыта, возникшем в Калифорнии и во всех странах, где сказалось влияние Калифорнии. Калифорнийский рынок сам по себе уже является довольно значительным: год тому назад там было 100000 жителей, теперь уже по меньшей мере — 300000, которые почти ничем иным не занимаются, кроме как добычей золота; это золото они обменивают на все потребные им предметы, которые им доставляются с других рынков. Но калифорнийский рынок незначителен по сравнению с постоянно расширяющимся объемом всех
