всякими неправедными путями добивается самого бесцеремонного вмешательства в дела извозчиков и владельцев наемных экипажей, хотя при этом на карту ровно ничего не было поставлено, кроме удобства некоторых упитанных дельцов из Сити и, возможно, джентльменов из Принтинг-хаус-сквер[177]. До сих пор буржуазные экономисты говорили нам, что главная польза машин заключается в том, что они заменяют и сокращают физический труд и уменьшают его тяжесть. Ныне «Times» признает, что при существующем классовом строе машины не сокращают, а удлиняют рабочий день, что они сначала лишают индивидуальный труд его качеств, а затем вынуждают рабочего возмещать потерю качества количеством. Так, рабочий день удлиняется все больше, к дневной работе прибавляется ночная, и этот процесс прерывается только промышленными кризисами, когда рабочему вообще отказывают в какой-либо работе, когда ворота фабрик захлопываются у него перед носом и он может либо наслаждаться полным отдыхом, либо повеситься, если ему так угодно.
К. МАРКС
РУССКО-ТУРЕЦКИЕ ОСЛОЖНЕНИЯ. — УЛОВКИ И УВЕРТКИ БРИТАНСКОГО КАБИНЕТА. — ПОСЛЕДНЯЯ НОТА НЕССЕЛЬРОДЕ. — ОСТ-ИНДСКИЙ ВОПРОС
Лондон, вторник, 12 июля 1853 г.
Парламентский фарс, разыгравшийся в четверг на прошлой неделе, был продолжен и завершен на заседании палаты общин в пятницу 8-го сего месяца. Лорд Пальмерстон потребовал, чтобы г-н Лейард не только отложил на понедельник внесение своего предложения, но чтобы вообще об этом предложений никогда более не упоминалось. «Понедельник должна была постигнуть участь пятницы». Г-н Брайт воспользовался случаем для того, чтобы поздравить лорда Абердина по поводу его осторожной политики, а заодно уж и вообще заверить его в своем полном доверии.
«Если бы кабинет был не чем иным, как Обществом мира»[178], — замечает «Morning Advertiser», — «то и тогда он не мог бы сделать больше, чем сделал добрейший Абердин для того, чтобы ободрить Россию, обескуражить Францию, поставить в опасное положение Турцию и дискредитировать Англию. Речь г-на Брайта явилась чем-то вроде манчестерского манифеста в поддержку робких членов кабинета».
Старания министров сорвать предполагавшийся запрос Лейарда проистекали из вполне обоснованного опасения, что при этом нельзя будет дольше скрыть от публики внутренние разногласия в кабинете. Турция должна распасться ради того, чтобы предотвратить распад коалиции. Происки России встречают наиболее благосклонное отношение не только со стороны лорда Абердина, но и со стороны следующих министров: герцога Аргайла, лорда Кларендона, лорда Гранвилла, г-на Сидни Герберта, г-на Кардуэлла и «радикального» сэра Уильяма Молсуорта. Передают, будто лорд Абердин уже раз грозил подать в отставку. «Энергичной» партии Пальмерстона (civis romanus sum[179]), разумеется, только и нужен был этот предлог для того, чтобы отступить. Было решено послать константинопольскому и с. — петербургскому дворам тождественные ноты, в которых предложить, чтобы «привилегии, требуемые царем для православных, были предоставлены и всем другим христианам, проживающим во владениях Турции, посредством гарантийного договора, участниками которого должны быть великие державы». Но ведь точно такое же предложение было уже сделано князю Меншикову накануне его отъезда из Константинополя, и оно, как всем известно, ни к чему не привело. Поэтому поистине смешно ожидать какого-либо результата от его повторения, тем более, что именно Россия, а теперь это несомненно, настойчиво добивается как раз заключения договора с великими державами, иными словами, с Австрией и Пруссией, и это больше не встречает противодействия. Граф Буоль, австрийский премьер-министр, является шурином барона Мейендорфа, русского посланника, и действует в полном согласии с Россией. В тот самый день, когда обе партии коалиции, сонливая и «энергичная», приняли вышеупомянутое решение, в газете «Patrie» было напечатано следующее:
«Новый австрийский интернунции в Константинополе, г-н фон Брук, в качестве первых своих шагов потребовал у Порты уплаты пяти миллионов пиастров возмещения и согласия на передачу портов Клек и Суторина. Это требование было воспринято как поддержка России».
Это не единственная поддержка, оказанная Австрией русским интересам в Константинополе. Следует напомнить, что, когда в 1848 г. государям нужно было стрелять в свой народ, они создавали «недоразумения». Такой прием применяется сейчас по отношению к Турции.
Австрийский консул в Смирне распорядился силой доставить одного венгра {Косту (арестованного по приказу консула Векбеккера). Ред.} из английской кофейни на борт австрийского корабля; в ответ на эту попытку эмигранты убили одного австрийского офицера и ранили другого, после чего г-н фон Брук потребовал у Порты удовлетворения в течение 24 часов[180]. Сообщая об этом, газета «Morning Post» в субботнем номере одновременно приводит слухи о вступлении австрийцев в Боснию. Разумеется, когда представителей коалиционного кабинета запросили вчера на заседании обеих палат относительно достоверности этих слухов, оказалось, что они «еще не получили информации». Один только Рассел отважился высказать предположение, что за этими слухами, вероятно, не кроется ничего другого, кроме факта концентрации австрийцами своих войск в Петервардейне. Так исполняется предсказание г-на Татищева, заявившего в 1828 г., что, когда дело дойдет до окончательного решения, Австрия жадно ухватится за свою долю добычи.
Депеша из Константинополя от 26-го прошлого месяца гласит:
«Ввиду распространившихся слухов о том, что весь русский флот покинул Севастополь и направляется к Босфору, султан запросил французского и английского послов, готов ли объединенный флот пройти через Дарданеллы в случае демонстрации со стороны русских у Босфора? Оба посла ответили утвердительно. Турецкий пароход, имея на борту английских и французских офицеров, только что был послан из Босфора в Черное море для рекогносцировки».
После занятия княжеств русские первым делом запретили опубликование султанского фирмана, подтверждающего привилегии христиан всех вероисповеданий, и закрыли выходившую в Бухаресте немецкую газету, которая осмелилась напечатать статью о восточном вопросе. В то же время они потребовали от турецкого правительства уплаты первого взноса ежегодных платежей, установленных при их предыдущей оккупации Молдавии и Валахии в 1848–1849 годах. За время с 1828 г. русский протекторат обошелся княжествам в 150 миллионов пиастров, не считая огромных убытков, причиненных грабежами и разрушениями. Англия покрывала расходы России в ее войнах против Франции, Франция оплатила войну России против Персии, Персия — ее войну против Турции, Турция и Англия— ее войну против Польши; Венгрия и Дунайские княжества должны теперь покрыть издержки ее войны против Турции.
Самым важным событием дня является новая циркулярная нота графа Нессельроде, помеченная: С.-Петербург, 20 июня 1853 года. В ней объявляется, что русские войска не очистят Дунайских княжеств до тех пор, пока султан не согласится на все требования царя, а английский и французский флоты не покинут турецкие воды. Эта нота звучит как прямое издевательство над Англией и Францией. В ней говорится:
«Позиция, занятая обеими морскими державами, является морской оккупацией, и это дает нам право восстановить равновесие во взаимном положении сторон путем занятия определенной военной позиции».
Обратите внимание на то, что Безикская бухта находится на расстоянии 150 миль от Константинополя. Царь настаивает на своем праве оккупировать турецкую территорию, отрицая в то же время за Англией и Францией право занимать нейтральные воды без его специального разрешения. Восхваляя собственное великодушие и снисходительность, он предоставляет Порте полную свободу в выборе формы отказа от своего суверенитета: она может это сделать «посредством конвенции, сенеда или другого взаимно-обязывающего договора, либо даже путем подписания простой ноты». Он убежден, что «беспристрастная Европа» поймет, что Кайнарджийский договор, предоставивший России право охранять всего одну православную церковь в Стамбуле[181], провозгласил Россию ео ipso {тем самым. Ред.} восточным Римом. Он сожалеет о том, что Запад не понимает безобидного характера религиозного протектората России в зарубежных странах. Свою заботу о сохранении неприкосновенности Турции он доказывает историческими фактами, — той «подлинной умеренностью, с которой он использовал в 1829 г. свою победу при Адрианополе». На самом деле ему тогда помешали проявить неумеренность лишь жалкое состояние его армии и угроза английского адмирала подвергнуть бомбардировке — с разрешения или без разрешения своего правительства — каждый населенный пункт на побережье Черного моря; все то, чего ему тогда удалось добиться, досталось ему только в результате «снисходительности» западных кабинетов и вероломного разгрома турецкого флота при Наварине.
«В 1833 г. он был единственным человеком в Европе, который спас Турцию от неизбежного расчленения».
В 1833 г. царь заключил с Турцией посредством подписания знаменитого Ункяр-Искелесийского договора оборонительный союз, согласно которому чужим флотам было запрещено приближаться к Константинополю[182]. Турция была, следовательно, спасена от расчленения только для того, чтобы целиком достаться России.
«В 1839 г. он вместе с другими державами выступил инициатором ряда предложений, проведение которых общими усилиями избавило султана от угрозы замены его трона новой арабской империей».
Другими словами, в 1839 г. он заставил другие державы взять на себя инициативу в деле уничтожения египетского флота и лишения всякой силы единственного человека {Мухаммеда-Али. Ред.}, который мог бы сделать Турцию чрезвычайно опасной для России и добиться того, чтобы «парадный тюрбан» заменила настоящая голова.
«Основным принципом политики нашего августейшего повелителя всегда являлось стремление как можно дольше сохранить на Востоке status quo».
Это верно. Царь всегда тщательно заботился о том, чтобы разложение турецкого государства совершалось исключительно под опекой России.
Следует признать, что никогда еще Восток не осмеливался бросить в лицо Западу более издевательский документ. Недаром его автор — Нессельроде, имя которого означает одновременно и крапиву и розгу{10}. Поистине, это — документ, свидетельствующий о том, как деградировала Европа под розгой контрреволюции. Революционеры могут только поздравить царя с этим шедевром. Если это — отступление Европы, то оно является не просто отступлением после обычного поражения, а прохождением через furcae Caudinae[183].
В то время как английская королева устраивает сейчас торжественный прием русским княгиням, а просвещенная английская аристократия и буржуазия припадают к стопам варвара-самодержца, один только английский пролетариат протестует против бессилия и деградации правящих классов. 7 июля представители манчестерской школы устроили большой митинг в пользу мира в Од-Феллоу-холл в Галифаксе. Кросли, член парламента от Галифакса, и все другие «великие мужи» манчестерской школы специально приехали на этот митинг из «города» {Лондона. Ред.}. Зал был переполнен, и несколько тысяч человек остались за дверями. Эрнест Джонс (агитация которого в фабричных округах идет с большим успехом, как это можно заключить по большому числу поданных в парламент петиций с требованием Хартии и по нападкам провинциальной буржуазной прессы) был в это время в Дургаме. Чартисты Галифакса, где Джонс дважды выдвигался кандидатом в палату общин и оба раза избирался голосованием путем поднятия рук[184], вызвали его телеграммой, и он прибыл как раз к началу митинга. Господа манчестерцы
