власть над этими провинциями разделена между царем и султаном, и они до настоящего времени никогда не были признаны ни одним европейским конгрессом. Стало быть, новый конгресс дал бы фактическому протекторату России над турецкими провинциями санкцию Европы. Султан в таком случае был бы обязан не перед царем, а перед Европой охранять «христианскую религию в своих владениях». Это значит, что право вмешательства иностранных держав во взаимоотношения между султаном и его христианскими подданными стало бы частью европейского международного права и, в случае возникновения каких-либо новых конфликтов, Европа в силу договора была бы обязана поддерживать претензии России, которая в качестве участницы договора получила бы право по-своему истолковывать просьбы живущих во владениях султана христиан о защите. Таким образом, новый договор в том виде, в каком он проектируется коалиционным кабинетом и излагается его органами, представляет собой наиболее обширный план капитуляции Европы перед Россией и санкционирование оптом всех изменений, произведенных контрреволюциями после 1830 года. Поэтому нет никаких оснований ликовать и выражать изумление по поводу перемены в политике Австрии, перемены, о которой «Morning Post» притворно заявляет, что она «произошла неожиданно в последние 10 дней». Что касается Бонапарта, то каковы бы ни были его скрытые намерения, в настоящий момент императора-выскочку вполне устраивает приобщение к сонму старых легитимных монархий путем использования Турции в качестве лестницы для проникновения в эту среду.
Точка зрения коалиционного кабинета ясно выражена в одном из органов министерства, еженедельной газете «Guardian»[409]:
«Относиться к России как к побежденному противнику и воображать, что мы держим ее за горло на том основании, что русские войска были отбиты у олтеницких окопов, а на Черном море было захвачено несколько фортов, — просто смешно. Эти незначительные потери сами по себе могут лишь задеть ее гордость и удержать ее от переговоров до тех пор, пока она не сможет вести их на лучших условиях. Однако монархами, как и прочими людьми, руководят разного рода побуждения. Царь — гордый, страстный, но также и осторожный человек. Он вовлечен в спор, в котором он может проиграть, но ничего не может выиграть. Его политика — это политика его предшественников, которые повсюду извлекали ббльшую выгоду, угрожая войной, нежели ведя войну, и у которых твердо и неуклонно проводимая система захватов отличалась в то же время гибкостью и способностью приспосабливаться, что давало им возможность избегать крупных поражений и даже из мелких неудач извлекать прямую выгоду. Предварительное решение четырех держав о том, что в территориальном устройстве Европы не должно быть сделано или допущено никаких изменений, по-видимому, основано на этом разумном взгляде на позицию царя и особенности его политики. Тот, кто воображает, что царь уже находится под пятой у Англии или кто позволяет вводить себя в заблуждение фантастическим вздором протекционистских газет, будет этим разочарован. Но дело в данном случае идет не об унижении России, а об умиротворении Европы» (разумеется, в русском смысле), «об утверждении, насколько это возможно, того длительного мира, заботиться о котором французский солдат-посол {Бараге д’Илье. Ред.} клянется султану честью своего господина. Предстоящий же договор — в этом можно быть уверенным — будет не простым восстановлением status quo, а попыткой, по меньшей мере, урегулировать на некоем постоянном основании отношения Турции с Европой и турецкого правительства с его христианскими подданными. Это будет лишь попыткой, ибо, несмотря на свою прочность, всякое соглашение, сохраняющее Турецкую империю в Европе, в основе своей всегда будет временным. Однако такое временное соглашение теперь осуществимо и необходимо».
Итак, конечная цель, преследуемая державами, заключается в том, чтобы помочь царю «из мелких неудач извлечь прямую выгоду» и не допустить «сохранения Турецкой империи в Европе». Разумеется, временное соглашение поможет осуществить эту конечную цель, насколько, она вообще «теперь осуществима».
Однако кое-какие обстоятельства неожиданным образом спутали расчеты коалиционных политиков. Получено сообщение о новых победах, одержанных Турцией на берегах Черного моря и у границ Грузии. С другой стороны, упорно утверждают, что вся армия, расположенная в Польше, получила приказ о переброске к Пруту, тогда как, по сообщениям с польских границ, «в ночь с 23-го на 24-е предыдущего месяца была объявлена «бранка», то есть набор в армию, и там, где раньше забирали одного или двух, теперь взято восемь — десять человек». Это, по крайней мере, доказывает, что царь мало верит в миротворческий гений четырех держав. Официальное заявление Австрии о том, что «между четырьмя дворами не было заключено никакого союза», доказывает, что со своей стороны, при всем желании навязать Турции условия, она не осмеливается даже на видимость попытки принудить царя подчиниться условиям, выработанным в его собственных интересах. Наконец, ответ султана французскому послу, гласящий, что «в настоящее время дружественное соглашение совершенно невозможно без полного отказа России от выдвинутых ею притязаний и без немедленной эвакуации Дунайских княжеств», словно удар грома поразил промышляющих конгрессами политиков, а орган хитрого и умудренного опытом Пальмерстона ныне откровенно сообщает остальной братии следующую крупицу правды:
«Россия не может дать согласия на немедленную эвакуацию княжеств и на полный отказ от всех своих притязаний без ущерба для своего достоинства и влияния, и глупо предполагать, что столь огромная держава подчинится этому без отчаянной борьбы. Поэтому мы можем лишь, к сожалению, предсказывать неудачу нынешней попытки завязать переговоры».
Потерпевшая поражение Россия вообще не может принять предложения о переговорах. Дело заключается, следовательно, в том, чтобы склонить чашу весов войны в другую сторону. Но как это осуществить, если не дать России выиграть время? Единственное, что нужно России, это — оттяжка, время, достаточное для того, чтобы набрать новые войска, разместить их по всей империи, сосредоточить их и, приостановив военные действия с Турцией, покончить сначала с кавказскими горцами. В этом случае шансы России могут возрасти, и попытка завязать переговоры «может увенчаться успехом, если Россия окажется победительницей, а не побежденной». Поэтому Англия, по сообщениям венской «Ost-Deutsche Post»[410] и органа министерства «Morning Chronicle», настойчиво указывала Турции на то, что было бы уместным согласиться на трехмесячное перемирие. Лорд Редклифф имел пятичасовую беседу с султаном с целью получить согласие его величества на предложенное перемирие, которое отвергли министры султана, и в результате было созвано чрезвычайное совещание министров для рассмотрения этого вопроса. Порта окончательно отказалась согласиться на предложенное перемирие, да и не могла дать своего согласия, не изменив открыто турецкому народу.
«При нынешнем настроении», — замечает сегодняшний «Times», — «нелегко будет поставить притязания Порты в рамки умеренности».
Порта-де чересчур неумеренна, чтобы понять, что поражение царя совершенно несовместимо с его достоинством и что она должна поэтому предоставить ему трехмесячное перемирие, дабы свести на нет свои собственные успехи и помочь ему снова стать победоносным и «великодушным». Однако надежда на заключение трехмесячного перемирия еще не совсем оставлена.
«Возможно», — пишет «Times», — «что если бы предложение о перемирии было сделано четырьмя державами, оно оказалось бы более успешным».
Благодушная газета «Morning Advertiser» уверяет, что «трудно допустить, чтобы сообщения о подобных предложениях были точны», ибо «до более явной попытки выдать дело Турции царю или до попытки, более соответствующей этой цели, не дошел бы самый изобретательный ум».
Вера радикальной газеты «Morning Advertiser» в «честность и добропорядочность» Пальмерстона и ее невежество в области истории английской дипломатии, по-видимому, одинаково безмерны. А так как эта газета является собственностью ассоциации трактирщиков, имеющих право на продажу спиртных напитков, то я подозреваю, что сами же трактирщики время от времени пишут в ней передовые статьи.
Пока Англия таким образом играет в Константинополе и Вене роль аванпоста России, посмотрим, как русские, со своей стороны, устраивают свои дела в Англии.
В одной из своих предыдущих статей я уже сообщал вашим читателям, что в то самое время, когда коалиционное правительство делает вид, будто оно угрожает России на Черном море, в портсмутских королевских верфях снабжаются всем необходимым русские военные суда, два фрегата — «Аврора» и «Наварин». В минувшую субботу мы узнали из «Morning Herald» и «Daily News», что с русского фрегата «Аврора» бежало шесть матросов, и они уже добрались было до Гилдфорда, но были задержаны офицером русского фрегата «Аврора» и английским полицейским инспектором, возвращены в Портсмут и доставлены на борт «Викторьёз» — английского судна, на котором размещалась команда «Авроры» во время снаряжения последней. Здесь они были подвергнуты жестокому телесному наказанию и закованы в кандалы. Когда об этом стало известно в Лондоне, кое-какие господа при посредстве адвоката г-на Ч. Рональдса достали предписание о выдаче арестованных, адресованное контрадмиралу Мартину и некоторым другим английским морским офицерам, а также русскому капитану, командиру фрегата «Аврора». Согласно этому предписанию, последним предлагалось препроводить шестерых матросов к лорду-главному судье Англии. Английские портовые власти отказались выполнить предписание, причем английский капитан обратился к вице-адмиралу, вице-адмирал к адмиралу, а адмирал счел необходимым снестись с лордом адмиралтейства, знаменитым сэром Джемсом Грехемом, тем самым, который за 10 лет до этого, в связи с делом Бандьера, поставил английское почтовое ведомство на службу Меттерниху[411]. Что же касается русского капитана, то, хотя предписание, помеченное именем королевы, было вручено ему на борту английского судна «Викторьёз», а о содержании его он был точно осведомлен переводчиком, он презрительно выбросил бумагу за борт, а когда ее снова просунули через бортовое отверстие, она вновь была выброшена. «Если бы, — заявил русский капитан, — предписание действительно исходило от ее величества, оно было бы послано нашему послу или консулу». Так как консул отсутствовал, то вице-консул отказался вмешаться в это дело. 6 декабря портсмутским морским властям были вручены новые предписания, в которых именем королевы им приказывалось препроводить к лорду-главному судье не только упомянутых шестерых матросов, но также и русского капитана. Вместо того чтобы выполнить предписание, адмиралтейство приложило все усилия к тому, чтобы дать судну уйти из гавани в открытое море, и на другой день «Аврора» под командой капитана Исламатова средь бела дня, вопреки предписанию о выдаче арестованных, направилась в Тихий океан. Тем временем, мы узнаем из вчерашней «Daily News», что
«русский корвет «Наварин» еще находится в доке, где его тщательно ремонтируют. Этим делом занято много портовых рабочих».
Теперь обратите внимание на то, как было освещено это «вопиющее» дело печатными органами министерства.
«Morning Chronicle», орган пилитов, предпочел вообще хранить молчание, поскольку собственный лидер пилитов Грехем оказался наиболее скомпрометированным лицом во всем этом
