были уже уверены, что проведут свою резолюцию и вернутся назад, обеспечив своему доброму Абердину поддержку промышленных округов, как вдруг поднялся Эрнест Джонс и предложил поправку, в которой народ призывался к войне и в которой объявлялось, что до тех пор пока не установлена свобода, мир является преступлением. Произошла ожесточенная дискуссия, но поправка Джонса была все же принята огромным большинством.
Параграфы билля об Индии проходят один за другим, и прения почти не обнаруживают ничего примечательного, кроме полной несостоятельности так называемых «реформаторов Индии». Вот, например, милорд Джослин, член парламента, сколотивший себе нечто вроде политического капитала периодическими разоблачениями имеющихся в Индии зол и скверного управления ею со стороны Ост-Индской компании; Как вы думаете, к чему сводилась его поправка? К продлению хартии Ост-Индской компании на 10 лет. К счастью, его выступление окончилось только конфузом для него самого. Вот другой профессиональный «реформатор», г-н Джозеф Юм, который за свою долгую парламентскую жизнь сумел превратить даже оппозицию в особый способ поддерживать министерство. Он предложил не сокращать числа директоров Ост-Индской компании с 24 до 18. Единственная разумная, сейчас уже принятая поправка была внесена г-ном Брайтом: он предложил отменить для директоров, назначаемых правительством, требование быть владельцами определенного количества акций Ост-Индской компании — требование, обязательное для директоров, избираемых Советом акционеров. Просмотрите брошюры, выпущенные Ассоциацией в пользу реформ в Ост-Индии[185], и у вас будет такое чувство, как если бы вы прослушали длинный обвинительный акт против Бонапарта, составленный сообща легитимистами, орлеанистами, синими и красными республиканцами и даже самими разочаровавшимися бонапартистами. Единственная заслуга этих брошюр заключалась до сих пор лишь в том, что они вообще привлекли внимание публики к индийским делам, а большего от них и ожидать нельзя при теперешнем эклектическом характере высказываемых в них оппозиционных взглядов. Так, подвергая критике дела английской аристократии в Индии, они в то же время выражают протест против уничтожения индийской аристократии, то есть индийских князей.
После того как английские захватчики однажды появились в Индии и твердо решили не выпускать ее из своих рук, им не оставалось ничего другого, как уничтожить власть местных князей силой или при помощи интриг. Оказавшись по отношению к ним в таком же положении, в каком древние римляне находились по отношению к своим союзникам, они пошли по стопам римских политиков. «Это была, — говорит один английский автор, — система откармливания союзников, как мы откармливаем быков, прежде чем их съесть». Заманив в свои сети союзников по методу Древнего Рима, Ост-Индская компания расправлялась с ними уже по-современному, как это делают на Чейндж-алли[186]. Для выполнения обязательств, взятых ими на себя перед Ост-Индской компанией, местные князья должны были занимать у англичан огромные суммы под ростовщические проценты. Когда их затруднения достигали высшей точки, кредитор становился неумолимым, «винт закручивался», и князьям оставалось либо уступать путем «полюбовной сделки» свои территории Компании, либо начинать войну. В первом случае они становились пенсионерами своих узурпаторов, во втором — лишались престола как изменники. В настоящий момент местные государства занимают площадь в 699961 квадратную милю с населением в 52941263 человека, но теперь это уже не союзники, а вассалы английского правительства, прикованные к нему разнообразными условиями подчинения, системой субсидиарных договоров и протектората в различных формах. Общая черта этих условий — отказ местных государств от права на самооборону, на самостоятельные дипломатические сношения и на разрешение возникающих между ними споров без вмешательства генерал-губернатора. Все они должны платить дань либо наличными деньгами, либо в виде содержания вооруженных отрядов под командой английских офицеров. Вопрос об окончательном поглощении или аннексии этих местных государств служит сейчас предметом ожесточенных споров между сторонниками реформ, объявляющими такую аннексию преступлением, и дельцами, оправдывающими ее соображениями необходимости.
На мой взгляд, самый вопрос поставлен совершенно неправильно. Что касается местных государств, то они фактически перестали существовать с того момента, как они оказались связанными субсидиарными договорами с Компанией, или попали под ее протекторат. Если вы разделите доход страны между двумя правительствами, вы неизбежно нанесете ущерб ресурсам одного из них и административной системе обоих. При нынешней системе местные государства изнемогают под двойным бременем своей собственной администрации и налагаемых на них Компанией податей, а также сборов на чрезвычайные военные нужды. Условия, на которых им дозволяется сохранять видимость независимости, являются вместе с тем условиями их неуклонного упадка и полной невозможности какого-либо улучшения дел. Органическое бессилие — основной закон их существования как и вообще всякого организма, существующего лишь постольку, поскольку его терпят. Речь идет, следовательно, о сохранении не местных государств, а местных князей и их дворов. И не странно ли, что именно люди, громко осуждающие «варварскую пышность английской короны и аристократии», ныне проливают слезы по поводу разорения индийских навабов, раджей и джагирдаров[187], которые в своем огромном большинстве не могут даже похвалиться древностью рода, ибо это узурпаторы совсем недавнего происхождения, возведенные в свой сан английскими интригами! Во всем мире нет деспотизма более смешного, нелепого и ребяческого, чем деспотизм этих Шахземанов и Шахрияров из «Тысячи и одной ночи». Герцог Веллингтон, сэр Джон Малколм, сэр Генри Рассел, лорд Элленборо, генерал Бригс и другие авторитетные лица высказались в пользу сохранения status quo. Но на чем основывалось их суждение? На том, что индийские войска, находящиеся под командованием англичан, следует втравливать в мелкие войны с их собственными соотечественниками, дабы помешать им повернуть оружие против своих европейских господ; на том, что существование независимых государств дает от случая к случаю занятие английским войскам; на том, что наследственные князья — самые раболепные орудия английского деспотизма, — что они служат препятствием для возвышения смелых военных искателей приключений, которыми Индия всегда была и всегда будет так богата; на том, что независимые территории являются прибежищем для всех недовольных и предприимчивых элементов из индийского населения. Оставляя в стороне все эти соображения, суть которых, при всем их многословии, сводится к тому, что местные князья являются опорой нынешней гнусной системы английского господства и величайшей помехой прогрессу Индии, я перейду к Томасу Манро и лорду Элфинстону, которые являются, по крайней мере, людьми недюжинного ума и действительно проникнуты сочувствием к индийскому народу. Они считают, что без местной аристократии ни один класс общества не будет достаточно жизнедеятелен и что низложение этой аристократии не возвысит, а наоборот принизит весь народ в целом. Их можно было бы считать правыми, принимая во внимание, что в областях непосредственного господства англичан коренные жители систематически не допускаются ни к каким высшим должностям, военным и гражданским. Там, где люди лишены возможности достичь высокого положения собственными усилиями, должна существовать категория людей, высокопоставленных от рождения, чтобы у завоеванного народа сохранилась хотя бы некоторая доля собственного величия. Однако это отстранение коренных жителей от высших должностей на английской территории стало возможным только вследствие сохранения наследственных князей на так называемых независимых территориях. А одну из этих двух уступок нужно было сделать индийской армии, на военную мощь которой опирается все английское владычество в Индии. Мы можем, думается мне, поверить г-ну Кэмпбеллу, что местная индийская аристократия менее всего способна к занятию высших должностей, что для удовлетворения новых потребностей необходимо создать новый класс и что «ввиду сообразительности и восприимчивости к знаниям, которыми отличаются низшие классы, в Индии это сделать легче, чем в любой другой стране»[188].
Сами местные князья почти сошли со сцены вследствие вымирания их династий. Но с текущего столетия английское правительство стало разрешать им назначать себе наследников путем усыновления или стало замещать их вакантные места марионетками из числа креатур англичан. Известный генерал-губернатор лорд Далхузи первый открыто стал протестовать против этой системы. Если бы естественный ход вещей не одерживался искусственными мерами, для устранения местных князей не надо было бы прибегать ни к войнам, ни к расходам.
Что касается князей, состоящих на пенсии, то те 2468969 ф. ст., которые английское правительство ассигновало на их содержание из индийских доходов, являются крайне тяжелым бременем для народа, вся пища которого состоит из риса и который лишен предметов первой необходимости. Если эти князья годны на что-нибудь, то только на то, чтобы выставлять напоказ монархическую власть в совершенно разложившемся и в самом комическом виде.
Возьмите, например, Великого Могола {Бахадур-шаха II. Ред.}, потомка Тимура-Тамерлана[189]. Ему назначено содержание в 120000 ф. ст. в год. Его власть не простирается дальше стен его дворца, внутри которого впавшие в идиотизм отпрыски царского рода, предоставленные самим себе, размножаются как кролики. Даже полиция в Дели изъята англичанами из-под его контроля. Сидит он на своем троне, сморщенный желтый старичок, в расшитом золотом театральном наряде, напоминающем костюм индостанских танцовщиц. В торжественные для государства дни эта позолоченная кукла выходит порадовать сердца своих верноподданных. Чтобы попасть к нему на прием, иностранцы должны вносить плату в виде нескольких гиней, как за вход на публичное представление какого-нибудь saltimbanque {скомороха. Ред.}, а он, в свою очередь, преподносит гостям тюрбаны, алмазы и т. п. При ближайшем рассмотрении эти королевские алмазы оказываются обыкновенными размалеванными стекляшками, весьма топорно подделанными под драгоценные камни и так скверно обработанными, что они рассыпаются в руках, как имбирный пряник.
Английские ростовщики вкупе с английской аристократией понимают толк в искусстве развенчания монархии, сведенной ими к конституционному ничтожеству в своей стране и к пустому этикету в чужих странах. И вот теперь радикалы возмущаются при виде этого зрелища!
К. МАРКС
ВОЙНА В БИРМЕ. — РУССКИЙ ВОПРОС. — ЛЮБОПЫТНАЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ПЕРЕПИСКА[190]
Лондон, пятница, 15 июля 1853 г.
С последней сухопутной почтой из Индии получено известие, что бирманские уполномоченные отклонили договор, предложенный генералом Годвином. Генерал предоставил им дополнительно 24 часа на размышление, по бирманцы через 10 часов уехали. Третье издание нескончаемой бирманской войны, кажется, становится неизбежным[191].
Из всех военных экспедиций, предпринятых Англией на Востоке, ни одна еще не была настолько беспочвенной, как экспедиция против Бирмы. В отличие от северо-западной границы, никакой возможной опасности вторжения в Индию со стороны Бирмы не существует, поскольку Бенгалия отделена от Бирмы горной цепью, непроходимой для войск. Чтобы вести войну с Бирмой, правители Индии вынуждены добираться до нее морем. Предположение о возможности нападения бирманцев с моря так же смехотворно, как и нелепая мысль о способности предназначенных для прибрежного плавания бирманских джонок противостоять военным пароходам Ост-Индской компании. Не подтверждается никакими фактами и то, что янки обнаруживают сильные стремления к аннексии Пегу. Таким
