питания и высокая заработная плата». Но едва были отменены хлебные законы и осуществлена свобода торговли в том смысле, как ее понимают манчестерцы, — их боевой клич стал иным: «низкая заработная плата и дорогие продукты питания». С принятием правительством манчестерской торговой системы промышленные магнаты взяли на свои плечи задачу, разрешение которой невозможно при режиме их господства, — задачу обеспечения непрекращающегося промышленного оживления и торгового процветания. Этим она отрезала себе всякий путь к отступлению на случай бедствия. Теперь уже нельзя было, как в 1831 г., морочить массы парламентской реформой; влияние на законодательство, завоеванное для буржуазии движением за эту реформу, было целиком использовано ею против рабочего класса; тем временем последний создал свое собственное политическое движение — чартизм. Теперь уже нельзя возлагать на аристократов-протекционистов ответственность за все аномалии промышленной системы и за те грозные конфликты, которые сама эта система порождает в своих недрах, ибо уже прошло почти восемь лет как существует свобода торговли, введенная при необычайно благоприятных обстоятельствах, при наличии Калифорнии и Австралии — этих двух золотоносных миров, как бы экспромтом созданных силой вдохновения современного демиурга. Так постепенно, шаг за шагом, промышленная буржуазия своими собственными руками разрушала все заботливо выращенные иллюзии, которые она могла бы использовать в час опасности, для того чтобы отвлечь возмущенный рабочий класс от его подлинного врага и направить его возмущение против врага самих промышленных магнатов — против земельной аристократии. В 1853 г. было покончено с лицемерным обманом, к которому прибегали хозяева, и с наивными иллюзиями, которые питали рабочие. Война между обоими этими классами приобрела острые формы, стала открытой, официально признанной и для всех очевидной. «Дело идет, — восклицают хозяева в одном из своих последних манифестов, — уже не о заработной плате, а о том, кто должен господствовать». Манчестерские либералы наконец сбросили с себя львиную шкуру. Они добиваются лишь одного — господства для капитала и рабства для труда.

Локауты против стачек — вот великая тяжба, происходящая сейчас в промышленных округах, и приговор по этому делу, вероятно, будет вынесен штыками. Целая промышленная армия, более чем 70000 рабочих, расформирована и выброшена на улицу. К закрытым в Престоне и Уигане фабрикам прибавились фабрики Бейкепского округа, в который входят такие районы, как Бейкеп, Ньючерч, Ротенсталл, Шарнфорд и Станфорд. В Бёрнли фабрики прекратили работу в прошлую пятницу, в Падихеме — в субботу; в Акрингтоне хозяева замышляют объявить локаут; в Бери, где не работает уже 1000 человек, хозяева сделали предупреждение своим рабочим о том, что они «объявят локаут, в случае если не будут прекращены сборы в пользу бастующих в этом городе, а также в Престоне»; в Киндли после полудня в субботу были закрыты три крупных фабрики и таким образом еще более тысячи человек осталось без работы.

В то время как в Эдинбурге лицемерная, прикрывающаяся фразами злобная клика манчестерских обманщиков твердила о мире с царем[346], в Манчестере она вела войну против своих собственных соотечественников. Проповедуя арбитраж между Россией и Европой, она высокомерно отклоняла все предложения об арбитраже, исходившие от ее собственных сограждан. Рабочие Престона на одном митинге под открытым небом приняли резолюцию о том, «что делегаты фабричных рабочих рекомендуют мэру созвать открытое собрание фабрикантов и рабочих для мирного разрешения существующего спора». Но хозяева не желают арбитража. Они добиваются лишь диктата. В тот самый момент, когда разгорается европейская война, эти прорусские пропагандисты кричат о сокращении армии и в то же время увеличивают армию для гражданской войны — полицейские силы в Ланкашире и Йоркшире. Обращаясь к рабочим, мы можем только присоединиться к словам «People’s Paper»:

«Если они закроют все фабрики в Ланкашире, посылайте делегатов в Йоркшир, ищите поддержки у доблестных рабочих Уэст-Райдинга. Если закроются фабрики и в Уэст-Райдинге, обращайтесь к Ноттингему и Дерби, Бирмингему и Лестеру, Бристолю и Нориджу, Глазго и Киддерминстеру, Эдинбургу и Ипсвичу! Все громче и громче, все шире и шире пусть раздается ваш призыв! Объединяйте ваш класс в каждом городе, в каждой отрасли труда? Если предприниматели намерены выставить против вас все силы своего сословия, призовите в боевые ряды против них весь вага класс. Если они хотят великой классовой борьбы, пусть получат ее, посмотрим, каков будет исход этой грандиозной схватки»[347].

В то время как, с одной стороны, идет борьба между хозяевами и рабочими, с другой стороны, идет борьба торговли с переполнением рынка товарами, а также борьба человеческого трудолюбия с бедствиями, вызываемыми самой природой.

В самый начальный период китайской революции я обратил внимание ваших читателей на разрушительное влияние, которое она, вероятно, окажет на социальное положение Великобритании.

«Восстание в Китае», — сообщает ныне «Examiner», — «безудержно распространяется в чайных районах; в результате — цены на чаи повышаются на лондонском рынке, а цены на миткаль падают на шанхайском».

В бюллетене ливерпульской фирмы гг. Башби и К° мы читаем:

«В Шанхае к открытию чайного рынка цены были на 40–50 процентов выше, чем в прошлом сезоне. Запасы были незначительны, а новые партии чая прибывают медленно».

По последним сведениям из Кантона,

«повстанческое движение постепенно распространяется по всей стране, угрожая совершенно разорить торговлю; промышленные изделия, почти без исключения, упали в цене; в некоторых случаях падение цен весьма значительно. Запасы велики и быстро растут, и мы опасаемся, что перспективы на улучшение весьма шатки. В Амое торговля импортными товарами, если не считать нескольких ящиков опиума, в настоящее время видимо прекратилась».

О положении на шанхайских рынках пишут следующее:

«Как черный чай, так и шелк-сырец свободно предлагались для продажи, но владельцы выдвигали такие условия, которые сильно ограничивали операции; не проявлялось никакого желания брать в обмен промышленные товары, и сделки заключались главным образом с помощью опиума — шедшего по очень низким ценам — и серебряных слитков, привезенных из Кантона. Оттуда вывезено огромное количество ценностей, но запасы их быстро приходят к концу, и нам приходится искать в других местах серебряные слитки и монеты, без которых мы скоро не сможем закупать продукцию, если только в торговле импортными товарами не наступит значительное улучшение. Операции в этой области весьма ограничены и сводятся главным образом к продаже бракованных товаров с аукциона».

В торговом бюллетене манчестерской фирмы гг. Гибсон и К° от 21 октября отмечается, что главнейшая причина нынешней депрессии состоит в том, что

«не только в настоящее время прибывают плохие известия с нашего великого китайского рынка, но и существует перспектива дальнейшего получения подобных известий в силу недоверия к денежным сделкам, что неизбежно будет в течение длительного времени являться следствием всеобщих и коренных перемен, которые, по-видимому, будут произведены в управлении и учреждениях этой огромной империи».

Что касается австралийских рынков, то «Melbourne Commercial Circular» сообщает:

«Если товары, закупленные всего около месяца тому назад и тогда же доставленные по назначению, были проданы с прибылью, составившей не менее 100–150 процентов, то в настоящее время выручки не хватило бы для покрытия расходов».

Полученные на прошлой неделе частные письма из Порт-Филиппа также доставили крайне неблагоприятные сведения о положении на рынках. Поток товаров продолжает идти со всех концов мира, но цены, по которым их можно было бы продать, настолько низки, что во избежание немедленных убытков значительное число судов приобретается для использования вместо складов.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что торговые бюллетени продолжают отмечать застой и падение цен на рынках промышленных округов. Так, в бюллетене манчестерской фирмы гг. Фрейзер, сын и К° от 21 октября мы читаем:

«Размеры операций как во внутренней, так и во внешней торговле были крайне ограничены, и цены повсеместно в большей или меньшей степени упали. Можно констатировать, что продолжали понижаться в цене: набивной ситец размером 7 на 8 и мадеполам на 11/2 — 3 пенса за кусок; материал для рубашек длиной в 50–66 ридов {Рид — около 3 метров. Ред.} и шириной в 34–36 дюймов на 41/2—6 пенсов за кусок; 36—72-ридовый материал для рубашек на 3 пенса за кусок; 39-дюймовый материал для рубашек низкого сорта весом от 51/4 до 6 фунтов приблизительно на 41/2 пенса за кусок; материал для рубашек шириной в 39 дюймов и длиной в 60–64 рида на 3 пенса за кусок; 45—54-дюймовый материал для рубашек на 41/2—71/2 пенсов за кусок; жаконет низкого сорта номера 5–8 на 11/2 пенса, а клетчатый жаконет номера 14–16 на 3 пенса за кусок; ткани «Т» на 11/2 пенса, длинные ткани на 3 пенса за кусок, а домотканный материал разных сортов приблизительно на 1—16 пенсов за ярд. Из пряжи упали в цене муаровые нитки, главным образом низких и средних сортов: они стоят, по-видимому, ниже на 1/4 — 1/2 пенни по сравнению с расценками прошлого месяца. Из тонкой пряжи особенно пострадал номер 40, который продавался со скидкой в целый пенни на фунт по сравнению с наивысшей ценой текущего года. Другие виды пряжи стоимостью от 20 шилл. и дороже, до 60 шилл., также испытали падение цен».

Относительно положения на продовольственном рынке лондонская газета «Weekly Dispatch»[348] сообщает:

«Что касается пшеницы, то, по мнению фермеров, приступающих к молотьбе и подсчету своей продукции, урожай будет еще меньшим, чем они предполагали. Они даже называют его половинным урожаем».

К тому же вот уж около двух недель стоит весьма неблагоприятная для сева пшеницы и уже сделанных посевов ненастная погода, внушающая серьезные опасения насчет урожая 1854 года.

Из Оксфордшира сообщают следующее:

«Что касается урожая пшеницы, то в целом он на редкость скудный; фермы, обычно производящие от 40 до 44 бушелей с акра, в этом году дали лишь 15–20 бушелей, а некоторые хорошо возделанные пшеничные и бобовые поля дают всего лишь 8—10 бушелей с акра. Урожай картофеля, сильно пострадавшего от картофельной болезни, незначителен».

Из Йоркшира сообщают:

«Из-за дождей совершенно прекращены всякие полевые работы, а остатки нынешнего урожая — к сожалению, это относится ко всем бобовым, большей части яровой пшеницы и отчасти к овсу, — ввиду того, что их не уберегли от действия дурной погоды, настолько отсырели, что не приходится надеяться даже на то, чтобы их можно было обмолотить после сухих весенних ветров. К тому же зерно сильно проросло, и