то на монетном дворе в 1861 г. было отчеканено монеты на 8 673 232

ф. ст. против 3 378 102 ф. ст. в 1860 году. Иными словами, в 1861 г. было отчеканено на 5 295

130 ф. ст. больше, чем в 1860 году. Правда, банкнот в 1861 г. было в обращении на 1 319 000

ф. ст. меньше, чем в 1860 году. Вычтем эту сумму, и все-таки для 1861 г. обращающихся денег

окажется больше по сравнению с годом процветания, 1860, на 3 976 130, или около 4 млн.

фунтов стерлингов; а золотой запас Английского банка за это время сократился, правда, не в

той же самой пропорции, но близкой к ней.

Сравним 1862 с 1842 годом. Кроме того, что колоссально увеличились стоимость и

количество находящихся в обращении товаров, один только капитал, регулярно

9

уплачивавшийся за акции, облигации и т. п., за ценные железнодорожные бумаги, доходил в

1802 г. в Англии и Уэльсе до 320 млн. ф. ст., суммы, которая в 1842 г. показалась бы

баснословной. И все же общее количество денег, находившихся в обращении в 1862 и 1842 гг.,

было приблизительно одно и то же. И вообще наблюдается тенденция к прогрессивному

уменьшению денег, находящихся в обращении, несмотря на огромный рост не только пищей

стоимости товаров, но и размеров всех денежных сделок. C точки зрения нашего друга

Уэстона это — неразрешимая загадка.

Если бы он вник в дело несколько глубже, то нашел бы, что стоимость и масса находящихся в

обращении товаров и сумма заключенных денежных сделок вообще ежедневно меняются —

даже если совершенно оставить в стороне заработную плату и допустить, что она неизменна;

что ежедневно меняется количество выпущенных банкнот; что ежедневно меняется сумма

платежей, реализуемых без помощи денег, посредством векселей, чеков, жиро-кредита,

расчетных палат; что, поскольку требуются действительные металлические деньги, ежедневно

изменяется соотношение между количеством обращающихся монет, с одной стороны, монет и

слитков, находящихся в запасе или покоящихся в подвалах банка, — с другой; что ежедневно

меняется количество золота, поглощаемое национальным обращением, и количество его,

отсылаемое за границу для международного обращения; он понял бы, что его догма о якобы

неизменной сумме денег представляет собой чудовищное заблуждение, несовместимое с

нашей повседневной жизнью. Вместо того чтобы превращать свое непонимание законов

денежного обращения в аргумент против повышения заработной платы, гражданину Уэстону

следовало бы изучить законы, позволяющие денежному обращению приспособляться к столь

непрерывно изменяющимся условиям.

4. ПРЕДЛОЖЕНИЕ И СПРОС

Наш друг Уэстон придерживается латинской поговорки: «repetitio est mater studiorum», что

значит: повторение — мать учения, и потому он еще раз в новой форме повторил свою

первоначальную догму, утверждая, что вызываемое повышением заработной платы

уменьшение денег должно повлечь за собой уменьшение капитала и так далее. Так как мы уже

говорили о его фантазии насчет денег, то я считаю совершенно излишним подробно разбирать

те воображаемые последствия, которые, по его мнению, вытекают из выдуманных им

потрясений денежного обращения. Я лучше прямо попытаюсь свести его догму, — которая

остается все той же, хотя он и повторяет ее в столь разных видах, к ее простейшему

теоретическому выражению.

Его некритический подход к трактовке своей темы станет очевидным из одного единственного

замечания. Он возражает против повышения заработной платы или против высокой

заработной платы, как результата ее повышения. А я спрашиваю его: что же такое высокая и

что такое низкая заработная плата? Почему, например, 5 шилл. в неделю составляют низкую,

а 20 шилл. в неделю высокую заработную плату? Коли 5 — низкая заработная плата по

сравнению с 20, то 20 — еще ниже по сравнению с 200. Если кто-нибудь, читая лекцию о

термометре, начнет разглагольствовать о высокой и низкой температуре, то этим он никому

никаких знаний не сообщит. Он прежде всего должен сказать, как определяется точка

замерзания и точка кипения, и сообщить, что эти отправные точки устанавливаются

естественными законами, а не прихотью тех, кто продает термометры или изготовляет их.

Гражданин же Уэстон, говоря о заработной плате и прибыли, не только не сумел вывести из

экономических законов такие отправные точки, но даже не почувствовал необходимости искать

их. Он удовольствовался тем, что принял ходячие обывательские выражения низкого и

высокого, как нечто имеющее точно определенный смысл, хотя совершенно очевидно, что

заработную плату можно назвать высокой или низкой лишь по сравнению с некоторым

масштабом, с помощью которого измеряется ее величина.

Он не сможет мне сказать, почему за определенное количество труда дается определенная

сумма денег. Если он мне ответит — это определяется законом предложения и спроса, то я

тотчас же его спрошу — а каким же законом регулируются сами предложение и спрос? — и

подобный ответ сразу же поставит его в тупик. Соотношение между предложением труда и

10

спросом на него подвергается постоянным изменениям, а вместе с этими изменениями

меняются и рыночные цены труда. Если спрос превышает предложение, заработная плата

повышается; если предложение превышает спрос, заработная плата падает, хотя при

подобных обстоятельствах может оказаться необходимым прощупать действительное

состояние спроса и предложения, например, путем стачки или каким-либо другим способом. Но

если законом, регулирующим заработную плату, вы признаете предложение и спрос, то с

вашей стороны будет ребячеством и бесполезным делом ратовать против повышения

заработной платы, потому что, согласно тому высшему закону, на который вы ссылаетесь,

периодическое повышение заработной платы столь же необходимо и законно, как и

периодическое ее падение. Если же вы не признаете предложение и спрос законом,

регулирующим заработную плату, то я еще раз повторю свой вопрос: почему за определенное

количество труда дается определенная сумма денег?

Но посмотрим на дело с более широкой точки зрения: если мы вообразите, будто

предложением и спросом в конечном счете определяется стоимость труда или какого-либо

другого товара, вы весьма ошибетесь. Предложение и спрос регулируют только временные

колебания рыночных цен. Они могут объяснить, почему рыночная цена товара поднимается

выше его стоимости или падает ниже его стоимости, но они никак не могут объяснить самое

эту стоимость. Предположим, что предложение и спрос взаимно уравновешиваются или, как

говорят экономисты, взаимно покрываются. Ведь в тот самый момент, когда эти

противоположные силы становятся равными, они взаимно парализуют друг друга и перестают

действовать в том или другом направлении. В тот момент, когда между предложением и

спросом устанавливается равновесие и потому они перестают действовать, рыночная цена

товара совпадает с его действительной стоимостью, с нормальной ценой, вокруг которой

колеблются его рыночные цены. Поэтому при исследовании природы этой стоимости нам нет

никакого дела до временных воздействий предложения и спроса на рыночные цены. Это

относится как к заработной плате, так и к ценам всех других товаров.

5. ЗАРАБОТНАЯ ПЛАТА И ЦЕНЫ

Все доводы нашего друга, если привести их к простейшему теоретическому выражению,

сводятся к следующей единственной догме: «Цены товаров определяются или регулируются

заработной платой».

Для опровержения этого устаревшего и уже опровергнутого заблуждения я мог бы сослаться

на практический опыт. Я мог бы указать вам на то, что продукция, являющаяся делом рук

английских фабричных рабочих, горняков, судостроительных рабочих и т. д., труд которых

оплачивается относительно высоко, продается дешевле соответствующей продукции других

наций, тогда как, например, продукты труда английских сельскохозяйственных рабочих, труд

которых оплачивается относительно низко, дороже, чем эти же продукты почти у всех других

наций. Я мог бы показать путем сравнения различных изделий одной и той же страны или

товаров разных стран, что за некоторыми, скорее кажущимися, чем действительными,

исключениями, в среднем высокооплачиваемый труд производит дешевые товары, а

низкооплачиваемый дорогие. Это, конечно, отнюдь не доказывает, что высокая цена труда в

одном случае и низкая его цена и другом являются каждый раз причинами этих диаметрально

противоположных результатов, но это во всяком случае доказывает, что цены товаров не

определяются ценами труда. Однако нам совершенно нет надобности прибегать к этому

эмпирическому методу.

Но, быть может, кто-нибудь станет отрицать, что гражданин Уэстон выдвинул догму: «Цены

товаров определяются или регулируются заработной платой». Действительно, он ни разу

не давал такой формулировки. Даже напротив, он говорил, что прибыль и рента тоже образуют

составные части товарных цен, так как из цены товаров приходится выплачивать не только

заработную плату рабочих, но и прибыль капиталистов и ренту земельных собственников. Но

из чего, по его мнению, складываются цены? Прежде всего из заработной платы. Затем

прибавляется процентная надбавка в пользу капиталиста и другая процентная надбавка в

пользу земельного собственника. Предположим, что плата за труд, который применяется при

11

производстве товара, составляет 10. Если норма прибыли составляет 100% к выплаченной

заработной плате, то капиталист надбавит 10, и если норма ренты также составляет 100% к

заработной плате, то будет сделана еще одна надбавка в 10 и вся цена товара будет равна 30.

Но подобное определение цены означает просто, что цена определяется заработной платой.

Если в упомянутом случае заработная плата повысилась бы до 20, то цена товара повысилась

бы до 60 и так далее. В соответствии с этим, все старые авторы по вопросам политической

экономии, выдвигавшие догму, будто цены регулируются заработной платой, пытались

доказать это тем, что рассматривали прибыль и ренту лишь как процентные надбавки к

заработной плате. Никто из них, разумеется, не был в состоянии свести границы этих

процентных накидок к какому-либо экономическому закону. Напротив, они, по-видимому,

полагали, что прибыль устанавливается традицией, обычаем, волей капиталиста или каким-

нибудь другим столь же произвольным и необъяснимым способом. Утверждая, что прибыль

определяется конкуренцией между капиталистами, они тем самым ничего не говорят. Правда,

эта конкуренция несомненно выравнивает различные нормы прибыли различных отраслей

производства, то есть сводит их к одному среднему уровню, но она никак не может определять

самого этого уровня или общей нормы прибыли.

Что мы подразумеваем, когда говорим, что цены товаров определяются заработной платой?

Так как заработная плата есть название для цены труда, то мы подразумеваем, что цены

товаров регулируются ценой труда. Так как «цена» есть меновая стоимость, — а говоря о

стоимости, я всегда имею в виду меновую стоимость, — меновая стоимость, выраженная в

деньгах, то это положение сводится к тому, что «стоимость товаров определяется

стоимостью труда» или «стоимость труда есть общая мера стоимости».

Но как в таком случае определяется сама «стоимость труда»? Тут мы заходим в туник.

Разумеется, мы попадем в тупик, если попытаемся рассуждать логически. Между тем,

защитники этой доктрины не очень-то заботятся о логике. Возьмите, например, нашего друга

Уэстона. Сперва он нам сказал, что цены товаров определяются заработной платой и что,

следовательно, когда повышается заработная плата, должны повышаться и цены. Затем он

стал доказывать нам, что, наоборот, повышение заработной платы не принесет никакой

пользы, так как повысятся цены товаров и так как заработная плата на дело измеряется

ценами тех товаров, на которые она расходуется. Итак, мы начинаем с заявления, что

стоимость товаров определяется стоимостью труда, а кончаем заявлением, что стоимость

труда определяется стоимостью товаров. Таким образом, мы поистине вращаемся в порочном

кругу и не приходим ни к какому выводу.

В целом очевидно, что если мы делаем всеобщей мерой и регулятором стоимости стоимость

одного товара, например труда, хлеба или какого-нибудь другого товара, то мы лишь

отодвигаем затруднение, так как определяем одну стоимость другой стоимостью, которая в

свою очередь нуждается в определении.

Догма, согласно которой «цены товаров определяются заработной платой», в своем

наиболее абстрактном выражении сводится